Диалог видео и танца
Французский режиссер и хореограф Жозе Монтальво рассказал корреспондентам «Актуальных Комментариев» Марии Потоцкой и Татьяне Роднянской об оптимизме и пессимизме в искусстве, внедрении новейших технологий в театр и о своем детстве.
Жозе, московская публика неоднозначно восприняла ваш балет «Орфей». Конечно, восторженные мнения преобладают, но консервативная публика, более старшая, не совсем поняла совмещение классического балета и видеоарта. Подобный симбиоз существует около двенадцати лет. Я бы даже сказала, что эксперимент - на границе технических возможностей того времени. И это было время, когда многие экспериментировали, привнося в балет новые технологии, видео - в частности.
Да, вы правы. Это были такие столпы современного танца, как Вильям Форсайт (William Forsythe), например. С точки зрения моды, это - пройденный этап. Те, хореографы, которые сейчас работают с видео, не стремятся быть модными, они просто так мыслят. Мы с Доминик (Dominique Hervieu) – не исключение.
Откуда появилась идея смешения классического, в широком понимании, и технологий?
Технологии – еще одно изобразительно-выразительное средство современности. Более того, раньше театр предполагал монументальные декорации. Вспомните роскошные классические постановки «Лебединого озера» или «Щелкунчика». Пришло другое время, и для такой театральной компании, как моя, подобные масштабные формы недоступны и даже не нужны.
Современные темпы развития технологиям только способствуют...
Сейчас у художника есть выбор: или отказаться от технического прогресса и жить в театральной самобытности, или, наоборот, интегрировать современное в классику в поисках новых форм выражения.
Естественно, возникает конфликт между ними...
Да, консерваторы ведут себя агрессивнее, заявляя, что наши постановки уже нельзя назвать балетом. Еще раз хочу отметить, что цифровые технологии – инструмент в мире танца. Я для себя открыл танец в детстве через кино. Через музыкальные фильмы. Да, я знаю, это немного по Фрейду. (смеется)
Но, все же, появление видео на театральной сцене – знаковое событие.
Да, я бы сравнил это с революционным событием девятнадцатого века – появлением света в театре. Я имею в виду электрификацию театров. Это изменило всю театральную технологию. Но ведь это было неизбежно. Так и с видео. Представляете себе слона на сцене в начале прошлого века? И я не представляю. А с видео это стало возможным.
Но ведь внутри вашего технологичного жанра тоже происходят изменения. Раньше был танец на фоне проекции. А говоря об «Орфее», можно назвать это проекцией на фоне танца.
Мы не ставили цели вывести изображение на первый план. Важнее найти равновесие между техническими образами и возможностями человеческого тела. Может быть из-за фабулы спектакля [по сюжету герою снится миф об «Орфее»] мы слишком поддались визуализации сна.
Все-таки, нельзя забывать о танцорах...
Пожалуй, степень смещения в сторону видео или обратно зависит от личностных качеств исполнителей. Работа над спектаклем – всегда диалог с труппой.
Мне кажется появление видео в театре – противоположное явлению мюзиклов в кино еще в прошлом веке.
В этом смысле мы ничего нового не придумали. Интеграция жанров всегда была. Часто они вырастают в самостоятельные направления. Если копаться в истории театра, подобных примеров - множество, но все они преследуют одну цель – обогатить язык выражения. Эта идея тоже не нова.
В «Орфее» много реверансов в сторону различных произведений, например, к книгам Жана Кокто (Jean Cocteau). Вы считаете, что не возможно или не стоит «изобретать велосипед», когда вдохновение можно черпать в других жанрах и временах?
Спасибо, что вы заметили эти реплики. Эти отсылки – не просто цитаты. Это новое театральное воображение, неотрывное от театральной исторической памяти. Раньше, говоря о новом воображении, подразумевался чистый лист. Для меня это понятие значит интеграцию. Интеграцию традиционного, увиденного современным взглядом.
У многих творческих людей бывают диаметрально противоположные взгляды на действительность и искусство: кто-то может быть в жизни очень позитивным, а играть или ставить очень мрачные вещи. Насколько ваше мироощущение совпадает с творчеством?
Мой случай - в точности обратный. Я по натуре пессимист, но я его не культивирую его в работе. Это мой способ борьбы с ним. Вообще в условиях современного мира и доступа к информации, в основном негативной, я не считаю необходимым показывать людям как трагично трагичное. Иначе, получится, что я держу зрителя за недоумка.
При этом ваша работа делается не только для зрителя, но и для себя?
Да, поэтому зачем упиваться этой жестокостью. Миф об «Орфее» итак знают все. Любая постановка - это личное восприятие автора, как если бы он рассказывал ее лично вам, а не целому залу.