Библиотекарь
«Библиотекарь» – это странная книга о чтении. Многие из читателей подсознательно ощущают сакральную природу своей практики, но говорят об этом редко. Может быть, именно по тем причинам, о которых когда-то писал Витгенштейн: о тайном, невыразимом лучше всего молчать. Но у современных писателей, как известно, ничего святого, Витгенштейн им не указ. Вот и Михаила Елизарова поиски тайны привели к эксплицитным описаниям чтения как священнодействия. Покровы сорваны и погружены в жестокий гротеск.
Проза Елизарова мучительно вязкая. Вызывает невольные аналогии с отечественными потугами снимать «интеллектуальное кино» в духе «Догмы». Но, видимо, ничего «вкуснее» (омерзительный, по-моему, эпитет в отношении литературы, но именно в нашем контексте он смотрится весьма адекватно), так вот, ничего «вкуснее» «Библиотекаря» в России написать сегодня нельзя. Поэтому Елизаров и получил «Букера». И теперь его все обсуждают.
Но обо всем по порядку. Итак, сюжет романа Михаила Елизарова строится вокруг истории книг забытого советского писателя Громова. Каждая из них обладает мистической возможностью воздействовать на своих читателей. Одна дает радость и ощущение эйфории, другая успокаивает («действие сродни морфию»), третья придает сознанию ясность и ощущение осмысленности всего происходящего, четвертая дает физическую силу и так далее. Вокруг книг создается сообщества «библиотекарей». «Библиотекари» устраивают массовые побоища на манер поклонников Толкиена, только с натуральными человеческими жертвами. Цель – получить книги Громова и, конечно, власть. Батальные сцены занимают изрядную часть повествования.
В чтении важно не только содержание, но и форма. Копии книг Громова, изданные ли подпольно, переписанные ли от руки или размноженные на ксероксе, чудесным действием не обладают. На фоне всего этого великолепия действует «лирический герой», от лица которого ведется повествование. Зачем и кому нужна такая литература – не ясно. Но политический жест, связанный с вручением Елизарову премии «Русский Букер» заставляет нас над этим задумываться. Говорят, например, что «Библиотекарь» – это рефлексия тридцатипятилетних. То есть поколения, чье отрочество пришлось на эпоху пионерских линеек, и чья зрелось прорастала сквозь совершенно иной мир. Говорят так, но я никакой рефлексии у Елизарова не вижу. Вполне вероятно, что это результат метафизической глухоты.
За всем письмом Елизарова стоит одна сверх-метафора или, если угодно, сверх-претензия. Слово имеет значение. Литература способна менять жизнь людей. Писатель – демиург. Если в реальности это давно не так, значит в ход идет фантастика. Лучше такая фантастика, где много крови. Хотя бы в таком тексте то, чем многие десятилетия бредила русская литература («поэт в России больше чем поэт»), обретает свою плоть. Книги объединяют людей, преображают их жизни, наполняют души смыслом. Слишком очевидное послание, но искать глубину там, где ее, возможно, и нет, – занятие не самое увлекательное.
