Неправда жизни

литературный критикВиктор Топоров

литературный критикВиктор Топоров

На обоих июньских кинофестивалях с огромным успехом у критики демонстрировали фильм Дмитрия Мамулия «Другое небо». Фильм и впрямь талантливый, но при этом, увы, невероятно фальшивый. «Может ли быть такое?» - спросите вы. Да еще как может! Как раз «Другое небо» позволило автору этих строк додумать до конца уже давно мучающую его мысль о большой неправде отечественного кинематографа наших дней – о большой неправде, присущей даже самым ярким, самым дерзновенным, да и самым оригинальным вроде бы картинам последних лет.

Вкратце это можно сформулировать так: современный отечественный кинорежиссер берет какую-нибудь общечеловеческую коллизию и вписывает ее в узнаваемый (а часто и в усугубленный) контекст свинцовых мерзостей жизни - нынешней чаще всего московской, но иногда и провинциальной жизни, - делая при этом (невольно или нет, вопрос отдельный) главный упор на саму по себе демонстрацию этих мерзостей. Драма, а сплошь и рядом и гибель главного героя оказывается таким образом обусловлена, скажем жестче – детерминирована сугубо российскими реалиями, - в чем, собственно, и заключается фальшь, потому что драмы такого рода разыгрываются всегда и повсюду.

В потверждение (или в опровержение) собственного тезиса я мысленно «перевел» несколько бесспорно сильных кинокартин с отечественного на американский – и не выявил фундаментальных различий.

Вот безусловно лучший фильм прошлого года «Бубен, барабан» Алексея Мизгирева. Стареющая библиотекарша с несложившейся личной жизнью ворует книги из поселковой библиотеки и продает их пассажирам проходящих поездов. Одну из книг внезапно возвращает морской офицер, а на самом деле вор в форме капитана второго ранга, - для него это первый (и переломный) честный поступок в жизни. Завязывается роман, оборачивающийся большим чувством: он, вор, припадает к ней, интеллигентке, как к носительнице духовного, а главным образом нравственного начала, - но и она, о ужас, оказывается воровкой.

Она (Наталья Негода) живет в нищете, в бараке. Работа в поселке есть только на шахте.  Милиция коррумпирована, бандиты бесчинствуют. Квартирный вопрос разрушает семейные узы. Единственный благополучный человек – безнадежно влюбленный в немолодую библиотекаршу зубной врач. Вписанная в такой контекст драма особенно страшна. Но...

Но «переснимем» этот фильм в Голливуде – и что изменится? Библиотекарша переберется из барака в трейлер и вместо кражи книг займется какой-нибудь спекуляцией со страховыми полисами. А шериф будет таким же бессовестным, гангстеры такими же наглыми, стриптиз в здешнем кабаке столь же жалким, а залетный вор столь же страдальчески неотразимым. Драма-то в чем? В том, что у интеллигентной женщины не сложилась жизнь – ни личная, ни какая другая.

С «Бубном, барабаном» в прошлом году конкурировала разве что «Сумасшедшая помощь» Бориса Хлебникова. И вновь то же самое. Клинически точно воссозданное осеннее обострение пожилого шизофреника, подобравшего на улице обобранного уличными налетчиками заезжего простака - и творящего на пару с ним смехотворные «добрые дела». Война со столь же сумасшедшим участковым – и смерть от его руки (точнее, под его ногами). Мучительный (для сумасшедшего) выбор: пить таблетки и вести сонно-растительное существование или не пить их – и безумствовать в московских дворах-колодцах.

Ну, а если бы это были чикагские дворы? И простак прибыл бы, допустим, из Небраски? Ну, нет для него в Небраске работы – и приехал он поискать счастья в Чикаго. И подобрал его тамошний сумасшедший. Что изменилось бы?  В концепции данного фильма – всё! Исчез бы образ Москвы – «города, в котором невозможно жить». Невозможно жить нормальному человеку, а уж сумасшедшему тем более. А что, в Чикаго ему было бы лучше?

И вот «Другое небо». Пожилой чабан , потеряв от таинственного мора свою отару, вместе с десятилетним сыном прибывает в Москву на поиски уехавшей туда на заработки и бесследно пропавшей жены. Проходит здесь все круги ада (кроме, впрочем, отказа в регистрации с последующей депортацией – такие «мелочи» режиссера не интересуют): унижения в милиции, каторжный труд, жизнь в клоповнике, гибель сына...  Поиски жены приводят его то в подпольные цеха, то на московские рынки, то в китайский бордель, то в религиозную секту  – и всё вроде бы понапрасну. И вообще он – Иов; как ни странна сама по себе задумка сделать  библейского Иова мусульманином. И снято всё – с зарубежными актерами и в основном на таджикском языке – сильно, и страшно, и, вместе с тем, красиво.

И опять эта чертова Москва! И эта чертова Рашка!

А что нелегальным иммигрантам в США из стран третьего мира приходится легче?

Дмитрий Мамулия и сам, впрочем, настаивает на общечеловеческом звучании (а вернее, беззвучии) своего фильма, цитируя при этом Густава Малера, Льва Толстого и Мераба Мамардашвили. Но я подозреваю, что он путает общечеловеческое с фестивальным. Фильм и впрямь прямо сейчас участвует в конкурсе кинофестиваля в Карловых Варах – и не без шансов на успех, чему способствует и приглашение на главную роль популярного в Европе алжирского актера.

Ну, и отталкивающий образ чертовой Москвы, а значит, и чертовой Рашки, понятно, тоже способствует...

И где тут причина, где следствие (фильмы-то все хорошие), я сказать, честно говоря, не возьмусь.