Коммунизм чувственности
Владислава Софронова я знаю давно и плохо. Познакомил нас в одной забегаловке для господ очень средней руки, ну или просто — для быдла, как теперь принято снова называть народ, — Алексей Пензин. Смысл знакомиться мне — представителю кровавого ФЭПа и ему — левому интеллектуалу — был прост. Я продюссировал тогда — на свой страх и риск — «левый поворот» кровавого режыма. Кровавый режым особенно не сопротивлялся. Соображения были просты — леваки, как правило, в отличие от местных «левых» патриотов, весьма космополитичны. И ежели они будут ругать кровавый режим путькинской хунты, то исключительно с позиций борьбы мирового пролетариата за свое освобождение. А уж в отношении эксплуатации трудящихся кооператив «Озеро» отнюдь не в авангарде вымазавшегося в кровавой нефти Ирака неолиберализма. Так что насчет того, чтобы найти нового автора и вообще — для сбора команды, которая теперь называется «реалистами» — нужно было искать людей. Тогда я полагал — левых.
С правыми было намного сложнее. Любой правый (либерал), с которым я пытался договориться о сотрудничестве, начинал с «путин — х*й. долой кровавый режим чекистов. рашка г*вно — надо съ*бывать». На этом и заканчивал. Ну, либо заворачивал эту конфету в обертку «демократия суверенная есть понятие ох*енное» и становился колумнистом. Кстати, кровавому режиму конфетки из г*вна почему-то нравились больше, чем искренние восторги красных путинистов. Он, кровавый режим, был всегда — да и остается поныне — болен либерастической лихорадкой. Тут чешется, там скубется, хоть обвешай кабинет Суркова портретами Че, но его, режима, левая отнялась, и остается ее только дефибриллировать утюгами: слева КПРФ, справа СР.
Ну, в общем, вербовка не удалась. Софронов не показал себя «красным путинистом», а оказался, как и многие другие, «честным человеком», хоть в клуб любителей Морозова отдавай. Хотя я тогда, будучи редактором политчасти РЖ и разрешил ему писать все, что угодно.
Ну, он ничего и не написал. Тем не менее, это в принципе не важно. Поскольку ценим мы Влада Софронова совсем за другое. Например, за его высококлассные переводы Жижека. Ему удавалось, в отличие от многих, сохранить как точность мысли, так и яркость слова. Я переводил Жижека сам, так что знаю, что это не так просто, как может показаться.
Но вспомнил я о Владе не просто так. Его книга вышла в свет. Ну, то есть, поступила в продажу в магазин «Фаланстер».
Несложно представить себе, как можно читать Кафку, Керкегора, Пруста и Маркса вместе. Ну, там экзистенциализм всякий, чюловек и все такое. Но тут игра идет иначе.
Для Керкегора, Кафки, Пруста (и для Марскса что ли, я не знаю), баба — это эвфемизм общества, это понятно, в связи с их истериками по поводу брака. Они ведь не просто не женились на каких-то там Лу или Фе, а отказывались вступать в еще один тип отношений с обществом, эти наши певцы либерализма. Можно, как всякие психоаналитики, читать их творчество из перспективы невроза — женоненавистничества, гомосексуализма, извращенной девственности или банальной мизантропии, а можно читать так, что все эти реакции на «тоталитаризьм» буржуазной морали — первичны в отношении неврозов и комплексов. Нет проблем. Вопрос в том, зачем такое чтение? Мы уже выросли из культуры чтения, читать умеем — и что бы там ни говорил Подорога, чтение более не самоценно. Смысл чтения — не прочитывается. Но об этом как-нибудь потом.
Собственно женское — и тут Софронов проницателен — исчезает. Бабы не существует (и это, видимо, как раз, либеральный проект) — она распадается на матримониальную проекцию общества и обрамляющий сон онанизм: «женщина, сейчас, когда это исследование только начинается, есть „как бы“ греза засыпания/просыпания» (с. 15). Если таковое исчезновение половой идентичности именовать комунизмом (чувсвтвенности), то я как бы готов быть антикоммунистом. Проблема в том, что в заложниках такого рода «чувственности» оказываются такие ненужные штуки как дружба (извините, кажется в этом блоге это высокоморальное слово опотребляется впервые. Больше не буду, честно!) — из логики «коммунизма чувств» оно нереконструируемо, по крайней мере в той степени и таким образом, каким заслуживает.
Ну, или я плохо прочитал введение в книгу и ничего не понял, листая наспех другие страницы.
И вообще, я весь искренне Владу завидую. Все-таки своя книга — это очень важно. Тем более книга умного, интересного, честного и замечательного человека.
Я бы с удовльствием стал бы его другом.
Но это невозможно. Владислав курит.
