Долгие проводы
Девяностые, начинавшиеся как годы реформ, в итоге получили устойчивое имя «лихих годов». Нулевые, долгое время бывшие временем «стабильности», после кризиса удостоились скептического звания «тучных лет». На пороге грядущих десятых годов интересен вопрос, каких имен на старте и на финише удостоятся они.
Сегодня в кастинге на имя наступающей десятилетки, в том числе в устах верховной власти, явно лидирует идея модернизации. Только одни считают, что запуск модернизационного проекта неизбежен. А другие уверены, что возможности реального перехода к модернизационной политике, существовавшие после выборов 2008 г., уже упущены.
Спор этот, однако, не учитывает, что минувшие два десятилетия не были в России пропущенным временем для модернизационных идей и усилий, а скорее представляют собой срыв двух различных попыток выстроить такой проект.
Модернизационный потенциал ценностей свободы, рынка и демократии довольно быстро был утрачен вместе с социальной легитимностью приватизации и популярностью рыночных преобразований. Виновата не только глубина постсоветского кризиса, но то, что российская экономика и политика 90-х стала этапом передела власти и собственности, тогда как стратегические задачи развития явно и быстро отошли на второй план. Дискриминации задач развития способствовала и объективная слабость государства, центробежные тенденции, реальные угрозы частичного распада страны.
Сверх того в России отсутствовали или выглядели совершенно по-другому две стратегические линии «демократического» модернизационного договора, которые работали, к примеру, после распада СССР в отношении стран Восточной Европы и многих государств постсоветского пространства. Во-первых, совершенно иное содержание — не преобладающую идею освобождения, но доминирующую идею болезненного разлома — имел сам факт распада СССР и «ухода империи». Кроме того, в силу исторических, социокультурных и политических факторов в России не могла всецело возобладать идея развития и модернизации как «прямогонной» вестернизации, буквальной стратегии присоединения к Западу и интеграции в Евросоюз.
Переход к политике нулевых годов имел в результате эшелонированную социальную и политическую базу, связанную с доминированием идей и ценностей укрепления единства и восстановления дееспособности государства. Ограничения перераспределительной конкуренции элитных групп. «Радости узнавания» традиции «сверхдержавной субъектности» на мировой арене. Начала восстановительного роста экономики и уровня жизни после кризиса 1998 г., подводившего итог всего десятилетия.
Но намечавшиеся было признаки одновременного возвращения на первый план перспективных задач (которые были достаточно очевидны, например, в «программе Грефа») оказались вновь размыты. Идея темпов экономического роста, удвоения ВВП доминировала на протяжении всех нулевых годов с подменой этими количественными показателями другой задачи — экономического развития.
Свою роль сыграли внутриполитические и социальные обстоятельства — от старта второй волны передела собственности и контроля над рентой до социально-политических рисков глубоких реформ экономики и социальной сферы. Благоприятная конъюнктура сырьевых рынков и возросшие эффекты «энергетической геополитики» после американского вторжения в Ирак создали все предпосылки для стремительного усиления роли государства в экономике (прежде всего в ТЭКе) и принятия стратегии накопления и максимальной капитализации дивидендов рентоориентированной сырьевой экономики. И только потом и не сразу зашла речь (программа «Россия-2020») про «медленный старт» новой политики, но при продолжающемся накоплении ресурсов и сохраняющихся благоприятных внешних условиях.
Нынешний экономический кризис вроде бы должен был существенно видоизменить взгляд на проблему дальнейшего развития. Однако в том-то и дело, что дискуссии преимущественно ведутся сейчас о том, на элементы какого из сорвавшихся сценариев следует в большей степени теперь опереться. Нужно ли на выходе из кризиса и при переходе к модернизации в первую очередь вернуться к демократизации или следует еще разок поднакопить рентных ресурсов и потом вновь стартовать?
Вырваться из порочного круга долгих проводов предыдущих десятилетий можно, только если понять, что расставаться (извлекая, конечно, полезные выводы и уроки) нужно и с 90-ми, и с нулевыми как с двумя сторонами одной медали, как с единым, весомым по времени и огромным по своему содержанию постсоветским периодом в развитии России. Он был связан с провалом и восстановительным ростом экономики после «ямы 90-х», однако с постепенным исчерпанием возможностей рентной модели развития; с циклом быстрой и стихийной демократизации и последующей «постреволюционной реакции», но с так и не решенным вопросом построения дееспособных институтов; с переходными процессами в социальной структуре и проеданием запаса «социального капитала», созданного еще советским обществом; с приобретением навыков жизни в потребительском и информационном обществе, но при росте импортозависимости и без развития национального производства потребительских товаров и технологий.
Необходимо осознать, что этот единый постсоветский период развития страны закончен. И понимать, вырабатывая национальный модернизационный проект, что эксплуатация выжатых до капли «постсоветских» экономических, социальных и политических ресурсов и стратегий более не возможна. Тогда десятые годы имеют шанс не только быть названными в начале, но и остаться в конечном счете модернизационными.
(Полный текст статьи читайте в очередном номере журнала «Россия в глобальной политике»)
