Общественность против криминала

Я полностью сочувствую Кашину и против того, чтобы нападали на журналистов, но не вижу смысла наделять их каким-то особым статусом. Журналисты бывают разные. Многие журналисты работают на заказ, многие из них обслуживают достаточно сомнительные интересы. То, что есть журналистское удостоверение, не должно являться индульгенцией.
 
Откровенно говоря, наши СМИ, включая многих журналистов, как раз и ответственны за то, что в обществе укоренилась криминальная субкультура. Именно через СМИ внедряются криминальные понятия, через бесконечные сериалы и фильмы, где главный герой – бандит, через книги с сомнительным содержанием, через статьи в газетах. Поэтому я не думаю, что журналисту нужен какой-то особый статус. Его нужно просто защищать в соответствии законом, как надо защищать всех граждан.
 
А что касается плана по борьбе с преступностью, то я думаю, что это дело достаточно гиблое. Полностью преступность победить вообще невозможно. Чем бы я действительно занялся, так это изменением общественной среды, в первую очередь в сфере массовой информации, искусства, кино, книг и пр.

20 лет мы культивируем романтику криминала и криминальных понятий и после этого удивляемся, почему же у нас так выросла преступность. Мы насытили эфир бесконечным количеством фильмов, где преступники герои, где все проблемы в жизни решаются противозаконными способами, и удивляемся, откуда столько насилия на улицах. В том числе и оттуда насилие. Этим я бы занялся, а думать, что сейчас мы примем какой-то план и снизим преступность, наивно.

Что касается критики и опасений, что появится цензура, то здесь я бы сказал следующее. В советское время мы себе понаставили идолов, и потом с упоением разрушали, да так, что вместе со страной всё развалили. Но вместо них мы поставили других идолов. Один из них – есть некие либеральные принципы, якобы они универсальные, и только по ним надо жить, а если факты противоречат этой теории, то тем хуже для фактов.

Вопрос в том, что жизнь ставит те или иные вызовы, и они далеко не укладываются в рамки тех или иных теорий. Решения должны быть адекватны ситуации, независимо от того, укладываются они в ту или иную теорию или не укладываются. Жизнь в данном случае гораздо богаче, и здесь надо реагировать гибко. Главное, чтобы был результат, а уж соответствует он той или иной теории – дело десятое.

Борьба с преступностью и криминализацией без конкретного планирования представляется мне бессмысленной. Я написала открытое письмо президенту по двум причинам. Главная причина заключается в том, что гуманизация правосудия - базовый тезис Дмитрия Анатольевича, с которым он выступал, когда еще баллотировался в президенты поддерживает едва ли не только он сам. Личные усилия лидера государства, которыми он двигает, к примеру, борьбу с педофилией, самостоятельно внося соответствующие поправки в законы, поистине титанические. Он прилагает все усилия для решения проблем, но остается при этом едва ли не в одиночестве. В итоге, те поручения, которые спускаются вниз, как-то подзастревают, а криминальный мир, с которым мы имеем дело, ни минуты не стоит на месте, не спит и не отдыхает.

Те цифры, которые я привожу в открытом письме президенту – это малая толика того, что я знаю. Кстати, большая часть цифр, которыми я оперирую, это цифры МВД России. По данным МВД (это открытые источники), у нас катастрофическая ситуация: каждый 7-ой гражданин подвергается преступным нападениям, 62% не готовы никуда заявлять об этом, потому что уверены, что им никак не помогут.

Второй момент, который мне кажется важным. Всех потрясла история с избиением Олега Кашина, даже тех, кто вовсе никакой не журналист и не блоггер. Любой человек, который видел кадры совершаемого преступления, в ужасе от того зверства и жестокости, с которой это происходило. Точно так же мы в ужасе (хотя не видели, к счастью кадры) от убийства семьи на Кубани. Но почему тогда требования об ужесточении УК в области защиты журналистов подготовили и вносят, а все остальные граждане РФ, не журналисты, продолжают сидеть в ожидании того, что их тоже заметят?

Мне показалось, что серьёзной и правовой, и политической ошибкой было бы разделение наших граждан, одинаково чувствующих себя беззащитными перед лицом преступности, на какие-то касты, кланы по профессиональному признаку. Я говорила с коллегами-журналистами, и многие категорически против этого. Когда человек нападает на другого человека, то один называется преступник, а другой – потерпевший. Преступник, а не активист какой-либо организации, побивший журналиста. Ты уже никакой не активист, ты преступник, а человек, на которого ты напал, - пострадавший от преступления.

Это принципиальный тезис: я считаю, что мера расправы над преступником, то есть мера наказания, должна измеряться только тяжестью преступления, а не личностью потерпевшего.

Сроки изменений общественного сознания по части его криминализации обсуждать очень сложно. Мы имеем дело с очень застарелой проблемой. Самое важное для декриминализации сознания – это уверенность в неотвратимости наказания, в том, что невозможно совершить ничего противоправного и не быть наказанным. Я не говорю сейчас о жестокости наказания. Мы совершаем совершенно разные поступки, и далеко необязательно всех упаковывать в тюрьму, о чём президент говорит, и в чём я его поддерживаю.

По мелочи каждый из нас что-то нарушает, потому что у нас укоренилась мысль, что машина правосудия не работает. Избиение Кашина, что избиение учительницы в Петербурге – всё происходит под видеокамерами, в открытую, при других людях, при детях. То есть совершать преступления преступники абсолютно не боятся, и правоохранительные органы не внушают нарушителям никаких опасений.

Поэтому я думаю, что нужно как можно быстрее структурировать работу правоохранительной системы и усилить защиту граждан, пострадавших от преступлений. Невозможно рассчитывать на сотрудничество с властью в области борьбы с преступностью, если гражданин зачастую ничего не получает кроме неприятностей и хамства, обращаясь в органы правопорядка.
 

Если за точку отчёта брать 90-е годы, то в стране, на самом деле, с тех пор стало будто бы потише. Но тогда, тем более, таких вещей, о которых мы постоянно читаем, смотрим и слушаем, твориться не должно. Я имею ввиду постоянные сообщения в СМИ об убийствах, актах вандализма и т.д. Причем реакция на эти сообщения у граждан неоднозначная. Одних людей это пугает, других достало, третьих вводит в ступор. И все они не знают, что с этим делать.

Член Общественной палаты Ольга Костина на экстренном заседании ОПРФ во вторник, 10 ноября, (а заседание было посвящено обсуждению нападения на политического обозревателя газеты «Коммерсант» Олега Кашина), говорила о привычности такой информационной картины. Люди привыкают к такой информационной картине, это очень плохо, это отупляет человеческое в человеке. Это терпеть невозможно. Что мне нравится в подходе Ольги Костиной: она пытается изменить не законы. Законы менять обязательно нужно, они устаревают, как и всё вокруг, время идёт вперёд. Но если мы не меняем правоприменительную практику, мы не меняем саму жизнь, которая нам не нравится, если мы не ищем технологий изменения нашей жизни к лучшему, только изменением слов в текстах законов эту ситуацию не поправишь.

Горько признавать, но это факт: от того, что мы примем правильные законы, вряд ли у нас ситуация с общественной безопасностью кардинально поменяется. Дело в том, что если бы у нас исполнялись все законы, которые вообще есть, то у нас бы Кашин сейчас в больнице не лежал, не было бы 12 трупов в Краснодарском крае, у нас каждодневно не происходили бы убийства и избиения. Значит, мы, русские, как тот пьяный, который ищет потерянные ключи под фонарём, потому что там светло. Проще всего внести пусть даже толковые законодательные изменения, и обозначить это на бумаге. В жизнь человека, в людское бытование внести изменения чрезвычайно трудно, и мы либо не знаем технологий внесения этих изменений, либо побаиваемся.

Ольга Костина ставит вопрос именно о поиске технологий для изменения не устраивающей нас жизни, практики, как правоприменительной, так и обычной бытовой. Это дельное предложение в ситуации, когда мы уже больше не можем терпеть преступность, но ещё не понимаем, как нужно сделать, какие шаги совершить, и что обществу необходимо, помимо благих пожеланий.

К тому же она предлагает вполне конкретные меры: призывает президента начать работу над созданием национального плана по борьбе с преступностью и учредить совет по реформе правосудия, действующий на постоянной основе. Причем, когда хотя бы возникает слово «план», мне происходящее уже нравится. Потому что ясно, что за планом последуют какие-то конкретные действия. А просто внести изменения в различные кодексы, умные книги, законы, конституции и т.д. тоже нужно. Всё устаревает и нуждается в корректировке. Но нам необходимо менять жизнь, а не бумажки.