Смерть врасплох

Все последние годы и с удвоенной силой последние месяцы я печально констатирую, как набирает обороты самый вечный из флешмобов — «Все на погост!» и обречённо проматываю новостную ленту, после каждого ранее замеченного сообщения: «Артист такой-то срочно госпитализирован», «Легенда кино попала в больницу в городе N», «Состояние исполнителя после тяжёлой операции удовлетворительное»...

Лента бесстрастно вываливает контейнеры информационных отбросов на душу населения и в густом водовороте тонут вперемежку землетрясения, котики, выборы, бомбёжки, косметические процедуры, экономические прогнозы и смерти известных людей.

То и дело, после «срочных госпитализаций», или «попаданий в больницу» вы уже не вздрагиваете, если в ближайшем выпуске перемешанных обыденностей и сенсаций вам попадается окончание какой-нибудь грустной истории: страдал, боролся, ушёл, не выходя из комы...

Ко всем обыкновенным ожидаемым трагедиям всегда добавляются трагедии неожиданные, подтверждающие известное изречение о том, что человек не просто смертен, но и смертен внезапно.

Вон тот — после долгой болезни, а вот этот — бац, и просто так.

Это лучше всех знают работники новостного сектора, телевидения и радио, которым сама профессия велит всегда иметь под боком уже готовый ролик на случай неожиданной трагедии, чтоб не клепать материал в суете и не наляпать каких-нибудь нелепых и обидных ошибок.

В архивах каждого телеканала на каждого ещё здравствующего известного человека всегда имеется тщательно смонтированный некролог, к которому достаточно срочно прилепить начальную фразу и концовку, в зависимости от обстоятельств, и можно спокойно запускать в эфир, в режиме мгновенного реагирования.

Мы живём в эпоху быстрого времени. Промедление краху подобно: опоздал с информацией, потерял рейтинг, подлил живой воды на мельницу конкуренту. Принцип: лучше ошибка, чем задержка, лучше позор, чем безвестность.

Как говорится, конъюнктура такова, что стесняться нечего.

Одна сильно пожилая русско-французская литераторша недавно поделилась со мной новым источником небольших, но верных доходов: она сделала список всех более-менее когда-либо известных людей, даже и забытых сегодня, разыскала и перепроверила их нынешнее место пребывания, написала на каждого из них достойный некролог, причём, таким образом, чтобы в зависимости от идеологической направленности издания, текст можно было скорректировать и «идеологически направить» в нужное русло всего парой фраз. Если не взяли у центристов или консерваторов, у леваков — с руками оторвут.

Такого рода статьи Паустовский называл «членистоногими»: абзацы можно менять местами, укорачивать и варьировать на любой вкус, не задевая ни смысла, ни стиля. При отсутствии и того, и другого...

Разумно предприимчивая литераторша запаслась подобными некрологами на давно затерянных в дебрях истории людей, на их бывших жён, мужей, любовниц и приятелей, проживающих в разных уголках мира (чем дальше «родство» или отношение к усопшему, объяснила литераторша, тем меньше интерес и меньше гонорар: например, бывшая всеми забытая супруга известного писателя, скончавшаяся после тяжёлой болезни в Германии «не потянула» и на треть обычного тарифа, но всё-таки покрыла мелкие расходы повседневности).

Здесь главное так подать материал, чтоб зачитались и забыли, о ком речь, объяснила литераторша.

Сама литераторша, не желая оказаться в некотором смысле на бобах, всё предусмотрела и насчёт себя: у неё имеется крепкая договорённость с другим престарелым и всеми забытым литератором, единственным из ещё литературствующих, с кем ей удалось сохранить дружеские отношения.

Договорённость должным образом зафиксирована в соответствующих документах.

Каждый из них написал о другом замечательный некролог, каждый скорректировал текст другого по собственному усмотрению и каждый оговорил в собственном завещании, в специальной главе, что начало (точная дата и причина смерти) и конец (где, когда и как) может быть дописан согласно обстоятельствам, только твёрдо назначенным литератором и никаким другим.

Во избежание ненужных сюрпризов и неприятных деталей.

Так что теперь они оба сидят в надёжно свитой паутине и спокойно ждут, кто первый отойдёт в вечность, оставив о себе достойное воспоминание у читателей и соплеменников.

Знаете, литературная среда — дело совсем не тонкое, а наоборот, очень неотёсанно грубое и морально беспощадное. И если при жизни ты отчаянно разругался со всеми пишущими, ещё полными творческих и не творческих сил, то при отходе в мир иной, сильно рискуешь узнать о себе много неожиданного и посмертно удивиться...

Если уж такие мастодонты огребают, где не ждали, то что говорить о мелко признанных и незаслуженно забытых.

Я не стала беспардонно интересоваться у литераторши, предусмотрела ли она что-нибудь на случай внезапной кончины их обоих: каюсь, побоялась, что меня привлекут к гешефту и попросят дописать...

Сама литераторша делилась опасениями o распоясавшейся литературной братии (её уже два раза обходили более предприимчивые молодые писуны некрологов, кропавшие рулоны членистоногих завываний, ещё до того, как она успевала предложить знакомым редакциям свои варианты) и выясняла, кто, на мой взгляд, мог порадовать некро-братию скорой кончиной и внести свой вклад в её, литераторши, скромную старость.

Сама я человек слабонервный и в случае смерти врасплох дорогих мне людей могу только плескать бестолковыми эмоциями; признаюсь, что деловая хватка престарелой литераторши погрузила меня (ненадолго!) в унылую прострацию, из которой, после смерти Азнавура и моего бессвязного к ней некролога-экспромта, меня внезапно вытащила другая, совсем неожиданная для меня смерть.

Ушёл с детских лет любимый и нежно вспоминаемый Роман Карцев и напоследок опять удачно пошутил.

Всего лишь вовремя пересмотренный карцевско-ильченский скетч «Пресса» запросто достанет любого меланхолика из кладбищенской паутины, добротно свитой предприимчивой литераторшей и другими, действующими в искусстве конъюнктуры лицами.

«А мы сейчас дали свободу заводам, завод может сказать: не хочу делать туфли, хочу надгробия! Когда заводы увидят, что спрос на надгробья уже полностью удовлетворён, они всё бросят и начнут быстро делать радиоприёмники. Кто остался — всех удовлетворят!»

Эту многослойную фразу можно запросто вставлять в начало или конец любого внепланового некролога, что одновременно и утешит, и огорошит всех оставшихся и ожидающих продолжения банкета.

И, может быть, даже заставит задуматься сразу нескольких профессионалов литературных сил быстрого реагирования.

Мир памяти всех ушедших. Ну а мы...a нам...

Давайте что ли жить так, чтоб о нас не страшно было когда-нибудь написать...

Елена Кондратьева-Сальгеро, журналист, главный редактор литературного альманаха «Глаголъ», Франция.   

*Мнение авторов может не совпадать с позицией редакции