День России

В росте положительных оценок суверенитета России надо иметь в виду интересный филологический момент. Дело в том, что 20 лет назад суверенитет появился в широком лексиконе как следствие парада этих суверенитетов, когда одна республика за другой провозглашала свой суверенитет. И всё это выглядело очень весело, пока через год-полтора не начался распад Союза, радикальные экономические реформы, крах экономической модели государства всеобщего благосостояния. Плюс тут же повернулся на минус. Слово «суверенитет» стало негативным словом – таким же негативным, как «реформы». Поэтому опросы, скажем, десятилетней давности показывали, что люди к суверенитету относятся негативно, и считают, что суверенитет России ничего хорошего нашей стране не дал.

После этого прошли следующие 10 лет, и негативный контекст стал уходить в прошлое – это уже дела давно минувших дней. Молодое поколение вообще об этом даже не слышало, и не было свидетелями этого. А старшее поколение как-то стало привыкать. Кроме того, слово «суверенитет» получило новое значение. В рамках концепции суверенной демократии, которая несколько лет назад стала активно продвигаться, слово «суверенитет» было реабилитировано, и оно оказалось очень точным определением, чего нам не хватает, и что мы должны развивать.

То есть суверенность получила новый смысл – не способ отгородиться, скажем, от Украины, Белоруссии или Казахстана, как это было 20 лет назад, а способ объяснить себе, что мы можем и должны принимать самостоятельные решения, вести самостоятельную политику, даже если это не нравится кому-то за нашими ближними или дальними границами. То есть фактически это вопрос независимости страны, её самостоятельности, её весе в мире, её способности проводить политику, которая устраивает прежде всего её саму. В этом контексте «суверенитет» оказался очень удачным словом. Поэтому когда мы сегодня спрашиваем, пошёл суверенитет на пользу или нет, люди говорят: «Да, пошёл на пользу, потому что мы не хотим плясать под чужую дудку, мы хотим работать на себя».

Что касается того, есть ли нам чем гордиться сегодня, то до последних пары лет с этим было совсем плохо. Трудно гордиться тем, что наши миллиардеры входят в топ10 мировой финансовой элиты, хотя это, безусловно, яркая новость. За последние пару лет как-то прибавилось поводов гордиться. Выиграли проведение Олимпиады и надеемся её провести. Череда спортивных побед, в том числе в таком национальном спорте, как футбол. И другие виды – хоккей, баскетбол. Стали побеждать на культурном фронте. Конечно, это поп-культура, а не высокая культура, но поп-культура как раз на большинство людей и рассчитана, а не на элиту. Я говорю прежде всего о прошлогоднем и нынешнем «Евровидении».

Немаловажный момент – война на Кавказе. Конечно, войной гордиться - грех. Но в данном случае для России она оказалась очень важной, потому что впервые за долгое время война оказалась не просто победоносной, но ещё и справедливой. Здесь мы не воевали с мирным населением, не боролись с сепаратизмом, здесь мы защищали слабых, в основном мирных жителей, от вооружённого нападения сильного противника. Это удалось, и люди почувствовали, что мы можем проводить действительно самостоятельную политику. И этим тоже гордятся, потому что возможность или способность принимать решения о войне и мире – это, безусловно, важнейшая составляющая суверенитета. Покажите мне страну, которая сегодня в мире может принять самостоятельно такое решение. Их всех можно перечислить по пальцам одной руки. Россия подтвердила, что она входит в этот топ5.

Это некоторые события последних лет, которые ещё не вошли в пантеон национальной гордости. Всё-таки должно пройти время. Что называется, должно отслоиться наносное, конъюнктурное, а что-то остаться. Вошла великая Победа в этот пантеон, и её оттуда не вышибить никаким молотком. Сейчас же мы говорим о событиях, которые, безусловно, могут забыться. Но сегодня они достаточно актуальны, и они воспринимаются людьми, что мы что-то можем, не такие мы плохие, убогие и серые, что-то из себя представляем и можем рассчитывать что всё-таки завтра будет лучше, чем сегодня.

И это разительное отличие от того сугубо негативного восприятия мира и самих себя, которое доминировало в 90-е годы. Качественный шаг вперёд. Надеюсь, экономический кризис не подорвёт оптимизм людей и их готовность гордиться своей страной, а не обливать её грязью.

В глобальном мире, насколько я знаю, есть только одно вполне независимое государство – это Северная Корея. Для того, чтобы быть независимым в этом мире, надо быть чёрной дыркой на глобусе, то есть вырваться из этого мира, порвать все связи с ним и превратиться в чёрную дыру на карте. Тогда вы независимы. К счастью, такой независимости у России нет, и, я надеюсь, никогда не будет. Хотя в своё время мы почти приблизились к этому идеалу независимости.

Россия, естественно, зависит от глобальной экономики. Мы все это прекрасно знаем. Наш бюджет официально рассчитывается, исходя из мировой цены на нефть. Мы-то это цену определять не можем. Мы очень зависимая страна. И проблема не в том, что мы зависимы (ещё раз повторяю, в этом мире все зависимы: и США зависимы, и Китай невероятно зависим – все зависимы), а проблема, мне кажется, в том, что, к сожалению, Россия в обратную сторону очень мало влияет на мир.

У нас нет высоких технологий, мы не влияем на развитие передовых отраслей техники, у нас очень ослабела наука, российские научные школы очень слабо влияют на развитие мировой науки – гораздо в меньшей степени, чем когда был Советский Союз и были крупные научные школы. К сожалению, мы не является примером для подражания ни в искусстве, ни в разных бытовых сферах.

Мы не задаём мировую моду практически ни в чём – это, к сожалению, факт. И это очень плохо, потому что США, допустим, задают мировую моду в массе направлений. Плохую моду или хорошую – можно без конца обсуждать, но факт в том, что они является законодателями моды. Во многом законодателями моды в области прав человека, в области соблюдения законности являются европейские страны. В поиске каких-то новых вещей, новых культурных образцов, новых политических образцов в качестве законодателей мод могут выступать и латиноамериканские страны, между прочим. В каком-то смысле, законодателями мод являются страны юго-восточной Азии: они производят почти всю бытовую технику, они вызывают большой интерес – как у них так это получилось, как они смогли так быстро развиться и т.д. То есть разные регионы мира в современном глобальном мире являются законодателями мод в разных направлениях.

К сожалению, наша страна практически не является первопроходцем ни в чём и не задаёт лыжню человечеству ни в одном из направлений. Это очень плохо. Откровенно говоря, это стыдно, и нам самим это стыдно. И поэтому мы, как мне кажется, компенсируем это состояние не самым удачным способом, а именно: без конца хвастаемся, без конца вспоминаем прошлое. А, глядя назад, вперёд-то далеко не уйдёшь. Поэтому мне кажется, что, к сожалению, те надежды, которые 19 лет назад связывались с этой независимостью, надежды на возрождение России в качестве одной из основных стран человечества, первопроходца – эти надежды, по-моему, не выполнены.

Между тем, в XIX веке, например, Россия, конечно, была законодательницей во многих направлениях. Русская литература была самой лучшей в Европе, и многие ей подрожали. Русский театр, театр Станиславского, Чехова, был абсолютно передовым театром. До сих пор европейский, американский театр строится под Станиславского. Был целый ряд идей в России (в том числе популярный тогда идеи русского космизма, из которых, между прочим, вышел Циолковский), которые были очень востребованы.

Наконец, был так называемый решающий эксперимент, когда Россия действительно попыталась встать во главе всего человечества. Я имею ввиду большевистскую революцию, попытку создать мировой коммунизм и проложить пути всему человечеству. Эта попытка, как известно, сорвалась. Человечество не пошло по этому пути. Но это был гигантский и, в общем, трагический для России эксперимент.

Хорошо, что мы больше не ставим на себе подобных жутких экспериментов, но плохо то, что мы, по совести говоря, оказались в положении страны достаточно провинциальной – и в интеллектуальном, и в экономическом, и в культурном отношении. Но это не является чем-то смертельным. Если страна реально понимает своё положение и хочет из него вырваться, у неё появляется воля и энергия, то в такой большой стране с такими большими традициями, как Россия, есть шанс изменить ситуацию. Если же страна занимается только тем, что без конца хвастается и сама себя убеждает, что в таком виде, в каком мы есть, мы самые лучшие, самые передовые, то это, конечно, довольно безнадёжная ситуация.

Я лично рассматриваю день 12 июня как повод серьёзных раздумий о судьбах России и о судьбах новой России. Новая Россия появилась после  окончательного распада СССР. И мы имеем, наверное, какой-то качественный этап в развитии нашей страны. Вехи петровской реформы – это тоже, в общем-то, было кардинальное изменение. Так было и с Октябрьской революцией 17-го года. Так произошло и в 90-е в результате суверенизации РФ. 

Каковы итоги? Самый главный  оптимистический итог: несмотря на мои личные сомнения,, несмотря на все пессимистические настроения, РФ всё-таки сохранилась, сохранила свою целостность, даже при всех  проблемах на Северном Кавказе. У меня такое ощущение, что после начала нового века, после Второй чеченской войны, всё-таки центробежные силы стали значительно меньше, а центростремительные силы, силы объединения с Россией усилились. На этом фоне очень позитивным является тот факт, что на протяжении всего этого периода и Южная Осетия, и Абхазия, и Приднестровье изъявляли всяческое желание если не стать частью новой России, то быть вместе с ней, разделять её судьбы.

Надо знать, что не только в 1991 году, но и в 17-18 году происходили подобные события. Так как мы преодолеваем наше советское историческое невежество, надо знать, что эта тема (проблема распада России) очень серьёзно обсуждалась Бердяевым и даже Струве  в 18 году. У них тоже был очень пессимистический прогноз. Ведь тогда уже отделялась Украина. Тогда ещё уходили казаки. Бердяев считал, что Россия не может существовать без нынешней Украины, без юга России, что она погибнет. Была точка зрения в XIX веке, что главной для России является не Малороссия, а Сибирь.

Теперь можно смело сказать, что именно благодаря тому, что, начиная с Ермака, произошло присоединение Сибири к России, и Россия приросла  Сибирью и Дальним Востоком, возникли экономические, а может даже моральные, условия сохранения существования нового российского государства. Мы сохранились, преодолели центробежные настроения, хотя они до сих пор сильны в некоторых регионах Северного Кавказа. Тем не менее, Россия состоялась. В рамках новых границ сформировалась новая российская ментальность, новое ощущение русскости. Русский флаг стал восприниматься, как свой флаг, как символ своей страны.

Процессы начала нового века, связанные с приходом президента Путина, усилии акцент на национальной гордости, на том, что мы поднимемся с колен и что мы можем существовать как суверенное государство.Громадную роль здесь сыграла идеология суверенной демократии. Её смысл был же не в том, что нам нужна другая, особая демократия, а в том, что мы не можем создать демократические государство, если мы не будем суверенными, что Россия по определению может быть или независимой, или её не должно быть. Все эти идеологические акценты, которые были известны до революции, сейчас утвердились в сознании, и мы, в общем-то, решили эту проблему за очень короткий исторический срок – всего лишь за 15 лет.

За эти последние годы мы вышли из хаоса начала 90-х, восстановлена управляемость. Как бы  не критиковали вертикальную мобильность, всё-таки по сравнению с этой вольностью 90-х, у нас появились признаки государственной дисциплины. Без определённой дисциплины, без престижа центра, наверное, вообще невозможно существование России, как многонациональной страны, с огромными территориями, с различиями в культуре, климате и т.д. И понятно, что сама сила исполнительной власти, соотношение центра и регионов не может быть как в традиционной европейской стране, например как в Польше.

Понятно, что если мы выходим после распада, мы же преодолеваем не только распад страны, мы преодолеваем распад старой политической и экономической системы, распад советской системы. И поэтому, на мой взгляд, без ручного управления здесь нельзя было выйти. Другое дело – меры ручного управления, в какой мере оно необходимо, как корректировать ручное управление. Понятно, что раз ручное управление, то нам абсолютно необходима и серьёзная оппозиция. Правда, оппозиция конструктивная,  и  тоже патриотически настроенная. На мой взгляд, в условиях, когда формируется новое государство, вообще не может быть антигосударственной оппозиции. По сути это играет очень опасную роль. На мой взгляд, это всё позитивные факторы.

Но, конечно, много проблем ещё не решены. Мы смотрим на современную Россию, как бы исходя из страхов начала 90-х. Эти страхи прошли, но выяснилось, что мы действительно стоим перед очень серьёзными проблемами, без решения которых мы дальше развиваться не можем.

Понятно, что нынешняя политическая модель всё-таки не оптимальная. Она оптимальна для этапа выхода из кризиса, после распада страны. Но, на мой взгляд, нуждается в коррекции. Нужно, чтобы в Совете Федерации титульные нации играли большую роль в жизни страны. Тут есть, над чем подумать. Я не настаиваю, но для совершенствования политической системы есть уйма возможностей, и просто есть необходимость. В конце концов, надо решить элементарную задачу, чтобы всё-таки перейти к выборности сенаторов, потому что нынешние назначения в качестве сенаторов отставных политиков или бизнесменов всё-таки не украшает нашу страну.

Вторая очень серьёзная проблема – это, говорят, коррупция. Но проблема серьёзнее. Мы не нашли модель рыночной экономики, адекватную самому переходу. Это то, что показал кризис, феномен Пикалёва –  практически бизнес берёт прибыль, собственность, но не хочет брать никакой ответственности ни за будущее страны, ни за будущее этих людей, которых они использовали. Такого типа бизнес и такое право собственности нам не нужно. Мы не сможем долго просуществовать.

У меня возникла антипатриотическая мысль, что если бы было больше иностранного капитала, то он бы нёс куда большую ответственность за своих работников, чем наши воры, которые деньги взяли, уехали и всё бросили. Это очень серьёзная проблема, потому что рассчитывают только на цены на нефть, и даже диверсификация нам ничего не даст, если мы не найдём возможность большей социализации частной собственности и приведении её в соответствие с национальными интересами. Это не только проблема уплаты налогов, это проблема серьёзной ответственности бизнеса за социально-политическую ситуацию в стране. Эту проблему надо решать.

А потом уже, если это будет решаться, то это проблема коррупции - о проблема, к сожалению, очень высокого уровня преступности. В этом смысле мы ничем не отличаемся от 90-х. По количеству убийств на 10 тысяч населения – в 4 раза больше, чем в Штатах, и в 10 раз больше, чем в Европе. По количеству абортов… по-моему, только Литва нас обогнала. По всем социальным показателям мы давно пришли к критической точки распада. Алкоголизм. Потребление алкоголя – 16 литров на человека. Страны обычно умирают после 8 литров.

Но не хочется омрачать этот день раздумий. Самые главные проблемы мы решили. Страна осталась, сохранилась, нашла пути решения наиболее болезненных проблем. Теперь нам нужно заняться лечением нашего общества. Нужна смелая, мужественная диагностика. Надо критически  видеть проблему, не бояться, не впадать в эйфорию, не заслонять серьёзные проблемы разговорами о нашей особой миссии, о том, что мы все другие. Надо заняться серьёзной починкой нашего русского здания. Здание есть, существует, за ним существенная история, и этой историей надо гордиться.