Пропорции диспропорций
политологЛеонид Поляков
В истории создания политических институтов российской демократии сентябрь 2004 г. – важная веха. Именно тогда президент Путин выдвинул проект системной политической реформы, один из ключевых компонентов которой - переход к выборам в Госдуму по партийным спискам. В этом усматривали парадокс и скрытую интригу.
Дело в том, что прежняя смешанная мажоритарно-пропорциональная система явно помогла «Единству» в 1999 г., а в 2003 – уже «Единой России» обрести статус «партии власти» и создать в нижней палате парламента конституционное большинство. Ведь кем и как решалась судьба выборов в одномандатных округах - хорошо известно.
Отказ от округов выглядел тем более странно, что в пакете путинской политической реформы содержался и новый порядок наделения властными полномочиями глав исполнительной власти субъектов федерации. Собственно в самом этом названии исчерпывающе точно изложена суть новации. Отказ от прямых выборов губернаторов не означал перехода к их прямому назначению из Кремля. Но зато подвергал их значительно более эффективному контролю за счет включения в единую систему исполнительной власти в стране (в соответствии, кстати, с п.2 ст.77 Конституции РФ).
Так вот тут-то, казалось бы, и нужно было разгуляться по полной программе: не то что смешанную систему сохранить, а наоборот – все 450 мандатов передать в одномандатные округа. Но нет, перешли на пропорциональную. И более того – смешанную систему ввели как обязательную на выборах в региональные заксобрания, оставив на их же усмотрение и переход к стопроцентной пропорционалке.
В те времена сторонние и потусторонние критики президента и партии власти подняли гвалт вокруг отмены одномандатных округов как якобы посягающей на права избирателей. При этом втихаря надеялись, что этой реформой единороссы подпилят сук, на котором сидели. Однако выборы 2007 г. эти надежды развеяли «как сон, как утренний туман».
Пропорциональная система не только не ослабила, но напротив – укрепила парламентские позиции единороссов. А сам партийный расклад в Госдуме практически не затронула. Две трети мандатов доминирующей партии, как и прежде, дополняют три «десятипроцентника» с той разницей, что блок «Родина» заменен «Справедливой Россией».
Что же это означает? Каков промежуточный итог путинской реформы? Была ли она нацелена на закрепление с помощью пропорционалки столь впечатляющих партийных диспропорций или имела в виду нечто другое?
Прямой резон перехода к выборам исключительно по партспискам тогда состоял в том, чтобы стимулировать развитие многопартийности. Ибо, как учит нас Морис Дюверже, мажоритарная система с выборами в один тур ведет к двухпартийности, а пропорциональная система – к многопартийности. Вот раскола пополам политической арены России и надо было избежать, ибо к чему это ведет, нам наглядно показал избирательный цикл 1995-1996 гг.
Но вторая и не менее важная задача заключалась в том, чтобы запустить долгосрочный тренд, включающий два момента: укрепление доминантной партии и одновременно повышение уровня конкурентности в политсистеме. На первый взгляд тут явно противоречие: чем сильнее «Единая Россия», тем меньше шансов у ее оппонентов и, соответственно, ниже уровень конкуренции. Но это только на первый взгляд и в зависимости от того, как понимать «укрепление» и «конкуренцию».
Укрепление партии замышлялось (и продолжает мыслиться президентом Медведевым) не как нашпиговывание ее «административным ресурсом», а как способность автономно, даже и без харизмы ее Председателя, выигрывать выборы любого уровня. А конкуренция понималась и понимается не как толкотня в кремлевских приемных, а как реальная борьба за голоса реальных групп избирателей.
Однако пока именно этот аутентичный смысл путинско-медведевской реформы с трудом доходит до всех наших партийцев без исключения. Слишком сильны стереотипы и привычки прошлого. Слишком стойка вера в «невидимую руку» Кремля. А это и есть те диспропорции, которые призвана исправить пропорциональная система.
Если не к 11 октября, то хотя бы к 2011 году.
