Когда изменится общество

Анимация сегодня – один из самых динамично развивающихся видов искусства. Это видно и по фильмам широкого проката, и еще больше по фестивальным работам. Сегодня все чаще анимационные фильмы составляют серьезную конкуренцию игровым не только в короткометражной, но и в полнометражной категории. Хороший тому пример румынско-посльский фильм «Крулик: дорога в загробную жизнь», который провел блистательный фестивальный год. Чествование этой картины началось на фестивале в Локарно, где фильм получил Special Mention Don Quixote (Специальное упоминание «Дон Кихот»), продолжилось в Варшаве, Мехико, Копенгагене и, наконец, достигло высокой точки неделю назад, когда фильм был удостоен кристалла в полнометражной категории на анимационном фестивале в Аннеси.

В основе фильма – реальная история румына Клаудиу Крулика, который был заключен в краковскую тюрьму по ложному обвинению в краже. Не пожелав мириться с произволом властей, которые состряпали дело на скорую руку и игнорировали очевидные доказательства его невиновности, Крулик объявил голодовку. Он отказывался от пищи несколько месяцев – и умер через 16 часов после освобождения.

Режиссер Анка Дамиан, хоть и выбрала анимационный способ изображения, в структуре и драматургии фильма опиралась на художественные приемы, характерные для новой волны румынского игрового кино, так что спонтанно вспоминаются нашумевшие румынские фильмы нулевых – в первую очередь, «Смерть господина Лазареску», получивший в 2005 приз в программе «Особый взгляд» на Каннском фестивале. Эта картина Кристи Пуйю 2,5 часа изображает медленное умирание подвыпившего мужчины, который из-за своего непривлекательного вида не может получить медицинскую помощь в бухарестских больницах. В фильме нет ни увлекательного сюжета, ни саспенса, ни яркой изобразительности, тем не менее, поражает он больше любых высокобюджетных картин, вызывая в зрителе ощущение близости с персонажем и заставляя его буквально и лично переживать смерть несимпатичного пьянчужки. К тому же эффекту стремится и Дамиан: она вводит в своем кино повествование от первого лица и в деталях описывает жизнь и смерть Крулика, провоцируя свою публику на личные переживания и неподдельное возмущение системой, которая не знает цены человеческой жизни.

Как и «Смерть господина Лазареску», «Крулик» не только блестяще сделан, но и потрясающе актуален для современной Европы, которая, по мнению одних, переживает упадок, а по мнению других – высшее торжество гуманизма. Мария Терещенко специально для Актуальных Комментариев узнала у Анки Дамиан о том, как ей удалось добиться такого художественного воздействия и какие именно социальные идеи кажутся ей наиболее важными для современной Европы.

 

- «Крулик: дорога в загробную жизнь» заставил меня вспомнить еще об одном – очень мною любимом румынском фильме – «Смерть господина Лазареску»…

- И не только вас. Газетчики в шутку называли фильм «Смерть господина Крулика».

- Это была сознательная параллель?

- Конечно, мне очень приятно, что мой фильм ставится в такой контекст и сравнивается. Потому что «Смерть господина Лазареску» - это очень хорошее кино. Но, пожалуй, сознательных параллелей не было. Такая ассоциация, думаю, возникает потому, что оба фильма имеют дело с темой смерти. Но на самом деле эта тема обсуждается в них очень по-разному.

- Да, действительно различия значительные. В «Смерти господина Лазареску» мы видим, в общем-то, хороших людей – это врачи, они спасают жизни...

- Да, но это тоже система, медицинская система, и эти хорошие люди - в «Господине Лазареску» - тоже судят неверно. Героя неоднократно осуждают за то, что он пьян, как будто пьяного человека лечить не нужно. 

- Но в вашем фильме кажется, что люди вовсе нехороши. Наоборот, они - жестоки. Они осознанно игнорируют факты, которые доказывают (или могут доказать) невиновность человека…

- Я не хочу никого судить. В то же время все это было для меня очень удивительно. Потому что столько людей были вовлечены в реальную историю. Столько людей могли что-то сделать, и не сделали. Если бы хоть один из них что-то сделал, то, возможно, ситуация не зашла бы так далеко. Но каждый выбрал невмешательство. Это не вина. Если вы посмотрите, положим, в заповеди, то вы не увидите там заповеди «Не не делай».

Для меня отличие «Крулика» от «Лазареску» еще и в том, что речь идет о системе социальных наказаний, которая сегодня – одна из главных бед нашего общества. Вместо того, чтобы исцелять человека, его сажают в тюрьму, которая не может ничего изменить к лучшему. Но даже в рамках этой несовершенной системы нет какой-то справедливости. Это бесконечные правила и процедуры, и ими прикрывается бездействие людей, их нежелание понимать и разбираться. Впрочем, в истории с Круликом они даже процедурам не следовали. 

- То, что вы говорите, - о том, что людей нужно лечить, а не кидать в тюрьмы, или что нужно более человечное отношение к подсудимым – все это часть такой вот новой утопии западного мира. Про права человека, всеобщее равенство и абсолютный гуманизм. Вопрос в том, что все предыдущие утопии, которыми болело человечество, осуществляясь, выливались в трагедии. Лично у вас нет страха, что так получится и на этот раз?

- Знаете, у меня нет ощущения, что эти идеи так уж повсеместны. По-моему, западный мир, о котором вы говорите, куда больше волнуют деньги, успех и некая практичная сторона жизни, связанная с достижением определенных внешних результатов. И куда больше, чем правами человека, общество озабочено показателями финансовых рынков… Вся эта шумиха вокруг рынков, знаете, мне напоминает какую-то астрологию. Вот звезды движутся, и мы что-то там пытаемся предугадать. Вместо того, чтобы просто жить и тратить заработанные деньги, мы создали себе какого-то бога по имени «рынок». Так что идеи, о которых вы говорите, важны для очень-очень небольшой группы людей.

- Да, но знаете, коммунисты тоже не были в большинстве, когда совершили революцию в России.

- Но у коммунистов была идея установить диктатуру, при которой маленькая группа будет находиться в привилегированном положении, и некоторые люди будут равнее других. По крайней мере, такая ситуация была в Румынии.

- Может быть, конкретно в Румынии было и так. Но в основе своей коммунистические идеи были прекрасны и должны были привести вовсе не к диктатуре, а, напротив, к равенству и всеобщему процветанию.

- Все равно, это другое. Сегодня мы исходим из идеи, что общество изменится только тогда, когда каждый человек захочет измениться. Это не может прийти извне. Это может родиться только изнутри самого человека. Именно ради этого я и делаю фильмы. Мне нужно рассказывать о вещах, которые могут изменить жизнь. Не то, чтобы я думала, будто люди, посмотрев «Крулика», станут лучше. Но, возможно, хотя бы на какое-то мгновение они задумаются о том, как они живут и что они делают. И, возможно, «Крулик» поможет им хотя бы ненадолго оказаться в иной, чем обычно, позиции по отношению к другим людям.

- Знаете, в России мы сейчас сталкиваемся с такой проблемой, что круговорот прекрасных и возвышенных идей происходит как будто в замкнутом пространстве. Проповеди людей мыслящих (художников, общественных деятелей...) оказываются услышаны только теми, кто уже уверовал и в дополнительных аргументах, в общем, не нуждается. Вы не боитесь, что ваш фильм тоже посмотрят только те люди, которые…

- Уже внутри? Да. Это - одна из причин, почему я пыталась сделать фильм достаточно привлекательным для широкого зрителя. Мне было важно, чтобы зритель получил удовольствие от просмотра. Поэтому я пыталась внедрить в эту историю какой-то юмор, сделать фильм приятным визуально и на слух. Кажется, это отчасти удалось. Фильм был показан много где, и везде получал теплый прием. Но при этом маркетинг у него не очень хороший. Я не знаю случаев, чтобы люди уходили из кино, придя на «Крулика» - проблема всегда в том, как сделать, чтобы они пришли. Люди сразу оценивают фильм как артхауз, и многих это отпугивает.

Какие-то хорошие попытки продвижения фильма я впервые увидела только во Франции. Они поменяли название, привлекли к озвучанию картины свою кинозвезду...

- До этого фильма вы ведь работали в игровом кино?

- Я сняла полнометражный фильм, так же имевший отношение к проблемам тюрьмы. А еще до этого я была оператором. И еще я делала арт-проекты... Но потом я устала делать чистый арт, мне захотелось рассказать историю.  Я вообще много всего делаю – пишу, рисую... Режиссерская работа – это только часть творчества.

- Ваш фильм – не первый пример того, что анимация оказывается удивительно хорошей и подходящей техникой для документального кино. И это неожиданно, ведь еще лет 10 назад никто такого даже вообразить не мог. Как вы думаете, почему этот новый жанр-гибрид – документальная анимация – так хорошо заработал?

- У меня есть теория на этот счет. Я думаю, что настоящего документального кино не существует! Одно присутствие камеры уже меняет всю ситуацию вокруг нее. И присутствие человека рядом с этой камерой тоже все меняет. Не говоря о том, что камера снимает с определенной точки, в определенном месте и в определенное время, которые были кем-то выбраны. Потом происходят монтаж, текст, музыка… Все это уже не есть реальность в ее чистом виде. И на каком-то подсознательном уровне тут проявляется конфликт. Потому что увиденное – это вроде бы правда, но в то же время и не правда вовсе, а лишь только то, что режиссер считает правдой. Когда же на эту реальность наложены художественные слои, это становится как бы более честным высказыванием. Фильм перестает претендовать на то, чтобы быть тем, чем на самом деле не является.

Но, если мы говорим о «Крулике», то вообще-то ему отказывают в участии на документальных фестивалях. Это довольно забавно. Положим, на фестивале в Копенгагене есть награда «Амнистия», и они очень открыты для разных стилистик документального кино. Но на другие фестивали фильм даже отобран не был. Потому что это - не документальное кино.

- А действительно! Я понимаю, что они имеют в виду. Фильм ведь почти фантастический и даже антидокументальный – загробный монолог, галлюцинации… Хотя, вы использовали дневники героя…

- Да, формально фильм про Крулика - это совсем не документальное, а анимационное кино, основанное на реальных событиях. Документальными там являются лишь последние кадры – выдержки из ТВ-передач и репортажей, которые я поставила в концовку фильма исключительно для того, чтобы меня не упрекали, будто я не показала этих людей с хорошей стороны.

Дневники его я использовала, но это не дневники в прямом смысле слова. Просто заметки: такого-то числа я получил или отправил такое-то письмо. Он не рассказывает, что он чувствовал или думал.

- То есть весь текст для фильма был придуман и написан вами? В общем, закадровый текст - это художественная литература?

- Да. Текст написан нами. Но в то же время в фактах я ничего не поменяла. Ни малейшей детали. Я просто придала им определенную форму. Например, в его записках была дата 31 ноября, и я оставила ее в фильме. Несуществующая дата. Ко мне подходили зрители после показов и говорили: у вас ошибка. Но это не ошибка, ведь так было у самого Крулика.

Я смотрела файлы его дела, и очень тщательно потом следовала всем описанным в них деталям. Хотя и использовала не всю информацию. Например, в файлах была фотография у банкомата, на которой те самые деньги снимал другой парень, а не Крулик. И другие доказательства его невиновности. Но у меня не было задачи создать фильм-расследование, и я не хотела его переполнять такого рода информацией.

- На самом деле, то, что в фильме нет этого настойчивого педалирования его невиновности - может, это и лучше. Потому что даже если бы предположить, что он был виноват, все равно были нарушения, недобросовестное следствие и равнодушие к ситуации с ухудшением здоровья. В любом случае, в нашем обществе не принято, чтобы человек платил за кражу (тем более, недоказанную) жизнью.

- Да, я согласна. Мне самой, конечно, нужно было знать, был ли он виновен или нет. Поэтому я провела собственное расследование. Но даже если бы он был виновен, такого не должно было произойти.

- Полагаю, эта работа была для вас эмоционально очень сложна.

- Очень тяжело было. Плюс большая ответственность – говорить о человеке, которого уже нет в живых. Он не может оспорить твои слова. В общем, я довольно скоро после начала почувствовала, что создание фильма выше моих сил. Но на картину уже были выделены деньги, и работу нужно было доделывать. К тому же, все время было чувство, что я нахожусь в правильном месте и делаю правильные вещи, потому что все вокруг складывалось и вело меня по этому пути. Я чувствовала, что я должна завершить этот фильм. Это была очень трудная, но в каком-то смысле благодарная работа.