Пояс революции
Революционные события на Ближнем Востоке, поразившие арабский мир не без вмешательства внешнего и религиозного факторов, побуждают некоторых лидеров республик Центральной Азии от сдержанной реакции перейти к более категоричным оценкам острых политических процессов. Перспектива смены власти по «магрибскому» сценарию особенно взволновала власти Таджикистана, вот уже длительное время пребывающего в состоянии продовольственной напряженности и энергетического кризиса. Кроме того, Таджикистан, как ни одна другая республика Центральной Азии, испытывает на себе растущее влияние исламского фактора, проникающего в страну, прежде всего, со стороны Афганистана. Из всех республик региона Таджикистан имеет самую протяженную границу с Афганистаном, что формирует дополнительный компонент нестабильности в приграничных с «горячей точкой» землях РТ.
О том, что игнорировать данную проблему уже невозможно, на днях заявил и сам президент Таджикистана Эмомали Рахмон. Для демонстрации критических размеров опасности он привел несколько фактов, указывающих на вероятность развития ситуации в стране по самому неблагоприятному из сценариев. Так, по словам Э.Рахмона, благодатной почвой для радикализации таджикской молодежи может стать их обучение в зарубежных медресе, в которых на данный момент пребывает 2138 студентов. Вторым фактором таджикский президент назвал внутренний: рост числа нелегальных мечетей в самой республике, что автоматически лишает государство возможности контролировать деятельность духовенства.
Озабоченность таджикских властей проблемой исламизации общества резко контрастирует с недавней политикой государства по превращению Таджикистана едва ли не в крупнейший исламский центр в регионе. Достаточно напомнить, что в 2009 году в Таджикистане, впервые в постсоветской Центральной Азии, ислам был признан государственной религией. А согласно январским данным исследовательского центра Pew Forum on religion and public life, к 2030 году число мусульман Таджикистана увеличится на 35, 9% (к слову, остальные республики Центральной Азии даже не вошли по этому показателю в первую десятку). В связи с этим соответствующая религиозная «обработка» таджикского населения вполне может стать почвой для акций, направленных на подрыв авторитета таджикских властей.
Так что же все-таки позволяет говорить о том, что Таджикистан находится в своеобразной группе «революционного» риска? Помимо «религиозной восприимчивости» таджикского населения, активно цветущей после 70 лет научного атеизма, важным, если не ключевым фактором, является перманентный экономико-энергетический кризис. Население страны за последние два года столкнулось сразу с двумя вызовами: ростом тарифов на электроэнергию и цен на продовольствие. Последние имеют тенденцию не просто к росту, а к взрыву: стремительный скачок цен на муку, во-первых, стал предметом специального расследования Антимонопольной службы Таджикистана, а во-вторых, вынудил республиканские власти «выбросить» на таджикский рынок стратегический запас продовольствия.
Кроме того, Таджикистан представляет собой арену межклановых и межэтнических противоречий, обостряющихся по мере приближения к узбекской и афганской границам. Теракты конца 2010 года также продемонстрировали уязвимость таджикских силовиков перед лицом банд-формирований. Хотелось бы отметить и геополитический фактор: за последние года два Душанбе вел достаточно противоречивую внешнюю политику, направленную на переориентацию страны в сторону активизации сотрудничества с западными странами. В этой связи невольно вспоминаются аналогии с Киргизией образца 2010 года, когда опальный президент Курманбек Бакиев, прославившийся «специфическими» отношениями с Москвой, в одночасье лишился какой-бы то ни было поддержки как российской, так и западной.
При этом совокупность перечисленных факторов вовсе не означает необратимость революционного сценария в Таджикистане. В отличие от стран Магриба и Ближнего Востока в Центральной Азии велико влияние российского фактора, с которым «зачинщики» потенциальных переворотов вынуждены будут по крайней мере считаться. Во-вторых, еще свеж в памяти Андижан образца 2005 года, что позволяет руководству Таджикистана прибегнуть не только к «дипломатическому», но и к силовому варианту решения конфликта.
Евгения Войко, Центр политической конъюнктуры России, специально для Актуальных Комментариев
