Реакционная культура

Традиционная эстетика российской политической борьбы черпает силы в двух источниках.

Во-первых, когда дело касается «левых» сил, то основным кладезем неисчерпаемой политической креативности становится опыт революционной работы большевиков и авангардного направления искусства. О переосмыслении на уровне техническом речи не идет, да и творческое начало отдает изрядной дозой нафталина, но факт остается фактом. Все те же марксистские трудящиеся или «народ».

«Правый» фланг ищет аналогичную поддержку в опыте зарубежном, в частности сейчас российский книжный рынок переживает настоящую осаду литературой околонацистских авторов, вроде Юнгера или Шмитта.

Вся эта свистопляска с новыми Маяковскими и Эволами изрядно напоминает антикварный магазин, но, тем не менее, другой политической эстетики с претензией на хоть какую-нибудь идеологию не наблюдается.

Любопытно, что и тот и другой род культуры обладает потенциалом как революционным, так и реакционным. Именно об этом и пишет С.Г. Иванов в своей монографии «Реакционная культура: от авангарда к большому стилю».

Автор сосредотачивает свое внимание на двух примерах культурного опыта XX века: на культуре раннего СССР и культуре Третьего Рейха. Сейчас очень модно рассуждать о том, что, когда дело касалось пропаганды (культуру в обоих государствах понимали как её высшую форму), разницы между этими двумя странами не было. Иванов доказывает совершенно обратное. Да, признает он, внешнее сходство есть, но двигали становлением эстетики и культуры обоих режимов совершенно разные силы.

В случае с Рейхом все более-менее понятно. Культурное основание нацизма было заложено ещё после Первой мировой. Веймарская республика кишела в равной степени как «правыми», так и «левыми» художниками, писателями, поэтами и т.д. Просто «правые» оказались талантливее. Гитлеру не составило особого труда воспользоваться плодами их «консервативной революции» и додавить оставшуюся культурную оппозицию. Соответственно, нацистская реакционная культура всего лишь заняла заранее заготовленное ей немецким обществом место, и вина за это лежит уж никак не на плечах политиков.

В случае с СССР все было совершенно иначе. Адекватной оппозиции искусству авангарда в России в начале века не было. Более того, придя к власти, большевики обнаружили, что как такового ответа на то, как выглядит их искусство, марксизм не дает. Тем не менее, все острее вставал вопрос о пропаганде и работе с интеллигенцией. Члены авангардного движения весьма любезно предложили Ленину и Ко свои услуги. Успехи авангардистов по борьбе со старым, буржуазным искусством были настолько впечатляющи (частный пример: Пастернаку именно авангардисты-художники не выдавали чернил и бумаги, а не какие-то абстрактные «большевики»), что в какой-то момент советская власть стала видеть в них политическую угрозу. А дальше: высотки, лагеря и т.д.

И вот в этом потенциале двух форм культуры и кроется основное различие. В потенциале политической конкуренции. Это в перспективе дало бы ответ и на вопрос об эффективности современных форм культурной борьбы. Однако, формы по-прежнему 80-ти летней давности. А в эпоху iPad и бумажный Юнгер и бумажный Маяковский смотрятся одинаково «стремно».

С. Г. Иванов, «Реакционная культура: от авангарда к большому стилю», СПб.: Издательство Политехнического университета, 427 с.

Книга приобретена в магазине «Фаланстер».