РФ и институты
Основной тенденцией активности РФ в системе международных институтов на протяжении 2009 года стала деятельность в режиме «сетевой неформальности». Связано это с тем, что обозначенный период стал временем усиления позиций новых неформальных объединений по сравнению с формальными. Данный процесс совпал с активным использованием Москвой принципа сетевой дипломатии. По этой причине действия России в наднациональных объединениях характеризовались комплексной активностью, часто выходящей за рамки официально-протокольного поля надгосударственного взаимодействия.
В условиях закрепления тенденции по окончательной трансформации «Группы восьми» в «Группу двадцати», РФ сосредоточила свои усилия на представительной активности в рамках G20. Причем далеко не все инициативы Москвы получили необходимую поддержку со стороны других членов объединения (что наглядно продемонстрировал апрельский Саммит «двадцатки» в Лондоне). В целом же для РФ упрочнение институциональных позиций «Группы двадцати» оказалось скорее минусом, чем плюсом, так как шансы по продвижению собственных глобальных инициатив в числе двадцати ведущих держав мира у неё заметно сократились, по сравнению с «восьмеркой».
В 2009 году впервые заявили о себе как о полноценных неформальных союзах объединения БРИК и РИК. Таким образом, у РФ и её преференциальных партнеров появились две серьезные площадки для влияния на глобальную повестку дня, являющиеся полностью автономными от сети наднациональных институтов, контролируемых США и странами Европы. В то же время нельзя сбрасывать со счетов, что БРИК и РИК на протяжении всего года оставались во многом лишь диалоговыми форумами с относительно узким пулом рассматриваемых вопросов. Связано это как с разностью интересов их участников, так и низким уровнем инициативности сторон в процессе выстраивания их организационной структуры (от России этот процесс относительно успешно курировал Совет безопасности). Будущее данных объединений как типических образцов равноправных, кооперативных отношений между новыми центрами силы, будет зависеть от мотиваций политического руководства участников.
ООН в 2009 году была задействована Россией преимущественно для концентрированной реализации принципов сетевой и симметричной дипломатии. Импульсы по развитию данной организации, ослабляющие российские позиции (в частности, идея расширения числа постоянных членов СБ ООН), внимания со стороны Москвы не получили. При этом Кремль зафиксировал формальную поддержку основным инициативам объединения в сфере ядерного нераспространения и борьбы с другими глобальными вызовами. Одновременно РФ активно использовала данную организацию для проведения серии «сетевых» переговоров со своими контрагентами, что наглядно показала работа российской стороны на 64-й сессии Генассамблеи ООН.
Взаимоотношения между РФ и Североатлантическим альянсом характеризовались в 2009 году тактическим сближением. После «августовской войны» стороны пришли к пониманию необходимости восстановления контактов с целью совместного решения проблем в регионе Евро-Атлантики. В результате возобновил свою деятельность Совет Россия-НАТО. Были налажены оперативные связи с новым генсеком блока, бывшим датским премьером Андерсом Фогом Расмуссеном. Главной особенностью отношений стало то, что инициативы к сближению исходили преимущественно от самого альянса. Заинтересованное в помощи со стороны РФ при проведении военной операции в Афганистане, руководство союза уже в начале 2009 года начало последовательную реализацию линии по восстановлению диалога с Москвой. При этом Брюссель постарался дополнить такой курс сворачиванием обсуждения вопроса о вступлении в блок Грузии и Украины. Сложившееся положение вещей РФ использовала для активного возвращения в военно-политический дискурс трансатлантического сообщества безопасности.
ОБСЕ рассматривалась Москвой исключительно как площадка для продвижения инициативы о создании новой архитектуры безопасности в Европе. В остальном внимание к данному институту оказалось минимальным. Связано это с тем, что ОБСЕ было выбрано для проведения дискуссии по теме нового договора о европейской безопасности странами Запада, а также традиционно предвзятым отношением данного института к внешней и внутренней политике России. Действуя по правилам, навязываемым извне, РФ добилась наиболее приемлемой для себя формулы игры. Взаимодействие с ОБСЕ было канализировано в русло, выгодное отечественным национальным интересам, в то время как по остальным вопросам (в частности, по теме пребывания наблюдателей от данной организации в Южной Осетии и Абхазии), диалог оказался предельно формализован.
