Эфирный тракт
Сборник повестей 1920-х - начала 1930-х годов, ранее не публиковавшихся. Первый том собрания сочинений Андрея Платонова в авторской редакции.
История с собранием сочинения Платонова напоминает историю рецепции его творчества в России. И та, и другая перегружены какими-то родовыми травмами нашего общества, и по всей видимости можно говорить об их прямой взаимосвязи. Вкратце, ограниченное, одностороннее понимание Платонова как «антитоталитарного мыслителя», автора «Котлована», препятствовало публикации его наследия во всем его полноте. А отсутствие этого наследия в виде опубликованных томов, в свою очередь, закрепляло за писателем его статус, столь удобный для критиков эпохи Перестройки.
В нынешнем году дело, кажется, сдвинулось наконец с мертвой точки. Не обещая сделать безупречно академический проект, и вообще без особого (и лишнего) пафоса московское издательство «Время» анонсировало девятитомник Андрея Платонова и уже выпустило в свет первые три книги.
В первый том вошли ранние тексты, представляющие, пожалуй, для меня наибольший интерес из всего наследия автора, позволяющие разгадать его творческую «тайну», вскрыв генезис его языка. Здесь — если рассматривать «Эфирный тракт» и другие «научно-фантастические повести» с точки зрения стилистики — Платонов лишь начинает свои эксперименты с русским языком, а потому каждая из его находок, пусть даже более слабая чем те, что можно найти в «Чевенгуре», выглядит как редкая жемчужина.
Для меня, впрочем, Платонов важен вовсе не как стилист. На мой взгляд, его словотворчество преследует единственную цель — познание мира во всей его сложности. Если Хайдеггер был хоть в чем-то прав, объявляя герменевтику разделом онтологии, то это определенно относится к Платонову, который при помощи языка буквально выгрызался в ткань реальности.
И в ранних текстах мы видим Платонова-коммуниста, Платонова верящего или даже верующего в такое могущество человеческого разумного труда, перед которым нет никаких преград, перед которым бессильны и пороки общества и природа. Первые падут как ветхие листья, а что касается природы — то она будет поглощена революцией, просеяна, переработана. Люди-коммунисты, обязательно победят смерть и всякое зло.
Со временем эта вера в коммунизм у Платонова прошла, а вот вера в человека как страдающее без истины существо, кажется, осталось. И, по-моему, единственный способ понять Платонова как писателя и как мыслителя — это читать «Чевенгур» через сито его ранних рассказов и повестей.
