Вена
публицистМихаил Бударагин
1
Если бы где-нибудь существовал отдельный ад для путешественников, он явно был бы похож на Вену, в которую нужно приезжать, не имея за душой ни истории, ни опыта, ни чувств, ни сомнений. Нечто подобное я читал иногда на форумах: «мы приехали в Вену, напились, посмотрели на готику и тусовались всю ночь, потом поехали в Зальцбург, а там горы, представляете».
Представляем.
Великое счастье не думать, что ты должен посетить оперу, должен пройти по всей карте Вены, где на каждом шагу – Гайдн, Мозер, Климт, Цвейг, Вагнер, Моцарт, Бетховен, Шуберт, Штраус, должен прийти к каждой достопримечательности, до которой в состоянии дотянуться.
Все это невозможно уместить в голове, не записывая. В Вене память выбрасывает тебя на скалистый берег каждый раз, когда ты решишься свернуть за угол.
И если бы это было главной проблемой, сюда стоило бы приехать хотя бы для тренировки ума.
2
Вена, на которую так отчаянно похож Санкт-Петербург, в отличие от нашей второй столицы – действительно живет так, как должна жить бывшая столица бывшей империи. Здесь холодно не от погоды, а от того, что здесь ты не нужен совершенно никому, и все попытки поиграть в туриста заканчиваются в первом же кафе, где все – от счета до скорости обслуживания – прямо и честно говорит тебе о том, что никто тут тебя не ждал.
Это – очень российская черта, которая в России выглядит крайне жалко, как и все наше эпигонство по поводу и без, а здесь смотрится так естественно, что невольно понимаешь Франца Кафку, в этой империи прожившего всю жизнь и хлебнувшего ее чудес с лихвой.
Город Кафки – это не Прага, пусть и жил он именно там. Прага карнавально радушна, немного загадочна, как загадочна, скажем, молоденькая молочница, умеющая вовремя потупить очи долу, немного – хватит на комикс про голема – мрачновата, но все это – игра в поддавки. Мол, мы старались, чтобы вам было приятно.
Город Кафки – это Вена, где жила его последняя возлюбленная, Милена Есенска. В санатории под Веной он и умер от истощения, Вену никогда не любил, как вообще не любил всего, что отнимало у него чувство сопричастности собственной истории. Прага – маленькая, камерная, а Вена огромна, здесь все строилось в расчете на сверхчеловеков, и они здесь жили – один Густав Малер, еврей, назначенный Францем Иосифом директором Венской придворной оперы и сделавший из этой оперы Мекку, стоит десятерых.
Кафка сверхчеловеком не был, у него даже персонажи превращаются то в тараканов, то в тень самих себя. А Малер, наверное, был, и умирать вернулся в Вену, и любил ее, судя по всему, совершенно искренне.
Имперская столица не имеет права замечать человека (сверхчеловека – и то не всякого, уж на что был Вагнер эпичен, но Малеру в итоге все равно проиграл), и тому остается или тщиться дотянуться до города, который не равен даже сам себе, или просто выбросить из головы всю эту дурь про всех, о ком – вообще не замечая тебя – помнят эти мостовые. Империя слишком велика для маленького человека, она слишком зависит от собственного прошлого, богатого до такой степени, что никакого будущего даже близко не нужно.
Не случайно и Зигмунд Фрейд, рассказавший человеку о его прошлом гораздо больше, чем нужно, учился, практиковал и жил именно здесь. Было бы очень странно, если бы не в Вене: побывав здесь, в то, что психоанализ (то есть попытка объяснить человеку, почему же он не сверхчеловек, хотя вроде так старался) мог возникнуть где-нибудь еще, просто невозможно поверить.
3
Между тем, будущее Вены, в отличие от будущего Москвы, как раз довольно очевидно. Прекрасный город музеев и парков будет вечным туристическим центром Европы: здесь приятно бродить, здесь можно остановиться и жить хоть несколько месяцев, здесь есть все, что нужно человеку, который должен отметить на карте еще один город. Вена по-своему стоит мессы, и этот туристический маховик, запущенный после крушения империи, не остановится никогда. Империя прекрасно существует и послее собственного финала: преодоление смерти в данном случае – не более, чем метафора. Империя не умирает, просто рано утром ты просыпаешься и понимаешь, что ты вдруг в ней больше не живешь.
4
Но нужна Вена, конечно, не для туризма. Нет, совсем для другого. Колонны колоннами, музеи музеями, а кататься на велосипеде и рассекать на катке у ратуши здесь лучше, чем где бы то ни было. Просто потому, что только сев на велосипед, ты понимаешь, что свободен от этого нестерпимого давления истории, культуры и имперских амбиций, которых лично у тебя никогда и не было. Этот самый демократичный и простой транспорт волей-неволей примиряет тебя с тем, что тебе никогда не быть Малером, Кафкой или Фрейдом. Но можно просто покататься безо всякого снобизма и остаться самим собой.
Вена нужна для смирения. И если плоть здесь смирить удастся едва ли (слишком уж вкусно и много всего), то дух – вполне (слишком уж вкусно и много всего – всегда есть, от чего отказаться в пользу катка с горланящей детворой).
Если тебе никогда не вырасти в сверхчеловека, то уж человеком можно прожить хорошую и достойную жизнь, не став ни пижоном, ни занудой и всегда относясь к себе с иронией, достойной Ярослава Гашека, который в своих странствиях благоразумно столицу Австрии миновал. Он и так умел, а если нужно научиться, то нельзя не приехать однажды в Вену.
Михаил Бударагин
