Lost № 6

В воскресенье вечером, через три дня после всемирной премьеры, на Первом канале стартовал шестой (заключительный) сезон уникального сериала LOST. Показ сопровождался обсуждением в студии под традиционным руководством Александра Гордона. Был зван туда и я, но отказался, рассудив, что «полторы минуты славы» (а больше тебя по ящику все равно не покажут) не стоят хлопотной поездки в Москву и трехчасового бессмысленного словопрения, из которого потом выкроят часовую передачу. 

 

Любопытно, что звонок с Первого застал меня за повторным просмотром на DVD пятого сезона LOST с тем, чтобы освежить его в памяти за несколько дней до старта шестого. Кое-кто из героев сериала, несомненно, усмотрел бы в этом руку судьбы а то и божественное вмешательство, я же счел курьезным (и легко объяснимым) совпадением, но никак не более того. Теледебаты я прослушал, не выходя из дому, и лишний раз порадовался тому, что так и не принял в них участия.

 

Студийный разговор получился и впрямь на редкость бессодержательным – и брошенная кем-то из его участников фраза о том, что для многомиллионной аудитории многое из услышанного от экспертов станет  воистину откровением, меня изрядно повеселила. Да на любом форуме в электронной LOST-педии высказываются суждения, куда более оригинальные, осмысленные и аргументированные! Неудачный подбор участников? Да, наверное. Неудачный формат? Да, конечно, и это тоже. Но дело всё же принципиально в ином.

 

Сногсшибательный всемирный успех сериала не отменяет, а, наоборот, парадоксально высвечивает его постмодернистскую (в хорошем смысле) природу. 

 

Тут тебе и криптодетектив, и психологическая драма, и любовные коллизии, и большой бизнес, и всемирная политика, и локальные войнушки, и групповая робинзонада, и перипетии собственно «выживания» как самостоятельного жанра (что и подчеркнуто в русской версии названия – «Остаться в живых»). И всё это не только адресовано разным частям аудитории, но и обращается к каждой из них на том или ином уровне понимания, предполагающем ту или иную степень осведомленности: в культуре, включая изящную словесность, историю и философию; в науке, включая паранауку; в религии, мистике и оккультизме. Предполагается, наконец, и неодинаковая «насмотренность» различных слоев аудитории: в сериале полно киноцитат. 

 

Запомнились три выступления в «останкинской» студии: главного редактора журнала «Искусство кино» Даниила Дондурея, предложившего просто порадоваться чужому успеху, причем всестороннему; кинорежиссера Николая Бурляева, в очередной раз осудившего США с неприступных и недосягаемых высот великой русской литературы XIX века; и, наконец, некоего профессора непонятных наук, объявившего LOST  религией третьего тысячелетия (и третьего поколения, мысленно сострим мы).

 

Дондурей прав; Бурляев, что называется, в своем праве; безымянный профессор вполне может оказаться «историком, предсказывающим наперед» (Пастернак) – религия не религия, но коммерческая атрибутика, ролевая игра и какая-то квазитоталитарная секта на основе LOST вроде бы уже появились, – и, похоже, фанаты сериала в скором времени подвинут, а то и перевербуют упертых «толкиенистов» (хотя, понятно, не всех, но, с другой стороны, и не их одних).

 

Сам я смотрю сериал с удовольствием и с интересом, то и дело вспоминая при этом слова Жана Кокто: «Вам хочется мне понравиться? Что ж, тогда попробуйте меня удивить!» Неистощимая изобретательность создателей LOST не устает меня удивлять; мне хочется разобраться не в том, что же там «было на самом деле» (ясно же, что ничего не было), а в том, что именно они придумали – и как из той или иной вроде бы безнадежной ситуации сумеют выпутаться. Это профессиональный интерес, но, помимо него, присутствует и чисто зрительский: смотреть LOST просто приятно.

 

Умом я понимаю, в чем дело: сериал посвящен не тайнам мироздания (ну, или там, Острова), а искусству манипулирования людьми – здесь все манипулируют или пытаются манипулировать всеми. Посвящен, в конце концов, социологической «теореме Томаса», гласящей: мы одинаково реагируем и на реальные события, и на те, в реальность которых всего-навсего верим. Да и сам посвященный искусству манипуляции сериал более чем успешно манипулирует массовым зрителем.

 

Заключительный сезон – хроника заранее объявленной смерти (по слову Гарсия Маркеса) – вызывает, естественно, повышенные ожидания двойного рода: чем всё это закончится и что всё это значит? Ответа на второй вопрос нам, конечно же, не дадут, оставив публику в том же томительном неведении относительно последних вопросов бытия, из которого тысячелетиями проистекают как вера (любого рода), так и неверие, – а вот на первый… Здесь остается уповать на всё ту же неистощимую изобретательность создателей сериала.