Патрик – наш!

В 1900 году английский писатель Джером Клапка Джером опубликовал свой роман «Трое на четырех колесах», где можно встретить следующие строки: «...в России в продолжение одной недели в году бывает пиршество, которое не обходится без смертных случаев от объедения блинами». Нетрудно догадаться, что Джером, посетивший за год до публикации нашу страну, писал про Масленицу.

Масленица в России – это традиционное время бахтинского карнавала, т.е. тех дней, когда случается та самая «инверсия двоичных противопоставлений»: смешиваются социальные роли, надеваются маски, общепринятые нормы морали и политики отбрасываются, а люди напиваются и веселятся. Это может быть довольно мрачное веселье, с мордобоем, но точно нерегламентированное. В последнее время, впрочем, карнавальность уходит из народных гуляний, которые под давлением внешних факторов становятся прибежищем официозной самобытности.

Постсоветские государственные праздники официального патриотизма в подобных вещах народным гуляниям не конкурентны. Что День России, что День народного единства предлагают гражданам мало интерактива. Вся гражданская активность в эти дни сводится к возможности выйти и послушать концерт озвезденных на манер Брежнева «звёзд» на Красной площади, да помахать триколором, крича про очередное «было ваше, стало наше».

Другое дело Новый год или Масленица. Тут есть где развернуться за исконные ценности и духовные скрепы. На Новый год обычно изгоняют Санта-Клауса, это привычное дело. К Масленице же мы с каждым разом подходим всё серьезнее. Депутатский корпус разрабатывает своды правил, какие чучела можно сжигать, а какие – нет, общественные активисты жгут тщательно отобранные и идеологически выверенные книги, подобно героям войны гибнут наши соотечественники, стараясь выполнить свой праздничный долг поедателя национального блюда – вспоминая текст Джерома, тут можно даже говорить о возрождении традиций. Один праздник за другим отступает веселье под напором «политического момента». Пока ещё держатся светлые православные праздники – Рождество и Пасха. В лесах схоронен самый эротичный и изысканный (а потому сопротивляющийся дольше прочих) русский праздник – Иван Купала. Надолго ли?

Пока же сезонную энергию карнавала все равно надо куда-то девать. Тут нам на помощь, следуя все той же бахтинской логике переворачивания бинарных оппозиций, приходят праздники «идеологических врагов». На место Восьмого марта, женского дня – День Св. Валентина, день всего «женского», т.е. розовых коробочек, романтики и т.д. На место Масленицы, с обжиранием и пьянством – День Св. Патрика, с пьянством и ещё раз пьянством. Сам Св. Патрик, крестивший Ирландию, был довольно внушительным и серьезным человеком, который вряд ли мог предположить, что день его смерти, 17 марта, станет днём парадов и пивопития по всему земному шару.

Главным аргументом противников праздника, помимо традиционной разнузданности, поощряемой в этот день, остается тезис о его «неаутентичности». Св. Патрик – католический святой, причем святой-эндемик, а значит, представляет угрозу традиционным ценностям страны, в которую попадает. Такой страх перед инвазивным проникновением праздника в национальную культуру кажется сильно надуманным.

Русская культура – могучее явление. Перед глазами схожий по конструкции пример: в стотридцатимиллионной Японии Рождество – повсеместно отмечаемый праздник. При этом только два процента от этих ста тридцати миллионов составляют христиане. И колебания традиционных японских ценностей под давлением Рождества (а также пресловутого Дня Св. Валентина – праздника тоже очень популярного) как-то окружающему миру незаметно. Но Японии, стране с очень развитой культурой труда, нужны праздники и Япония берет их откуда только возможно.

России тоже нужны праздники, пусть и по другим причинам. И уж если политическому фронту нужны старые, то это не повод отказываться от новых. 

Вадим Ветерков специально для «Актуальных комментариев»

Другие материалы автора
____________

Читайте также:

• Красота как политика исключения
• Атлант расправил попу
• Время угрюмое