Видимые и невидимые руки
О нынешнем кризисе часто рассуждают в категориях чуть ли не «краха капитализма», ограниченности возможностей рыночного спонтанного порядка избежать явленных нам за последнее время порочных черт виртуальной экономики финансовых спекуляций. Говорится о том, что вся эта ловкость «невидимых рук» под столом и ее последствия могут быть минимизированы и преодолены только усилением регулирующей роли государства, мудрой политической воли власти.
В России разговор неизбежно дополняется еще и актуальной темой модернизации. Здесь на поверхности обрушение экономики «возгонки капитализаций», проблемы у «плечевых» национальных чемпионов, а также кризис «общества перепотребления». И все это во многом справедливо рассматривается как серьезные аргументы в пользу того, что без руководящей и направляющей роли государства и без соответствующей политической воли бизнес и общество сами по себе до модернизации не дозреют. Правда, все время возникает не менее справедливый вопрос: что мешало проявиться этой воле до сих пор?
Здесь стоит, видимо, обратить внимание на тему, которой в этой дискуссии уделяется мало внимания, а она, возможно, является ключевой. Речь о соотношении политического и экономического в деятельности власти и государства вообще.
Ясно, что этот разговор не только, что называется, «про нас». Ведь уже в идущем со времен Адама Смита представлении о рынке как способе организации не только экономики, но и общества в целом наукой отыскивается и видение государства как в конечном счете «акционерного общества». И мысль о том, что сама организация политического в рыночном обществе тоже всегда будет иметь ярко выраженные черты своеобразного «рынка власти», торга и обмена как внутри элиты, так и в отношениях между властью и обществом.
Применительно к сегодняшней России важно подчеркнуть, что упадок политического и рынок власти возникли не в постсоветское время, а гораздо раньше. Уже в советское время в рамках номенклатурной системы произошло оформление рынка административных ресурсов, обеспечивающего коммуникацию и взаимодействие внутри правящего класса в целом и между группировками в частности. На этих административных рынках возможности тех или иных чиновников и ведомств «порешать вопросы» обменивались по статусной стоимости на другие аналогичные решения или же на возможности присвоения и распоряжения теми или иными материальными ресурсами.
После распада СССР, в 90-е гг., произошла уже полноценная реализация и завершение программы номенклатурной приватизации и передела власти и собственности. Административный рынок слился с «диким капитализмом» и начал работать преимущественно в режиме конвертации, «пункта обмена» власти на собственность. Уровень повседневной дееспособности элиты в решающей степени обеспечивался именно различными механизмами ресурсного торга и коррупционными смазывающими материалами программы передела собственности.
В нулевые годы многие элементы этой системы были так или иначе пересмотрены, однако далеко не все. Главное, что повседневный способ существования и образ действия правящего класса остаются завязаны на лишенную политического чувства и порой свободную от моральных принципов напряженную деятельность на административных, и не только административных, рынках обмена, торга и капитализации. Отношения с обществом тоже оказались в значительной степени центрированы исключительно на экономических вопросах, взаимном торге, льготах и потребительских бонусах.
В результате в условиях процветания административного рынка единых и неделимых власти и собственности любые разговоры о модернизации неизбежно ведутся в категориях того, кто стоит за тем или иным проектом государства и кто и что за это потребует взамен. Можно ли снижать налоги, учитывая, что здесь вопрос не только в выборе стратегического направления экономической политики, но и в том, кто в результате этого усилится, кто проиграет, а кто, может быть, уйдет в отставку? Как кризис повлияет на изменение расстановки сил в экономике, формирование новой структуры собственности в экономике и ее нового лица (т. е. коллективного портрета лиц)? Как вообще будем делать модернизацию — с откатами или без? И если без, то кто вообще сказал, что значительная часть бюрократии собирается хоть что-то делать?
Эта логика сулит много интересного для жизни правящего класса, но мало обещает для развития страны. Поэтому и для выхода из кризиса, и для модернизации необходима была бы иная пропорция «конкретно-экономического» и «общеполитического» в деятельности власти. Изрядная «прививка политического» бюрократии и четкие сигналы от государства для морализации социального порядка.
