Комментарий
1216
4 марта 2010 20:26
Двойная потеря
литературный критикВиктор ТопоровВладислав Галкин (38 лет) и Юрий Степанов (42 года): второй погиб в автокатастрофе вечером того дня, когда хоронили первого. Оба – из первой «мужской» десятки отечественного кинематографа. Более того, два (оба! С другими как-то не густо) главных положительных образа, два (оба!) носителя национальной идеи – ртутно-реактивный Галкин и мечтательно-медитативный Степанов: медленно, как «гражданин начальник» Степанов, запрягать, но быстро, как «дальнобойщик» Галкин, ехать.
«В августе 1944-го» с Галкиным – так надо выигрывать войны: не числом, но уменьем. То есть вообще-то умом понимаешь, что на самом деле - числом или, в лучшем случае, и числом, и уменьем, - но при нынешнем дефиците уменья (не в последнюю очередь, в кинематографе) нужен такой Галкин, чтобы напомнить историю ХХ века в ее самых героических, но, вместе с тем, и наиболее оспариваемых, наиболее извращаемых сегодня аспектах: гражданская война, ликвидация всеобщей неграмотности, ударные стройки, Великая Отечественная, послевоенное восстановление, ядерный паритет, прорыв в космос, да и победоносные матчи с канадцами, черт возьми! Многое из этого Галкин не сыграл (просто не успел сыграть!), но наверняка должен был.
У Юрия Степанова было поразительное лицо: так мог бы выглядеть Будда, родись он русским. В эпизодической (и едва ли не последней) роли из «Дикого поля» он сыграл распад СССР, распад империи и, главное, распад системы как величайшую трагедию наших дней. В «Гражданине начальнике» (особенно в первой части этого добротного, но несколько затянутого сериала) – сыграл практически праведника в Содоме, сыграл убедительно и достоверно, доказав тем самым, что и князя Мышкина, что и Алешу Карамазова он бы мог сыграть тоже, - вот только не пригласили, не додумались, да и Достоевского (современного Достоевского!) для него не нашлось.
Юрий Степанов был широко известен, Владислав Галкин – всенародно знаменит. Слава кружила голову. В эмигрантских мемуарах «Укрощении искусств» описывается такой эпизод: идет ночью по сталинской Москве народный артист из МХАТа и тяжелой тростью крушит одну за другой витрины магазинов на улице Горького, нынешней Тверской, - а по пятам за ним следует наряд милиции, чтобы народного артиста, не дай бог, никто не обидел… Условно осужденный за дебош, артист Галкин успел, увы, хлебнуть и чужого злорадства, замешенного, понятно, на зависти. А вот артист Степанов и жил, похоже, в том же образе, в котором играл.
Положительное обаяние, которым так щедро были наделены оба, – штука в кино (да и в жизни) редкостная, зато обаятельных мерзавцев полным-полно. Положительное обаяние – подчеркнуто маскулинное, удалое в случае Галкина и мягкое народно-интеллигентное в случае Степанова – было в полной мере присуще обоим, ушедшим один за другим, актерам, - и тяжесть двойной потери отечественный зритель ощутит весьма скоро; ощутит, едва закончатся мемориальные ретроспективы, которым сейчас еще только предстоит начаться.