Статья
2697 24 марта 2016 15:30

Потребность в надчеловеческом

При обсуждении речи Патриарха Московского Кирилла, произнесённой 20 марта 2016 года (в полном объёме эта речь, напомню, доступна на сайте Московского Патриархата), основная полемика почему-то развернулась вокруг того, имел ли в виду Патриарх, что права человека — это ересь, или не имел. Подобные оторванные от контекста обсуждения вида «на самом деле он имел в виду или не имел в виду», во-первых, довольно бессмысленны, а во-вторых, ничего не дают спорящим, кроме траты времени, каких бы позиций ни придерживался каждый из них.

В любом случае, смысловой стержень, содержащийся в той  речи, заключается, на мой взгляд, совершенно не в осуждении прав человека и даже не столько в осуждении  человекопоклонничества как ереси. Возможно, я здесь чересчур сильно придерживаюсь гегелевской традиции, согласно которой отправная точка любого познания есть противоречие (сказать по правде, парадоксальности ради, хотя и не только), но мне видится, что, пытаясь познать что угодно, и даже смысл речи первосвященника, стоит для начала нащупать такую отправную точку, а затем понять, в чём же заключается противоречие, от которого Кирилл отталкивается в своих рассуждениях. Что и даст нам в дальнейшем толчок к познанию.

Собственно говоря, это довольно просто. Отправной точкой, началом рассуждений Кирилла о правах человека послужил абзац, начинающийся вот с каких слов: «В Новое время возникло убеждение, что главным фактором, определяющим жизнь человека, а значит, и общества, является сам человек. Несомненно, это ересь, и не менее опасная, чем арианство. До того считалось, что Бог управляет миром через законы, которые Он создал, и обществом человеческим — на основе нравственного закона, который Он открыл в слове Своем и отобразил в человеческой совести».

Если прочитать весь тот кусок до конца, то понятно, что Патриарх изначально противопоставляет не столько даже человекопоклонничество и поклонение Богу (хотя он и обращается активно к этому противостоянию, о чём будет сказано в дальнейшем), сколько жизнь по совести (которая, согласно православным догматам, и есть отражение божественного нравственного закона, просто потому, что люди иудео-христианской цивилизации считают бессовестным нечто близкое к тому, что считается греховным согласно Ветхому и Новому Заветам) и жизнь согласно исключительно собственных желаний/потребностей, без оглядки на нравственность. Для светских, мирских людей именно это противопоставление кажется в смысловом отношении наиболее важным, а вовсе не разлом по линии «поклонение Богу — человекопоклонничество», которое важно в первую очередь верующим. «Всякий индивидуум обладает особыми правами, в том числе определять для самого себя, что хорошо, а что плохо», — вот против чего прежде всего выступает Патриарх. А вовсе не против «прав человека» как таковых.

Одним словом, Кирилл говорил, что раньше поступками людей руководила совесть, а нынче — желания/потребности (и различные комбинации потребностей взаимодействующих между собой людей), на защите каковых желаний и стоит нынешнее понимание прав человека. Многие же из этих вот слов Кирилла делают дословный вывод о том, что есть некое сверхсущество, которое чем-то там напрямую управляет. И которому не нравятся «права человека». Но это же бессмыслица, никогда ни один священник (по крайней мере, священник РПЦ) ничего подобного не скажет, если он и впрямь придерживается догматов РПЦ. А уж тем более ничего о прямом управлении со стороны Бога не скажет первосвященник.

Причём, если не доставать отдельные слова и фразы из контекста, как это сегодня делают очень многие СМИ, то легко заметить, что Патриарх говорит вполне на языке современного общества и в рамках терминологии, понятной любому члену этого общества. В речи Кирилла и впрямь есть очень много сильных и жёстких слов, например, довольно обширные рассуждения про ту самую «ересь человекопоклонничества». Я, однако, вижу это просто как попытку говорить не только на языке современного общества, но и на языке, воспринимаемом иерархами РПЦ, мнение которых Кирилл не может не учитывать и со стороны которых он не может не желать понимания. И из-за самых общих соображений о нецелесообразности кому бы то ни было слишком резко идти против мнения заметной части собственной организации. И из-за конкретных особенностей РПЦ, где, в отличие от Католической церкви, первосвященник не обладает априорной «непогрешимостью» в вопросах веры и где над богословским суждением любого человека, включая Патриарха, всегда стояло и стоит суждение Собора.

Говоря в общем, Патриарх, на мой взгляд, пытается не допустить, чтобы РПЦ (особенно в плане своих собственных высших иерархов) превратилась в секту угрюмых бормотунов. Для этого надо стать частью общества в широком смысле. Но ещё и частью если не политической системы, то хотя бы элитного истеблишмента, поскольку общественная значимость всех этих слов про совесть, если мы вспомним Макса Вебера, прямо пропорциональна статусному капиталу общественной организации.
Такое можно сделать двумя путями: или подстраиваясь под веяния господствующей идеологии (что всю жизнь и приходилось делать РПЦ что царского образца, что советского; и что теперь делают протестантские церкви с этими вот гей-браками и епископами-лесбиянками); или предложив альтернативную идеологию в расчёте на то, что именно это будет востребовано обществом (но тогда есть риск быть свергнутым другими иерархами, с более традиционными взглядами, теми самыми угрюмыми сектантами, а также — что уж отрицать — теми, кто ещё с советских времён стоит у некоторых иерархов за спиной).

И как мне это видится, Кирилл пытается маневрировать по узенькой тропинке между двумя этими силами: и предложить что-то новое, но по сути дела просто современным, понятным обществу языком проинтерпретировав старые догматы, и в то же время остаться понятым другими иерархами.

То, насколько ему сложно, можно понять хотя бы по тем демонстративным щелчкам по носу, что Кирилл периодически получает то с этой фотографией часов, то с «нанопылью». Причём, как я понимаю, щёлкает по носу его именно что старая иерархия, действующая, по давней уважаемой традицией, в тесной связке с кем-то из спецслужб. Но впрочем, последнее соображение — это уже мои личные домыслы.

В любом случае, пытаться выставлять Патриарха этаким мракобесом, нападающим на права человека как таковые, может или тот, кто не знаком даже с его последним выступлением на этот счёт, а выводы делает по надёрганным в СМИ кускам, или тот, кого истина интересует в последнюю очередь. Всё, что пытается сделать Кирилл — это ввести некий моральный ориентир, находящийся за пределами человеческих потребностей и желаний.

На самом деле, этот ориентир всегда присутствовал в культурном коде иудео-христианской цивилизации, включая и Россию. Просто потому, что несколько столетий культуры, основанной на христианстве, даром не проходят. Сегодня проблема просто-напросто в том, что когда придумывалась и обосновывалась концепция прав человека (а точками, так сказать, «внедрения» этих идей стали Великая Французская революция и Декларация независимости в США), то всё, что связано с совестью, европейскими мыслителями и политиками XVIII — XIX веков не упоминалось. Просто потому, что этим мыслителям и политикам, генетически вобравшим в себя ценности христианской цивилизации, подобные вещи казалось естественными и само собой разумеющимися. Хотя вот Творец, к примеру, упоминался именно в качестве источника тех самых неотъемлемых прав человека ещё авторами «Декларации независимости США» — просто Он не увязывался с совестью, поскольку в те времена это и так было всем понятно.

Однако сегодня подобное забвение самым логичным своим следствием имеет очень простую ситуацию. Некоторые вещи, которые ужаснули бы любого жителя XVIII — XIX веков, включая всех до одного борцов за права человека (или как минимум были бы восприняты этими людьми как проявление грехов и пороков), — сегодня нам, потомкам тех людей, кажется просто-напросто «свободным выбором свободных людей», а вовсе не грехами и пороками. Окно Овертона распахнулось во всю ширь, и возможно, не наши потомки, а мы сами, посмеивающиеся над «мракобесами, выступающими против прав человека», ещё успеем сильно удивиться (а то и ужаснуться), увидев, что именно вылезает из этого окна ещё при нашей жизни только потому, что совесть в расчёт уже давно не принимается.

И я полагаю, Патриарх Кирилл потому так и популярен, что слишком многие из нас — причём отнюдь не только религиозные люди — интуитивно чувствуют потребность в том самом «надчеловеческом» моральном ориентире, причём не для спасения души, а для спасения общества как такового, в том числе и от него самого.

Александр Полыгалов специально для «Актуальных комментариев»


____________

Читайте также:
© 2008 - 2024 Фонд «Центр политической конъюнктуры»
Сетевое издание «Актуальные комментарии». Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-58941 от 5 августа 2014 года, Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-82371 от 03 декабря 2021 года. Издается с сентября 2008 года. Информация об использовании материалов доступна в разделе "Об издании".