По прочтении сжечь
литературный критикВиктор Топоров
литературный критикВиктор Топоров
Как бы набоковский как бы роман «Лаура и ее оригинал» (см. о нем также нашу колонку «Лолита, которую мы потеряли» за 26 апреля) с минимальным опозданием докатился и до наших палестин. Петербургское издательство «Азбука» представило отдельное издание «фрагментов романа» в русском переводе Геннадия Барабтарло 30 ноября сего года. Тогда же пятидесятитысячный тираж поступил в продажу.
Набоков завещал сжечь черновые наброски своего последнего романа. Вдова так и не решилась на это. Сын писателя невероятно долго тянул с публикацией, отчаянно намекая «по секрету всему свету», что «Лора» представляет собой шедевр. «Что ж не публикуешь ты этого шедевра?» – недоумевали многие и многие, – и в итоге гамлетовские колебания сына породили слух о том, будто последний роман Набокова, пусть и потрясающе сильный, имеет, однако же, не просто исповедальный, но и саморазоблачительный характер. Тем более что даже с тех немногих, кому все-таки позволяли ознакомиться с хранящимся в банковском сейфе текстом, брали клятвенное обязательство не разглашать суть и детали прочитанного. Последнее «Сейчас сожгу!» Дмитрий Владимирович произнес буквально за год до грандиозной всемирной премьеры будто бы чудом спасенной от огня книги. Зато теперь сей джентльмен планирует, наряду с причитающимися ему как наследнику ройялти (процентами от продаж), получить и выручку от продажи на аукционе драгоценной рукописи (а точнее, ста тридцати восьми каталожных карточек, на которых «Лора в подлиннике» - как уместнее было бы перевести название – записана). Не удивлюсь, если речь зайдет и об экранизации – разумеется, голливудской.
Меж тем, никакого «последнего романа» нет; нет даже проторомана. Есть страниц пятьдесят набранного крупным шрифтом книжного текста, из числа которых более-менее связный рассказ занимает всего страниц тридцать. Никакой аналогии с другими незаконченными шедеврами, традиционно публикуемыми отдельными книгами, провести невозможно: ни с «Замком» Кафки, в котором не написана лишь последняя глава, причем известно, что роман должен закончиться смертью героя; ни с «Тайной Эдвина Друда» Диккенса, которая так и осталась тайной, однако предоставила читателю великолепную возможность, во-первых, заинтересоваться, а во-вторых, поломать голову над разгадкой. Здесь же, если воспользоваться не безразличным для самого Набокова сравнением с шахматной диаграммой, нам показана всего-навсего четверть доски с тремя-четырьмя фигурами из тридцати двух; условие шахматной задачи не сформулировано; ретроградный анализ (есть в шахматной композиции такой термин: смотришь на позицию – и восстанавливаешь по ней все сделанные ходы, начиная с первого) в принципе невозможен, – и тебе не остается ничего, кроме как пожать плечами или (в зависимости от темперамента) развести руками.
Да, во «фрагментах романа» есть, как мы и предполагали, нимфетка (вернее, вечная нимфетка), главная прелесть которой, разумеется, в том, что она – особенно сзади – похожа на мальчика. Есть человек, «не похожий на Набокова», но умирающий как сам Набоков. Есть тень Гумберта Гумберта, тень Зигмунда Фрейда, тень Ницше.
Нет здесь романа. Нет даже намека на роман. Есть куски набоковской прозы – да и то уместнее было бы говорить о кусках прозы, являющейся тенью прозы набоковской. В частности, по-прежнему остроумны, но уже категорически не смешны макаронические каламбуры и имена собственные.
То есть как широко разрекламированный коммерческий продукт читающей публике предложено нечто, коммерческим продуктом в принципе не являющееся. Хуже того, предложено нечто, художественной ценности не имеющее. Место «Лоре» – не в отдельном книжном издании, а в каком-нибудь специализированном журнале типа «НЛО», или, допустим, в «Ученых записках Тмутараканского педагогического университета», или в «Приложении» к последнему тому Собрания сочинений. Имею в виду, естественно, оригинальную англоязычную версию «Лоры» (а «Лору в подлиннике» читать нужно, конечно, тоже в подлиннике) – и, соответственно, импортные аналоги как журнала, так и педвуза, тогда как перевод на русский – да еще на специфический набоковский русский (в понимании Барабтарло) – лишь привносит в эту историю дополнительные комические обертона. «Лора» не представляет интереса ни для широкого интеллектуального читателя, ни даже для принципиального набоковолюба, но только для профессионального набокововеда. А найдется ли в мире полмиллиона набокововедов (и в одной только России – пятьдесят тысяч)? Боюсь, господа издатели, вы будете сильно разочарованы.
