Рождение русского мира

О духовности без двойных стандартов

До недавнего времени преобладал технократический подход, через который власть пыталась добиться массового объединения путем создания дополнительных институтов, таких как Общероссийский народный фронт.

Однако не самый высокий КПД подобных попыток вовсю проявился именно в марте, когда выяснилось, что ни ОНФ, ни другие сопутствующие надстройки не были способны предугадать весь масштаб мобилизации граждан, как и не смогли представить им определенную модель посткрымской жизни.

Вместо этого пространство публичной дискуссии заполнили десятки, если не сотни инициатив запретительного, иногда даже шутовского характера, а позитивную повестку подменила борьба с мнимыми врагами и ветряными мельницами. Вместо предложения конкретных шагов по поступательному развитию в условиях не только внешнего давления, но и внутреннего подъема, многочисленные деятели законодательной власти, оставленные системой без полноценного контроля, сосредоточились на наборе личных политических очков.

Подобный эгоизм элит, прикрываемый подобострастными ссылками на позицию президента, на деле полностью противоречит тем мыслям, которые он заложил в основу своего нового курса.

В первую очередь значительная часть национального истеблишмента упрощенно и превратно истолковала духовную составляющую этого политического разворота. Со стороны оппозиции и многих деятелей либеральной интеллигенции ссылки на религиозные основы отечественной государственности и вовсе натыкаются на цинизм, сарказм и неприкрытую агрессию.

Между тем внимательное прочтение слов Путина показывает, что говоря о сакральной стороне российской жизни, он лишь переносит на родную почву опыт тех стран и обществ, которые именно в вере черпали силы для модернизации своего внутреннего устройства и достижения впечатляющих результатов на мировой арене.

Например, в Соединенных Штатах, где соотношение христиан и приверженцев других религий приблизительно аналогично существующему в России, отсылки к Библии и проистекающим из Священного Писания моральным нормам столетиями остаются важнейшей частью национальной политической культуры. Практически все президенты, губернаторы, конгрессмены и сенаторы несмотря на конституционное отделение церкви от государства, так или иначе обращались в своих речах и программных документах к основам христианской этики, во многом лежащий в основе идеологии США, вызывает прямые ассоциации с библейским видением Иерусалима (Образ «сияющего града на холме», Баталов Э.Я. Идея демократии в американской политической мысли XX века. М., 2005). Эта практика не является исключительно американским опытом. Например, невозможно представить себе политический дискурс в Италии или Испании вне его увязывания с деятельностью Ватикана. Наконец, Израиль и вовсе превратился в крупнейшую региональную державу целиком и полностью опираясь на ценностную систему иудаизма.

Таким образом, в разы усилившееся после Крыма обращение Путина к многовековой миссии христианства в стране не может рассматриваться вне контекста пути, уже пройденного теми государствами, для которых духовная составляющая политики всегда была неотделима от материальной.

Но в российском случае для дискредитации этого выбора остается немало возможностей — в первую очередь, за счет очевидного соблазна воплотить религиозный порыв нации в охоту на ведьм и морализаторскую кампанейщину, причем такие попытки уже наблюдаются как сверху, так и снизу, в частности, со стороны некоторых энтузиастов «русской весны».

Неискаженная православная мораль, наложенная на текущие мобилизационные тренды, способна дать сильнейший оздоровительный импульс всему жизненному укладу российского населения. В то время, как отдельные чиновники пытаются искусственно загнать его болезни вглубь, ограничив их открытое обсуждение, возвращение граждан к традиционным христианским устоям позволит не формально, а на деле отбросить в прошлое печальные антирекорды по числу абортов, героиновых наркоманов и т.п., характерных даже для официальной статистики. Только излечившееся общество, умеющее без двойных стандартов говорить о своем духовном становлении, решит те задачи, которые поставил перед ним 2014 год, на что, по факту, и указывает президент.

Достаточно специфически воплощается в жизнь и заявление российского лидера о важности противостояния устремлениям расколоть российских граждан изнутри. Ухватившись за единичную фразу о национал-предателях, как серьезные государственные деятели, так и отдельные авантюристы сводят счеты с давними оппонентами, начинают поиски не только пятой, но и шестой колонны и призывают к ограничительным мерам, противоречащим общечеловеческой логике и здравому смыслу.

Критики системы не инкорпорируются в нее, а отбрасываются на обочину и игнорируются, а сами представления о плюралистической модели принятия и обсуждения решений упрощены до крайней степени.

По сути, и здесь в отечественном политикуме пока что побеждает решимость извратить значение заявлений Путина в угоду сиюминутным потребностям и интересам. Президент никогда не уточнял, что к национал-предателям относятся все несогласные — этот вывод родился в головах ограниченного числа пропагандистов и чиновников; в итоге десятки видных представителей экспертного сообщества, интеллигенции и отдельных политических сил были отвергнуты и изолированы, хотя их потенциальные возможности при эффективном и компромиссном менеджменте еще могут принести стране немалую пользу.

Куда больше под категорию врагов системы попадают негласные апологеты ее коррупционной составляющей, использующие национальный подъем и реализацию грандиозных мегапроектов вокруг того же Крыма в корыстных целях, — указание на это прозвучало и в президентском Послании Федеральному Собранию, но вызвало в рядах новоявленных «борцов с предательством» куда меньше энтузиазма, чем их собственные умозаключения.

Увлекшись ударами по мнимым целям, представители российского истеблишмента пытаются адаптировать посткрымский энтузиазм под частные нужды, под видом борьбы за высшие идеалы, провоцируя деградацию всей дискуссии о перспективах страны.

Угроза самоизоляции русского мира

Ключевая дилемма на данном этапе заключается в том, что, начиная с марта, Путин неизменно артикулировал простую и понятную мысль: Россия перешла Рубикон и возвращение к прежнему ритму жизни невозможно. Но бросать вызов западному сообществу, создавать собственные правила игры на международной арене и отстаивать ценности, не совпадающие с мировым мейнстримом, способно лишь кардинально и концептуально преобразованное государство.

Исторический этап, на котором за фасадом потемкинских деревень «новой искренности» зияли пустоты и смыслы прошлых лет, окончательно пройден.

Однако ключевые властные институты, включая те, что отвечают за модерацию политической жизни, до сих пор не уловили этот сигнал, предпочитая заданному лидером крену в сторону «внутренней революции» стагнацию и сохранение прежнего статус-кво. По мере приближения годовщины «крымской речи», основы заложенных в нее идей населению предлагается истолковывать самостоятельно.

Средний россиянин за прошедшее время морально повзрослел и проявил готовность анализировать курс государства и участвовать в его реализации, однако менеджеры внутренней политики продолжают разговаривать с ним как с несмышленым ребенком, на интеллектуально беспомощном языке лозунгов и клише.

Признаки самоизоляции, усиление турбулентности в экономике, возникновение горячей точки на ближнем рубеже, где воевали и погибали реальные российские добровольцы, являются масштабным испытанием для нации, привыкшей существовать по другим рецептам и законам, но рациональных объяснений необходимости проходить через этот стресс общественности не представлено — расчет делается на инстинкты и смирение, что в долгосрочном отношении губительно отразится на психологической устойчивости россиян.

Говоря фигурально, Владимир Путин, приняв решение по Крыму, шагнул в некое новое историческое измерение, однако истеблишмент, поддержав его на словах, остался верен прежним принципам своей экзистенции, основанной на пассивном встраивании в стремительно меняющиеся реалии — без малейших попыток должной рефлексии.

Можно долго и красноречиво сравнивать президента с Рузвельтом и Дэн Сяопином, но необходимо понимать, что легендарные руководители США и КНР в своих судьбоносных реформах опирались на работающие в рамках единой стратегии сбалансированные и креативные команды. Без этого фактора и американский «новый курс», и китайская «политика реформ и открытости» были бы обречены на крах.

Под угрозой в итоге оказывается важнейшая составляющая потенциальной путинской идеологии — претворение в жизнь амбициозных надежд на рождение русского мира как полноценной составляющей самоидентификации государства во внешнем пространстве.

Международно-политическое значение этой доктрины предполагает ее реализацию в качестве альтернативы таким концептам, как американский «новый мировой порядок», развивающийся и трансформирующийся уже четверть века, или принципы «мирного возвышения» Китая, лежащие в сердцевине его обособленного пути.

В то время как мотивы и предпосылки российского курса на украинском направлении остались непонятыми и нередко проигнорированными за пределами страны, именно с помощью генерируемых русским миром механизмов и рычагов изменившаяся роль Москвы должна была презентоваться в глобальном масштабе.

Однако пока что даже в пределах Евразийского экономического союза на посткрымскую Россию бросаются подозрительные и сомневающиеся взгляды. Сфера безоговорочного принятия этой новой миссии ограничена Донбассом и ближним Закавказьем, твердо следующим в обозначенном фарватере.

Истинный же русский мир простирается значительно дальше приграничных регионов, охватывая многомиллионную диаспору за рубежом, связанные едиными культурными и духовными узами государства Европы, постоянно переформатирующуюся зону бывшего соцлагеря и движения неприсоединения.

Подобно участникам британского содружества и французского сообщества, десятки государств, ищущих свое предназначение в контексте меняющейся мировой конъюнктуры, традиционно ориентированы на Россию как носительницу особого взгляда на проблемы планетарного масштаба.

Но сделав первый шаг, Москва все еще медлит с продолжением начатой линии. Внутрироссийский вакуум порождает отсутствие конструктивного предложения потенциальным союзникам и партнерам, и новаторская внешняя политика может потерять нить, не обретя осязаемых корней в границах страны.

Владимир Путин в своем Послании говорил о нарастании стремления отдельных сил сдержать Россию, но необходимо понимать, что это состояние является промежуточным. Не противопоставив сдерживанию идейную экспансию, государство столкнется с ответной волной, способной пробить брешь в хрупком федеративном устройстве.

Тот же Китай умеет технично использовать слабости не только конкурентов, но и союзников грамотно задействуя регионализационные тренды для расширения экономического, а затем и политического давления.

Турция и конкурирующие с ней монархии Персидского залива обладают колоссальными валютными резервами и духовным влиянием для активизации исламского фактора в любой точке страны, будь то Северный Кавказ или Поволжье. В свою очередь, коллективный Запад, виртуозно овладевший приемами «мягкой силы», всегда готов внести диссонанс в лишенные единой опоры социумы.

Да, США, КНР, Саудовская Аравия и другие мировые игроки явным образом нацелены на выжидание. В отличие от российского истеблишмента, они способны вглядываться даже в отдаленное будущее Евразии, выстраивая свое стратегическое планирование с учетом тех рисков, о которых в Москве нередко предпочитают не упоминать.

Крым подарил политикуму страны уникальную возможность нащупать ответ на эти вызовы и угрозы, но к концу четырнадцатого года зачатая в марте теория далека не только от окончательного воплощения в практику, но и от убедительного формулирования.

Шагнув одной ногой на неизведанную сторону истории, другой Россия продолжает оставаться на зыбкой почве постсоветской государственности, рассасывающейся и уходящей в небытие с каждым днем.

Ведущий эксперт Центра политической конъюнктуры Антон Гришанов специально для «Актуальных комментариев»