Мужское и женское. Пространство
публицистМихаил Бударагин
Главной темой в кризис очевидно должна являться тема пола, гендера, проблема разделения и сужения реальности, формирования нового языка антропологии, выхода за привычные рамки бытования. Эти рамки именно поэтому нужно зафиксировать сейчас. Пока есть, что фиксировать.
Сущность женского в мире, насколько я его, это самое женское, понимаю, заключается в корректировке времени и пространства. Без дураков, именно временем и пространством владеют женщины. Мужчины владеют всем остальным — заводами, газетами, пароходами и дискурсом. Но пространство и время — ни-ни, тут все ходы перекрыты...
Речь вот о чем. Что бы там не плели наши феминистки (и чужие феминистки тоже — все одно, зомби), антропологическая сущность женщины — быть присущей очагу. В самом широком смысле этого слова, совершенно не обязательно речь идет о двадцатичасовом стоянии у плиты, это тоже надо понимать. Очаг — это и есть базовая точка отсчета нашего пространства, та основа, которая единственная может порождать вариации. Собственно говоря, такое понимание снимает принципиальное различие между кочевым и оседлым укладом, потому что очаг вполне может принимать формы впряженной во что-нибудь копытное свернутой юрты. А может — домика с садом. А может — квартиры на девятом этаже. Никакой разницы, потому что очаг — это и есть то пространство, в котором человек чувствует себя дома. Здесь можно возразить и сказать, что вот, мол, есть холостяки, которые живут себе при своем очаге безо всякой дамы-с. И возражение это ... не принимается. Пространство холостяка отформатировано мамой, бабушкой, воспитательницей в детском доме — т.е. в любом случае именно женщиной. Есть варианты, но варианты эти маргинальны и не вписываются во временную протяженность, а точнее всегда стремятся к полному завершению самих себя. Два самых распространенных вариантов — тюрьма и война — и есть типично мужские пространства (впрочем, в обоих случаях все тоже не так однозначно, потому что женское влияние может быть вполне ощутимым, что однако базовых свойств тюрьмы и войны не меняет).
Мужчина к форматированию не способен органически. Я могу только догадываться о причине этой неспособности, но подозреваю, что кроется она в особом, присущем только женщине, отношении к вещи, как к соучастнику жизненного процесса. Мужское сознание обходится с вещами очень просто — оно их складывает, чтобы в итоге получилась «сумма вещей»: комп, кружка пива, тапки, носки, коробка от DVD, свитер... ряд можно продолжить, из него можно спокойно убирать вещи, заменять их аналогами, добавлять etc. Все не так у женщин. Тут-то вещи и приобретают свою экзистенциальную ценность, становятся частью пространства. Например, люстра. Люстры в мужском представлении вообще не существует. Мужчина может ее повесить, прикрутить как-то там и даже оплатить покупку люстры, но если мужчину через месяц где-нибудь на улице спросить о люстре, он скажет что-то вроде «ну, висит, такая вот вещь...». А женщина ее просто опишет эту люстру.
Со временем, конечно, все куда как сложнее...
