Начало эпохи: Без старых антитез
В статьях Лилии Шевцовой («Конец эпохи: Антитеза Горбачеву» и «Конец эпохи: Логика осажденной крепости», «Ведомости» от 17 и 24.09.2008) поднимаются важные проблемы, без разбора которых сложно понять, в чем заключаются разногласия между сторонниками и противниками нынешнего внешнеполитического курса России. Шевцова явно выражает претензии к власти со стороны радикальных западников на основе трех позиций: навязывания ложного выбора, предвзятости в анализе культурной специфики и отказа признавать новую политическую реальность. Для того чтобы разобраться в этих претензиях, нужно исключить экзотические «политологические» конструкции Шевцовой типа «Медведев надел путинский френч» или «генетически близкая Россия».
Ложный выбор
Современная политика не предполагает анализа исключительно на основе дихотомии «белое — черное». Шевцова не только постоянно предлагает такое противопоставление, она еще и произвольно его трактует, временами напоминая бессмертное: «Что ты хочешь: поехать на дачу или чтобы тебе оторвали голову?» На вопрос: «С кем должна быть Россия?» автор дает только два возможных ответа: «с Западом» или «с изгоями» (для усиления впечатления в качестве таковых рассматриваются военизированные группировки, приписываемые к террористическим). В случае отказа от нужного ответа Россия немедленно направляется в лагерь последних. Кроме неприемлемости такого перечня ответов автор упускает еще один важный момент — при таком подходе политического субъекта (Россию) вынуждают в любом случае совершить пассивное действие «присоединения» к чужой позиции. Активной политики эта позиция не предполагает. Следуя той же логике, предлагается сделать неравноценный выбор: кто мы для Запада в целом — «враг или партнер». Представляется, что Россия должна принимать решения по конкретным позициям, не связывая себе руки. Хотелось бы также понять, что мы за это получим (видимо, опять пообещают отменить поправку Джексона — Вэника).
Подобным образом конструируется и другое противопоставление: «Запад оказался застигнутым врасплох. В его арсенале есть два варианта действий в отношении России — сдерживание и вовлечение, и ни один из них не работает». Из вариантов решения произвольно исключено сотрудничество. Исходя из таких вот антитез, Шевцова предлагает сделать «выбор в пользу движения в Европу», т. е. в сторону части Запада, который, по ее же словам, «обессилен потерей миссии и двойными стандартами», «оказался ослабленным, а Америка в параличе». Зачем нам добровольно записываться в паралитики, автор статьи, конечно, не объясняет.
Ущербность подобной логики становится очевидна, когда автор, исходя из ангажированной позиции, согласно которой в ходе кавказской антитеррористической операции 1999 г. Кремль «спасал себя, а не страну», пытается обвинить власть в дублировании технологии в августе 2008 г. Вывод не очевиден из-за отсутствия внутриполитических причин для подобной операции, поскольку Кремлю сегодня нет необходимости «спасать себя», и в итоге Шевцова сама же искренне удивляется — «угроз нет. Страна успокоилась». Видимо, так нужно было приписать необходимость милитаристского сценария Кремлю, что приходится жертвовать логикой.
В итоге искусственные построения приводят к таким выводам: «Не было примера, когда постиндустриальная модернизация реализовывалась бы в стране, осуществляющей антизападную мобилизацию». На основании этого автор выводит потребность в заимствовании западных политических стандартов. Вряд ли позиция типа «не может быть потому, что еще не было» в современной науке и практике является серьезным аргументом.
Политическая культура
Другой проблемой для критиков Кремля стало приписывание любым его действиям задачи формирования образа врага. Безусловно, для понимания политики необходимо изучить, как формируются и развиваются стереотипы субъекта, определяющие его отношение к другим субъектам. Одним из таких стереотипов является образ врага, который существует во всех политических культурах и с переменным успехом используется и для обороны, и для агрессии. Кстати, конструирование образа врага с целью последующей агрессии традиционно используется в американской политической культуре. В основе этого американского феномена — витальная необходимость войн (битв, соревнований, конкуренций). В американской политике многое строится на любимой Шевцовой дихотомии «победитель — проигравший», «друг — враг». Американцы ищут врагов даже там, где их нет. А уж там, где враг может и должен быть найден, он обязательно находится. Это противостояние пронизывает не только американскую политику, но и спорт, культуру в целом. Оно существует всю американскую историю. Эта страна даже создана была вопреки другой.
Последние два десятилетия мы были свидетелями ощутимых судорог американской внешней политики каждый раз, когда их враг пропадал, и почти нескрываемой радости, когда такой враг находился. Сразу после улучшения отношений с распадающимся Советским Союзом место «плохого парня» занял Саддам. Когда стало понятно, что Саддам вот-вот уйдет (он переместился на периферию политики задолго до второй иракской кампании), его место заняла «Аль-Каида». Теперь, когда бен Ладен превратился в фантом, американцы решили воспользоваться ситуацией на Кавказе и представить Россию в качестве угрозы мировому спокойствию.
В условиях отсутствия позитивной повестки Вашингтону нужен очередной враг — иначе потеря темпа, энергетики и в конечном счете смысла «большой игры». Это стратегическая проблема, но есть еще и опасное политическое противостояние внутри страны. Только хрупкая политкорректность позволяет избегать прямого противостояния белых и черных в ходе нынешней избирательной кампании Обама vs. Маккейн. Да и при развитии финансового кризиса может понадобиться внешний враг.
Новая точка отсчета
Показательно название первой части статьи Шевцовой — «Антитеза Горбачеву». Некоторые отечественные политологи, несмотря на нелюбовь собственной науки к чрезмерной персонификации, все время пытаются сравнивать события с эпохой «нового политического мышления», разумеется в пользу последнего. Между тем в России (в том числе благодаря и Михаилу Сергеевичу) уже выросло целое поколение, которое забыть эту эпоху не может совсем по другому поводу. Не из-за многочисленных благородных шагов навстречу Западу, а из-за сопровождающего их национального самоуничижения, в том числе и части интеллектуальной элиты, обслуживающей власть. Достаточно прочитать воспоминания советника Горбачева Анатолия Черняева (он как раз занимался внешней политикой). Черняев, с одной стороны, искренне удивляется, что западные партнеры по переговорам не выполняют взятые на себя обязательства, а с другой — продолжает надеяться на их честность в будущем. В итоге новое политическое мышление обернулось банальной политической наивностью.
Россия должна делать выводы из прошлого, а не пытаться жить им. Ключевая проблема сегодняшнего дня во взаимоотношениях с Западом — проблема взаимного доверия. Запад неоднократно нарушал взятые на себя обязательства, и мы имеем право не доверять только словам. Не потому, что они «плохие парни», а потому, что мы не хотим рисковать собственным будущим. Тем более что в реальной политике уже невозможно вернуться к ситуации статус-кво, как бы многим этого ни хотелось.
Сегодня для России репутация страны, жестко отстаивающей свои интересы (готовой для этого пойти даже на военные операции), лучше имиджа постсоветского лузера. К власти в Москве пришло новое поколение российских политиков — политические реалисты. Они не считают американцев врагами — они открыто называют их конкурентами и не считают такую конкуренцию зазорной. Они не собираются отказываться от собственных интересов только потому, что это необходимо партнерам.
Время политического идеализма прошло. Август 2008-го действительно завершил в нашем развитии эпоху надежд и разочарований. Жаль, что некоторые так и не поняли, что эта страница истории перевернута. Старого мира с его надежной системой безопасности и эффективными международными институтами действительно больше нет. Нравится это кому-то или нет, но наступила новая эпоха, в которую предстоит многое понимать и конструировать заново.
