Президиум правительства

Фактически уже на прошлой неделе Владимир Путин до всякого подписания межправительственного договора уже заявил о том, что — несколько недель, и труба дойдёт до китайской границы. Достаточно смелое убеждение, но, тем не менее, оно было сделано, и даже на этом фоне несколько выросли акции «Транснефти». То есть вот он так сказал, что через несколько недель мы закончим строительство.

Хотя на самом деле, безусловно, этот договор с Китаем достаточно принципиален, потому что речь идёт о достаточно серьёзном выборе России. Здесь надо принимать во внимание следующие моменты: уровень добычи внутри государства и объём экспортных поставок, которые мы делаем на традиционные рынки, потому что очень часто этот договор подаётся как возможность России выйти на новые для себя рынки сбыта. В общем-то, так всё и было, и логика была в том, что мы на востоке страны создаём новую нефтегазовую провинцию. Соответственно, нефтегазовые месторождения в Восточной Сибири станут основными источниками закачки нефти в ВСТО, и тем самым мы получим рост добычи и рост экспорта. Такая логика мне кажется абсолютно правильной, но в последнее время возникают несколько обстоятельств, которые заставляют более осторожно смотреть на подписанные документы.

Первое обстоятельство, на которое обращают внимание — это ситуация с добычей в России. Все уже знают, что в прошлом году впервые за эпоху Путина она упала. Данные первого квартала не обнадёживающие, темпы падения растут. Пока они, слава богу, не превратились в катастрофические (по первому кварталу там падение чуть более 1%), но, тем не менее, это факт. Хуже всего то, что сроки ввода новых месторождений на востоке страны остаются позднее заявленных. Отстаёт Талакан, Ванкор. Все месторождения вводятся либо позже, либо заявленные объёмы не производятся в срок. То есть мы наблюдаем систему отставания по развитию восточносибирских нефтяных месторождений. Это серьёзная проблема, потому что если на востоке страны нефть не будет добываться, это будет означать, что в восточную трубу придётся брать нефть из западносибирской нефтегазовой провинции, отвлекая её от экспорта нефти в европейском направлении.

Фактически это тоже достаточно спорный момент, стоит ли сейчас нам бросать европейское направление. Напомню, что по прошлому году у нас вообще достаточно серьёзно сократился экспорт нефти — более, чем на 6%. Можно сказать, что он был частично компенсирован ростом экспорта нефтепродуктов, но в целом нефтяные компании предпочитали сосредоточиться на внутреннем рынке, благо цены на бензин были крайне высокими. Но благодаря такой стратегии мы ушли с ряда национальных рынков. Было достаточно серьёзное сокращения поставок нефти в ряд государств Восточной Европы, и, в отличие от газа, нефть легко заменяема. То есть нашу нефть легко заменили. Вот с газом так не получится, газ заменить нельзя — нет альтернативных источников. Источников поставок много. Сейчас на рынке нефти такая ситуация, что предложение превышает спрос. Поэтому мы уходим с традиционных рынков — нас быстренько там замещают.

Стратегически мы понимаем, что нефть будет достаточно востребованным ресурсом. Я думаю, что нынешний экономический кризис с точки зрения спроса — лишь временная пауза и затишье. Но что у нас происходит с добычей? Я с ужасом наблюдаю, как наши нефтяные компании используют низкие цены на нефть как новое оправдание сокращению инвестиций. То есть мы видим серьёзную смену налогового режима отрасли. Задача реформы заключается как раз в том, чтобы нефтяные компании получили дополнительные средства. Но логично, чтобы эти средства были вложены именно в добычные проекты на российской территории.

Вместо этого мы наблюдаем сохранение дивидендов на прежних уровнях, когда нефть была дорогой. Мы наблюдаем заявление о сокращении инвестиций, зачастую даже на 20%-25%. То есть я пока не вижу выполнения этого контракта, потому что я рассматривал налоговую реформу, заявленную Путиным, как такой контракт: низкие налоги в обмен на инвестиции. Снижение налогов мы видим, а рост инвестиций — нет. Поэтому, естественно, возникает вопрос пределов налоговых уступок компаниям, а по востоку это очень ярко проявляется, потому что нефтяные компании требуют для себя всё новых и новых уступок именно в нефтяном комплексе. Ярчайший пример — февральское решение об обнулении экспортных пошлин на нефть, которая будет экспортироваться через восточный нефтепровод, то есть в Китай.

То есть получается, что у нас теперь экспорт нефти в Китай по предложению нефтяных компаний вообще не будет облагаться экспортной пошлиной. Очень интересное, конечно, решение с точки зрения бюджета, но я лично не думаю, что правильно создавать благоприятные условия для экспорта нефти в восточном направлении.

Поэтому здесь надо быть очень осторожным. Всё бы было правильно, если бы у нас добыча росла, а добыча падает. Опять же я апеллирую к заявлению министра энергетики Шматко, который сокращение добычи к 2013 году на 8% назвал реалистичным сценарием. Вот сейчас эта комиссия выносится к энергетической стратегии до 2030-го года — как заявило министерство, на публичные обсуждения. Давайте публично обсуждать, потому что пока мы видим достаточно неприятные тенденции в нашем нефтегазовом комплексе. Мы видим, что наши нефтяные компании фактически связывают добычу на востоке с обнулением всех налогов по этим проектам. Возникает вопрос, для кого всё это будет делаться, если налоги платиться не будут.

Увязывание выделения средств Фонда реформирования ЖКХ с выполнением программ в регионах - абсолютно закономерное решение правительства. Оно в полной мере соответствует социальным приоритетам региональной политики, которые были подтверждены, в том числе, в отчёте премьера перед депутатами Госдумы. Здесь стоит обратить внимание на ситуацию, которая сложилась с софинансированием проектов по линии фондов содействия реформе ЖКХ. Дело в том, что некоторое время назад обнаружилось, что часть региональных администраций со своей стороны перечислило в фонд не всю сумму софинансирования. Не такие большие были цифры, если говорить в процентах, но, тем не менее, факт неплатежей был зафиксирован, и это касалось не одного региона, а целого ряда субъектов федерации.

Поэтому сделан акцент на том, что дополнительные средства будут поступать в зависимости от того, насколько эффективно идёт работа региональных властей, потому что пока до конца не ясно, чем были вызваны неплатежи. Региональные власти говорили о том, что это какие-то технические задержки, и не идёт речь о том, что имела место бюджетная недисциплинированность. Между тем, руководство Фонда ЖКХ не исключило возможности, что руководство регионов действительно не до конца просчитало свои финансовые возможности и свою политику ведёт не вполне ответственно. Руководство грозило пересмотреть те проекты, которые уже были утверждены, вплоть до их полной остановки, в случае если неплатежи продолжатся.

Поэтому во избежание подобных ситуаций необходимо контролировать и расходование средств на региональном уровне, и оперативность принимаемых решений - потому что проекты, по которым работает фонд (это и расселение и снос ветхого аварийного жилья, и модернизация жилищного фонда и т.д.) предусматривают, что свою долю вносит и субъект федерации, а не только федеральный центр. Поэтому работа по взаимодействию властей разных уровней и по увеличению эффективности этого взаимодействия, конечно, очень актуальна.

Тема ЖКХ становится актуальной каждый год. В начале каждого года, в январе, в каждом регионе каждый муниципалитет повышает тарифы в тех рамках, которые позволены ему законодательством. И каждый год повторяется одна и та же ситуация – никто не удосуживается объяснить, почему, как и из-за чего эти цены повышаются. И каждый год возникает недовольство. Особенно ярко это проявляется в регионах, где в первое воскресенье марта проходят выборы. Во всех этих регионах, почти во всех кампаниях тема повышения тарифов на услуги ЖКХ разыгрывается всеми политическими силами.

То есть, с одной стороны, не существует никаких правил или обоснований, а также расчётов, почему, где и на сколько нужно эти тарифы повышать. С другой стороны, никто людям это не объясняет. С третьей стороны, это является основанием для роста протестных настроений и превращения их в политические дивиденды и протестные проекты. Из года в год это повторяется и из года в год никто эту проблему пока никто не решил.  

Рост тарифов ЖКХ связан с непрозрачностью этого бизнеса. На самом деле это очень выгодный бизнес. Те мои товарищи, партнёры и знакомые, кто занимается оказанием коммунальных услуг и кто владеет управляющими компаниями, говорят, что там прибыли такие же, как на наркотиках. Вопрос только в правильном менеджменте. Если взять и действительно посчитать, сколько же денег нужно для коммунального обслуживания, просто начать считать, сколько денег нужно для того, чтобы отопить дом, я вас уверяю – сразу всё встанет на свои места. Вот Вы считаете: «а нужно ли мне платить за горячую воду?» А на самом деле горячая вода от управляющей компании Вам не нужна – гораздо дешевле поставить у себя в квартире нагреватель. Но никто это не посчитал. Однако нагреватель может быть действительно дешевле, чем прогон воды по трубам с колоссальными теплопотерями.

Никто не занимается просто расчётом издержек – сколько денег выделить и сколько сэкономить. Люди об этом уже задумываются, но им никто – ни бизнес, ни государство – не предлагает механизмов экономии. Ну да – можно поставить счётчики и рассчитать, сколько тепла, горячей и холодной воды входит к тебе в дом. Но ведь это Вы просто посчитаете, сколько Вы тратите. Но Вы при этом не знаете, что можно, допустим, сэкономить на той же горячей воде. Пока частный бизнес и государство не предложат гражданам какие-то такие схемы экономии, я вас уверяю, что протестные настроения и непонимание реформы ЖКХ будут сохраняться. Потому что большинство людей не в состоянии платить те деньги, которые они платят сейчас за жильё при тех зарплатах, которые у них есть. Квартплата за жильё равна примерно четверти или половины зарплаты.