Эпоха гнева: почему мир охватили протесты

Мы живем в «эпоху гнева», — отмечает индийский писатель Панкай Мишра в одноименной книге. Рассмотрим события 2010-х годов: начиная с финансового кризиса 2008 года и политических восстаний, которые он вызвал; восстания «арабской весны», а следом автократические ответы и кровопролитие; подъем нативизма, Эрдоганов, Модисов и Трампов; террористические атаки, крах государства, кризисы с беженцами, насилие от Украины до Йемена, от Мьянмы до Бразилии, от новостных лент социальных сетей до городских площадей, пишет автор The New Statesman Джереми Клифф.

С тех пор, как в 2017 году была опубликована книга Мишры, гнев продолжает расти. В прошлом году наблюдался всплеск уличных протестов в Чили, Ливане, Судане, Ираке, Иране, Алжире и Гонконге, а также глобальные марши «Пятница ради будущего», посвященные изменению климата. Они продолжаются и в этом году — на фоне пандемии, которая обнажила неравенство и напряженность в обществе — в Боливии, Кот-д’Ивуаре, Южной Африке, Израиле, Гонконге, Ираке и в движении Black Lives Matter (BLM). Ежедневные акции протеста загрязняют улицы Бейрута из-за взрыва 4 августа и возникшими за ним разрушениями. Протесты в Белоруссии являются крупнейшими в ее истории. В Таиланде также происходят демонстрации, студенты и школьники требуют отставки правительства, изменения Конституции и прекращения преследования оппозиции.

Гнев, кажется, повсюду. Он распространяется быстрее, чем когда-либо, перемещаясь по социальным сетям, алгоритмы которых постоянно подталкивают пользователей к гневным кликам, ускоряя его распространение. Он вирусный, но, в отличие от коронавируса, не может быть социально дистанцирован в состоянии неопределенности. Его корни глубоки. Мишра утверждает, что они возвращаются к неразрешенным противоречиям в эпоху Просвещения, что Зигмунд Фрейд назвал «примитивными, дикими и злыми импульсами человечества». Люди субъективны, эмоциональны и племенны. Да, это отдельные личности, но также и толпы; массовые протагонисты эпохи, символизируемые кулаками в воздухе, полицейскими сиренами и слезоточивым газом, летящими по городским площадям.

В своем недавно опубликованном отчете Angrynomics экономисты Эрик Лонерган и Марк Блайт дополняют картину. Они различают две формы гнева. С одной стороны, это первобытная, племенная ярость, которая может варьироваться от безобидных форм (болельщики кричат на судью) до злобных форм (неконтролируемый поток информации в социальных сетях) и еще более темных: гнев, стимулирующий желание доминировать, маргинализировать и уничтожить. Этот гнев служит тому, что психологи называют «минимальной групповой парадигмой», психосоциальной предрасположенностью человека к формированию групп на основе любых имеющихся различий. С другой стороны, это нравственное возмущение, аристотелевский гнев по поводу несправедливости, который вдохновляет движения за свободу и справедливость. Эта форма гнева находится в союзе, а не в напряжении с незаконченным (на самом деле, довольно полуразрушенным) проектом Просвещения современности.

Разделение этих двух понятий может быть сложным. Универсалистское моральное возмущение может породить племенной гнев, который, в свою очередь, может создать объекты морального возмущения. Не обязательно, чтобы толпы были племенными и эксклюзивными: как отмечает депутат Дэвид Ламми в своей книге «Племена», «инклюзивные групповые идентичности» являются источником принадлежности и коллективной организации. Обе формы гнева переплетались в течение 2010-х годов, в том числе в рамках индивидуальных движений, и продолжают существовать и сегодня.

Следует отметить, что гнев, выраженный в ходе протестов 2019 и 2020 годов, был в основном моральным возмущением: гнев, направленный на лидеров и другие элиты, на экономическую несправедливость, расизм, ухудшение состояния окружающей среды, авторитаризм или некомпетентность во многих странах (Гонконг, Ливан, Иран, Белоруссия, Таиланд и США среди них) или комбинация вышеперечисленных причин. Эти движения зачастую не имеют лидера, они возникали естественным образом из граждан, а не организовывались подставными лицами. Это затрудняет процесс обезглавливания; гонконгские протестующие, например, стремятся к тому, чтобы «быть водой» — жидкостью, гибкой и неуправляемой. Такие движения распространяют свои сообщения в социальных сетях и организуя их с помощью приложений обмена сообщениями в зашифрованном виде, таких как Telegram и WhatsApp. Часто это группы, ранее представляемые как апатичные: белые американцы среднего класса присоединившиеся к протестам BLM; якобы материалистическое, аполитичное поколение Z, марширующее за защиту окружающей среды; народы, давно запуганные ошеломляющим самодержавием — иранцы, тайцы и другие, — получили возможность выразить свой голос.

Мы живем не столько в эпоху гнева, сколько в эпоху разрушения; одни низменные и жестокие, другие оборонительные и тлеющие, многие — смесь, а некоторые — фабричные рабочие, скандирующие в адрес Лукашенко, чтобы их арестовали — в подавляющем большинстве преследовали благородные цели. И это только начало.

Только в ближайшие месяцы, включая избирательную кампанию в США, все еще увеличивающееся число смертей от коронавируса и глобальный экономический кризис, будут стимулировать гнев во всех его формах. Так что ожидайте больше трайбализма, демагогии и мелкой ненависти. Но также ожидайте более праведного морального гнева, выражаемого храбрыми гражданами, марширующими по улицам городов мира в продолжение волны, начавшейся в 2019 году. Долгие протестные 2010-е? Возможно, мы уже скоро увидим долгие протестные 2020 года.

Источник