За клевету придется отвечать

Введение понятия «клевета» в Уголовный кодекс на 90% затрагивает деятельность СМИ, потому что даже если что-то говорит политик, это все равно так или иначе распространяется через СМИ.

Здесь можно взять в пример норму закона Украины, где сказано: «Субъективное мнение, субъективные высказывания журналиста не могут быть предметом рассмотрения в суде, не могут ставиться ему в вину и не могут быть предметом рассмотрения в суде».

Здесь нужна достаточно четкая граница. Любой грамотный журналист умеет так сформулировать субъективное высказывание, чтобы оно не было указанием на факт, а было указанием на мнение. И, собственно, это правильно. Если человек неграмотный, то пусть отвечает. Вы можете сказать ровно то же самое, вы можете обвинить человека в убийстве, в мошенничестве, в скотоложестве, в измене Родине – в чем угодно, но сделать это в такой форме, которая с юридической точки зрения абсолютно неподсудна.

Что касается эмоциональных высказываний политиков, то это все-таки не предмет уголовной ответственности. Но есть вещи, за которые я бы вводил уголовную ответственность: это системные кампании по дискредитации. Их очень трудно отследить, но технически это можно сделать. Выводить их из области уголовной ответственности я бы ни в коем случае не стал. Это ведь не просто эмоциональные высказывания, не просто козлом обозвал. За козла надо отвечать известным способом – встретил в коридоре и там врезал, если можешь. А что касается системных кампаний по дискредитации, действительно оклеветываний, где заведомо подтасовываются факты, где есть очевидный интерес к дискредитации, то за это я бы уголовно преследовал и организаторов, и исполнителей. Но это сложный вопрос, поскольку, как понимаю, такой процедуры нет, и она не предусмотрена. А это единственное, что составляет, на мой взгляд, существенный и важный предмет с точки зрения преследования, в том числе и уголовного.

Кстати, это касается Интернета, потому что там кампании осуществляется безнаказанно, как в отношении отдельных лиц, так и власти в целом. То, что делается по поводу российской власти (при всех к ней претензиях) в интернет-среде, является системной кампанией клеветы. Здесь трудно доказать организацию, поскольку все это сетевое и т.д., но она же есть. А почему за это не наказывать? Это имеет смысл делать.

Например, все, что было сказано по отношению к Чурову, вполне подлежало бы в рамках действительно грамотно составленного закона уголовной квалификации. Потому что доказательств его участия в каких-либо фальсификациях («волшебник Чуров»), в чем его обвиняли, не существует, и изыскать их невозможно.

Отвечая на вопрос, нуждается ли этот закон в доработке, могу сказать, что у нас все законы нуждаются в доработке. Прикрытием принятия слабого необработанного закона является его актуальность, необходимость и верность идее. Это как с законом об Интернете. Ничего не имею против логики, в нем заложенной, но благими намерениями вымощена дорога известно куда.

Качество большей части законов, принимаемых сейчас, чудовищное – то ли в силу процедуры, то ли в силу квалификации или совершенно дикого разгильдяйства, которое есть на всех уровнях госуправления (чем ниже уровень, тем хуже). И это при том, что к идее и задачам многих законопроектов претензий нет.

У нас отсутствует, в том числе и в этом законе, четкая внутренняя логика – что мы хотим этим законом сделать и зачем, в чем его задача. Все эти законы делаются, чтобы быть похожими на законы кого-нибудь – Америки, Занзибара или еще кого-нибудь. Но это все есть некая компиляция каких-то непонятных опытов, притом что у каждого из источников была своя логика – историческая, практическая, прагматическая.

У нас непонятно, зачем это все слеплено. Сначала вернули уголовную ответственность, но президент совершенно резонно говорит, что давайте все-таки уголовную ответственность оставим, а заключения под стражу пусть не будет. Президент в этом деле копаться не обязан, у него есть другие дела, но ему понятно, как государственному лидеру, что применение уголовной санкции в виде лишения свободы может превратить этот закон в опасный и ненужный прецедент. А зачем нам опасный и ненужный прецедент?

Этот закон в первую очередь может быть неприятным для некоторых журналистов и средств массовой информации, особенно «желтой» направленности. Известно, что там появляется огромное количество всевозможного реального или выдуманного компромата, какой-то «жареной» информации, которую теперь, наверное, будут писать более осторожно, потому что санкция по этому делу может быть достаточно жесткой.

Я думаю, это также может повлиять и на высказывания отдельных политиков, экспертов или общественных деятелей в отношении своих оппонентов. Потому что довольно часто нас всех, что называется, несет, и в запале бывает, что люди начинают друг на друга говорить какую-то напраслину. Известны, например, обвинения в коррупции и прочее.

Теперь многим придется более ответственно относиться к тем словам, которые они произносят. Хотя я не думаю, что это радикально изменит ситуацию - более жесткая санкция по этой статье была и раньше, но и тогда клевета существовала. Есть она и сейчас и, по-видимому, будет всегда. Вопрос в том, в каком объеме, в какой специфике и в какой форме она будет появляться. Это как вечное зло, которое искоренить полностью просто невозможно.

Новый закон о клевете, возможно, сделает жизнь журналистов проще, потому что для меня, например, первый и главный источник клеветы – это мои либеральные оппоненты. Потому что я читаю блоги – и диву даюсь иногда, что там пишут. Взять, например, последнюю историю с Pussy Riot. Люди пишут на голубом глазу: «Как известно, Шевченко с экрана Первого канала призывал к максимально жесткому наказанию девочек». Хотя было наоборот: с экрана Первого канала и в эфире «Эха Москвы» - отовсюду я говорил, что их надо наказать административно, пусть подметают улицы, но освободить.

Люди это знают, но принципиально пишут иное, потому что решают другие задачи. Им надо создать некий образ кампании. Это клевета? - Конечно, клевета. Иногда приписываются какие-либо высказывания. Так как я человек политически активный, я нахожусь в состоянии перманентной войны по разным темам: израильско-палестинский конфликт, Кавказ. Я постоянно сталкиваюсь с тем, что в интересах какой-то сиюминутной войны идет оклеветывание меня.

Приписываются какие-то цитаты, даются формулировки «как он говорил», и дальше пишут какую-то фразу, хотя не дают источник этой цитаты, потому что этого источника просто быть не может. Это клевета, поскольку она искажает информационный облик оппонента. И, как правило, этим грешат те, кто имеет максимальное присутствие в интернет-пространстве. А это, поверьте, не сторонники «Единой России», хотя, наверное, у них тоже можно найти немало таких примеров, таких высказываний и таких выступлений.

Но на данный момент я могу сказать четко, что вот эта вот либеральная публика, связанная с Интернетом, чувствующая там себя вольготно, пишет, лжет, клевещет, просто сплошь и рядом, для них это просто общее место.

Что касается обращения в суд, то я туда не обращаюсь, я христианин, а Христос сказал: «Мне отмщение и аз воздам». Если я хочу защитить свою личность, я могу сделать любым другим способом, как это подобает делать мужчине, если это мужчина. Если это женщина, я не вступаю в пререкания. Суды - не для меня, это моя принципиальная мировоззренческая, религиозная позиция, если угодно. Только если не речь о каком-то уголовном преступлении, это совсем другое дело.

В целом, я лично противник уголовного преследования в том смысле, чтобы сажать за клевету в тюрьму. Я считаю, что надо заставлять клеветника признать факт клеветы. Все равно, деньги он заплатит за это или еще что-то - ни деньги не имеют значения, ни что-либо еще. По большому счету, в деньгах это искупить невозможно.

Возвращение статьи «клевета» в Уголовный кодекс - это такое обоюдоострое оружие. У нас большинству политиков, общественных деятелей, а тем более журналистов, свойственно по отношению к другим людям использовать те выражения, которые в ряде стран считаются некорректными, если не подтверждены документально. Для наших же общественных деятелей ничего не стоит назвать какого-то конкретного человека вором или негодяем, причем это относится к любым политическим лагерям. На мой взгляд, такого рода закон сделает высказывания людей более корректными, он заставит людей думать перед тем, как что-то говорить. Но одновременно нельзя исключить возможность злоупотребления этим законом с обеих сторон.

Саму идею я, скорее, поддерживаю. Другое дело, что вопрос не только в самом содержании закона, но и в правоприменении. Определение наличия или отсутствия клеветы в высказывании - это всегда большой вопрос. У каких-то людей всегда может появиться желание проинтерпретировать прозвучавшие высказывания в выгодном для них ключе. А вот если нашим судам удастся отвлечься от этого, если удастся выработать какую-то общую позицию, то будет ясно, где высказывания являются клеветническими, а где есть вопросы, которые достаточно сложно оценить.

Оценка деятельности тех или иных людей может быть достаточно негативной, но при этом не относиться к клевете. Потому что клевета - это то, что не соответствует правде. Однако у разных людей есть предпочтения: кто-то может им нравится, а кто-то не нравится. Если говорить о том, что кто-то из политиков этому человеку не нравится - это не является клеветой. Это оценка его деятельности, личных свойств. Так что насколько нашим судам удастся правильно применять эти законы, это, конечно, вопрос для обсуждения. Хотя большую степень ответственности наших политиков, общественных деятелей и журналистов я бы мог только приветствовать.