Нечестная бедность
публицистМихаил БударагинСтрочку Роберта Бернса о том, что стыдиться честной бедности своей нормальному человеку не резон и о том, что помимо богатства существуют иные мерила человеческого, помнят в основном те, кто в них не верит и не поверит уже никогда.
Человеку современного российского опыта кажется, что где-то здесь кроется обман, какая-то явная разводка: мол, побудь терпилой, пока кто-то достраивает к своим хоромам третий этаж. Особенное недоверие вызывают сентенции о честной бедности, произнесенные теми, кто строит эти самые хоромы, теми, кто вот-вот собирается их строить, и теми, чья собственная бедность остается вещью глубоко теоретической. Опыт смирения хорош в системе, где хоть кто-то готов смириться. Но примеров добровольного отречения - пусть они и есть - как-то не видать.
Возможно, потому, что отрекающийся не спешит кому-то об этом рассказывать, а живет себе тихо и радостно, никому ничего не доказывая и ни у кого ничего не прося. Церковь могла бы стать образцом нестяжания, но BMW батюшек как-то этому не слишком способствуют.
Поэтому Россия - при всем росте благосостояния - является страной унизительной, недостойной бедности, которая раздражает всех: и каждый мнит, что он несправедливо обижен и обойден, и чего-то обязательно не хватает. Кому-то бесполезного плазменного телевизора, кому-то бесполезной «шикарной» свадьбы для дочери, кому-то металлургических активов.
И вся эта «ярмарка тщеславия» ежедневно убеждает нас в том, что самое страшное – выпасть из чертовой карусели и стать, наконец, самим собой – одиноким, жалким, великим и бессмертным человеком, обретающим в уважении к себе и миру ту единственную ноту, которая действительно звучит правдой.
В истории России было мало таких исторических развилок, которые могли бы повернуть ход истории в нормальное, человеческое русло, без нынешних «нельзя быть лузером», без сентиментальной поножовщины и полубарачного барокко. Возможно, 10-20-е, когда Хлебников бродил по Персии, а Циолковский видел в своих чертежах Космос. Тогда проскользнуло вдруг что-то, что-то ужасно настоящее, какой-то образ того завтра, в котором и мне хотелось бы оказаться.
Проект, правда, быстро свернули, но ведь нет никаких гарантий, что нам не удастся попробовать еще раз.
Я бы попробовал, честно.
Потому что совершенно не понятно, как можно, находясь в здравом уме и твердой памяти, думать о том, сколько стоят соседские шторы, а не о том, как переустроить язык на всеобщий лад.
Подозреваю, что я очень наивен, но я как-то уверен в том, что все движется именно ко второму сценарию. Пока просто подспудно, как известный подсолнух из стихотворения Алана Гинзбера.