Сила голоса
Оперная певица Мария Максакова поделилась с корреспондентами «Актуальных Комментариев» Татьяной Роднянской и Марией Потоцкой своим мнением по поводу значения личности в современном театре, концептуальных постановках, Мариинском и Большом театрах.
Татьяна Роднянская: Вам не кажется, что мы нуждаемся в более глубоком музыкальном образовании в школах? У нас столько образованных людей, читавших Толстого, Гете и Шекспира. На какую страну ни взглянуть – люди знают так много, но не имеют тяги к музыке. Ни дома, ни в школе они ничего не знают об этом.
Мария Максакова: Я с вами не соглашусь. Прежние поколения очень хорошо разбирались в музыке. Современная Россия ведет не совсем понятную политику в области музыкального образования. Мне это напоминает слова известной песни «До основания разрушим, а потом…» Но как показала практика, «потом» у нас никогда не наступает, зато с первой частью мы справляемся прекрасно. Я говорю об отмененных в школах уроках музыки. Я согласна с тем, что урок должен отвечать современным критериям и быть интересным. Но после того, как одним росчерком пера он был отправлен в небытие, сомнительно, что он возродится в новом качестве, несмотря на все предпринимаемые нами усилия.
Т.Р.: Что отвечает современным критериям?
М.М.: В стране достаточно грамотных специалистов, способных разработать новую, интересную программу музыкального урока, делающую образование инновационным и интерактивным, с использованием компьютерных и Интернет-технологий для того, чтобы спрессовать классическую, традиционную, академическую систему подачи информации в увлекательный и стремительный процесс.
Мария Потоцкая: Одним словом, прививать любовь к музыке, как к театру, живописи и т.д.?
М.М.: Вся человеческая жизнь пронизана музыкой: от рингтонов и желания попеть в караоке до саундтреков к фильмам и музыки, которая сейчас в ресторане нам мешает беседовать. Музыка не может потерять актуальность или перестать быть модной. Она вечна как любая другая фундаментальная наука или направление в искусстве.
М.П.: Но, все же, музыка в школе - необязательный предмет...
М.М.: Если нашему министру образования показалось, что предмет «музыка» обременителен, то я с ним не согласна. Другое дело, что нужно менять формат преподавания.
Т.Р.: Вы ведь наверняка проводите общественные мероприятия для привлечения внимания к вопросу?
М.М.: Мы неоднократно собирали дискуссионные площадки «Музыка и Время». Это было сделано по инициативе «Единой России», но люди собирались, естественно, не только партийные: и Макаревич, и Кобзон, и Басков, пианист Николай Петров, скрипач Дмитрий Коган…
Т.Р.: Каков результат?
М.М.: Естественно, вывод один – урок музыки нужен! По трем причинам. Во-первых, чтобы объяснить людям, что такое музыка, и повысить общекультурный уровень. Вспомните, в Советском Союзе был колоссальный пласт интеллигенции, который был носителем гуманитарных знаний, выходящих далеко за пределы узкопрофессиональной деятельности. К примеру, у меня был в жизни случай - я пришла к стоматологу, и он вдруг поделился своими ощущениями от недавно прослушанной оперы Стравинского, от удивления у меня рот открылся сам собой, и анестезию можно было не делать. Конечно, сейчас это уходит, и станет обидно, если мы больше не будем сильны гуманитарным образованием.
Т.Р.: А второе?
М.М.: Когда урок музыки существует в школе, это дает возможность в раннем возрасте выявить данные и способности талантливых детей, потому что талант следует распознавать в шесть лет, а не в тринадцать – в таком возрасте уже не наверстать упущенные годы. И в-третьих (возможно, это - самое главное), музыка учит людей слушать и слышать, что на сегодняшний день есть исчезающая способность.
М.П.: Может быть применить к нам иностранный опыт?
М.М.: У японцев, например, музыка – обязательный предмет. Дети обязаны выбрать какой-либо профилирующий музыкальный инструмент. Там нет детей, которые бы ни на чем не играли.
М.П.: Это какие-то национальные инструменты?
М.М.: Нет, абсолютно классические. Более того, японцы заметили, что музыка кратно повышает успеваемость по математике – прямая взаимосвязь.
Т.Р.: Вы упомянули телефонные рингтоны. Во многих телефонах классические нетленки записаны по умолчанию. На ваш взгляд, это не дискредитирует классическую музыку?
М.М.: Классическая музыка нуждается в популяризации любыми средствами. Возможно, после услышанного рингтона, кому-то захочется прослушать оригинал – и это уже хороший показатель.
Т.Р.: Как можно описать аудиторию, которая ходит на концерты и слушает оперу?
М.М.: К опере люди чаще приходят в зрелом возрасте, к пятидесяти годам, но, к счастью, значительно меньше зрителей у оперы не становится. Во всяком случае, эта тенденция пока малозаметна.
М.П.: Был феномен в классической музыке – три тенора, собиравшие стадионы, и их действительно знали на уровне Мадонны. Они были популярны не меньше поп-звезд. Сейчас, безусловно, существует огромное количество выдающихся исполнителей и у нас, и на Западе, но у них нет такой огласки... Даже у нас в стране процент знающих вас, Нетребко или Казарновскую будет меньше, чем знающих Баскова, ввиду его более популярного позиционирования...
М.М.: Не соглашусь. В ряд мировых звезд, которых действительно знают все, можно поставить только Анну Нетребко. Она как раз собирает стадионы. Большинство людей, никогда бы не купивших билет на классику, все же покупают билеты только потому, что идут на нее. Свою миссию она выполняет блестяще. Нетребко – наша гордость.
Т.Р.: Ведь есть совсем немного коммерчески успешных оперных певцов. Получается, многих устраивает камерность?
М.М.: Это вопрос удачи, хотя многие и не стремятся к славе. В классической музыке по-прежнему очень много интровертов. Например, нежелание Кисина играть больше, хотя спрос есть, только повышает его стоимость. Многих исполнителей вообще бы позабавило предложение коммерциализации и превращения в бренд собственного имени. Они занимаются внутренним поиском, и общественная слава им вовсе не нужна. Хотя есть и жаждущие признания в массах, но по каким-либо причинам его не добившиеся.
Т.Р.: У нас и рынка, предоставляющего ассортимент записей оперных исполнителей, как такового нет. Как у нас обстоят дела с дистрибьюцией?
М.М.: Конечно, дела у нас обстоят гораздо хуже, чем в Европе.
Т.Р.: А наши продюсеры принципиально не хотят работать с оперными исполнителями?
М.М.: Нет коммерческого смысла продавать выпускника, только что поступившего в театр. В первую очередь, у солиста должно быть имя. Куда выгоднее работать с популярными группами. Несмотря на то, что от своих российских менеджеров я получаю достаточное количество предложений по участию в коммерческих проектах, мне гораздо интереснее и важнее петь в театре.
М.П.: Благодаря театру солист имеет возможность сделать себе имя. Мария, если говорить о работе режиссеров с исполнителями, прошло ли время стокиллограмовых сорокалетних Джульетт, возмущавшихся претензиям по поводу игры, если они просто хорошо исполнили партию. Пришла ли наша опера к неделимости художественного образа?
М.М.: Эти Джульетты давно ушли в прошлое. У нас много чисто режиссерских театров, где можно хуже спеть, но не доиграть никак нельзя. Вообще, после Марии Каллас люди не готовы воспринимать стоящую поющую тумбу. Что касается Мариинского театра (театра, где я работаю), то он сейчас находится в авангарде театрального искусства. Я имею в виду, что он далеко впереди и ни с кем внутри страны не конкурирует. Все его оппоненты – признанные мировые площадки. В Мариинский театр часто приглашают на постановку оперных режиссеров мировой величины и, безусловно, все они очень разные и требования у них разные. Кто-то погружается в мизансценическую разработку и драматургию характеров, а кто-то решает все вопросы концептуальным замыслом.
М.П.: Мариинка лидирует благодаря своему руководителю?
М.М.: Конечно, именно потому, что во главе стоит Валерий Абисалович Гергиев, театр стал явлением в мировой культуре. Валерий Абисалович - человек, который образует вокруг себя уникальное музыкальное пространство. Сейчас идет фестиваль «Звезды Белых Ночей», и именно благодаря маэстро на это событие приехали все звезды мировой сцены.
М.П.: Но ведь все равно нет медийной огласки события, как, например, при проведении конкурса «Евровидение-2010» в Москве...
М.М.: Да, наверно нужно больше огласки, больше медийности.
М.П.: А про Большой почти ничего не слышно, возможно, ввиду реконструкции или все же менеджмента?
М.М.: Я думаю, если бы Гергиеву, как в прежние времена, когда дирекция Императорских театров была единой, доверили ведение обоих театров, то и в Большом дела обстояли бы по-другому. Там бы тоже бурлила жизнь. Но пока мы ждем его открытия.
Т.Р.: Как вы считаете, в театре сейчас должна сохраняться монументальность, или все же театр должен адаптироваться к настоящему? Как, например, современная интерпретация классического танца и необалетные постановки Ратманского?
М.М.: Театр формируется за счет личности, его возглавляющей. Возвращаясь к Гергиеву – сейчас в Мариинке идет постановка «Аиды» совместно с Cirque du Soleil. Прекрасный пример симбиоза вечной музыки и концептуального решения.
Т.Р.: Как насчет интеграции жанров? Нетребко пела с Киркоровым...
М.М.: Я с Басковым, хотите сказать?
М.П.: Басков - все же оперный певец.
М.М.: Что касается Нетребко, то здесь нет коммерческого подтекста. Она еще давно была его поклонницей, и сейчас в статусе звезды захотела с ним спеть.
М.П.: А возможно ли сейчас посредством современных электронных инструментов написать музыкальное произведение в классических канонах?
М.М.: Как Ньютон открыл механику, так же Бах открыл гармонию, то есть систематизировал или, точнее сказать, темперировал строй. И в результате своей большой, почти научной работы на практике сформировал те тяготения, которые актуальны по сей день. Он доказал энгармоническое равенство тональностей, далеко разбросанных по кварто-квинтовому кругу, и это почти математическое решение. За ним следовали Венские классики – Гайдн, Моцарт, Бетховен.
В России гармонию строгого письма окончательно систематизировал учебник Римского-Корсакого. А дальше началась эпоха медленного, щемящего и притягательного разрушения прежних строгих форм. С появлением компьютерных технологий многие стали пользоваться программами для написания музыки. В эстраде это приобрело повальный характер. В классике к этому тоже прибегают, но теоретическое тяготение, которое предполагает компьютер, может оказаться невоспринимаемым для человеческого уха, поэтому даже при помощи компьютера дальше Баха уйти не удалось.
