Россия глазами экспертов

Декабрьский Госсовет хотя и экспромтом, но, по сути, озадачил нас всех довольно неожиданным вопросом. А именно: кто мы - если уже не «новая историческая общность - советский народ», но еще не вполне сложившаяся российская нация?

Прямота и честность заявленного вопроса впечатляет. Впервые в новейшей истории России высшая наша власть в лице президента, премьера и руководителей субъектов федерации признала, что прописанный в преамбуле к Конституции РФ «многонациональный российский народ» - скорее благое пожелание, нежели повседневная социально-политическая реальность. И на деле вместо гордого «We the People» мы видим Кондопогу, Зеленокумск, Манежную, площадь перед торговым центром «Европейский» в Москве. И многие другие, не столь громкие, но не менее опасные (хотя пока локальные) межэтнические конфликты.

Одним в этом видится опасность ксенофобского национализма, другие усматривают гражданский протест - пусть и в экстравагантной форме -  против коррумпированных правоохранителей и вообще властей. Однако  существо дело заключается не в том, чтобы выявить «ближайшие причины» И тем более не в том, чтобы «разобраться и принять меры». Существо дела в том, чтобы понять то «дело», которое таким радикальным способ говорит о себе. И оно, на мой взгляд, заключается в том, что мы в остроконфликтной форме пытаемся породить себя в качестве принципиально нового «политического тела». Создать себя в качестве небывалого исторического субъекта - российской нации.

А как же, скажут Российская империя? А - Советский Союза?

А очень просто. Империя по определению является формацией вне- и наднациональной. И квазинационализм поздней империи Романовых доказывает это с «последней прямотой». Она «слиняла в три дня» (В.В.Розанов) именно потому, что не была единым национальным «телом». А история ее распада есть в основе своей распыл и разбегание всех и вся - от «Герцогства Финляндского» до какой-нибудь «независимой» условно «Калязинской республики».

Да собственно гражданская война в столь чудовищно жестокой форме только и стала возможной, что дрались фундаментально чужие друг другу люди. А тот факт, что поверх этой тотальной чуждости образовалось разделение на «красных» и «белых» говорит лишь о том, что те, кто заранее планировал «превратить войну империалистическую в войну гражданскую», лишь ловко воспользовались не ими (хотя и ими в том числе) вызванного распада. И на самом деле, воевали совсем не «граждане» против «граждан» - как это была в Соединенных Штатах за пятьдесят лет до этого. А воевали по-гоббсовски - все против всех.

Про СССР и говорить нечего. Не в том дело, чтобы назвать его «неоимперией» или новой империей на старый лад. Просто собственно Россия оказалась в этой сверхдержаве одновременно и «дойной коровой», и объектом самого беспощадного террора. То, что она совсем не ушла под воду как Пошехонье - чистая случайность. Протяни СССР еще лет 20-25, и Россия просто бы спилась и самоуничтожилась необратимо (что и сейчас вполне наблюдаемо на примере нашей деревни и малых городов).

Так вот. Не было еще в истории такого субъекта как «российская нация». А сегодня - через так называемые «межнациональные конфликты» - этот субъект все громче заявляет о своем праве - «Быть!»

Но почему же так? Почему не через «гражданский мир» и «дружбу народов» и прочие атрибуты межнациональной «тиши и благодати»?! А потому, что демократия - это право на голос и самоопределение всех основных социальных групп. А у нас, в Российской Федерации никаких четко самоидентифицирующихся социальных групп пока нет (не считая «оффшорной аристократии»), кроме этноконфессиональных агломераций. А нация, как политическое тело (что показал еще Карл Шмит), рождается всегда и неизбежно через различение «своих» и «чужих».

В мире же после «конца истории», то есть после исчезновения внешнего «врага», энергетика поиска «чужого» начинает подпитываться  внутренними источниками. В нашем случае - недавними  северокавказскими (а отнюдь не специально «чеченскими») войнами.

Так что же, в столкновениях на «национальной почве» нужно видеть позитив?! Да - отвечу я без экивоков. Для становления нации все скопившиеся претензии друг к другу должны быть высказаны предельно открыто. Сначала мы должны признать нашу «чужесть», а не утешать себя заклинаниями о «многонациональном народе».  А, признав это - искать пути к единению. Иначе межнациональные конфликты из «болезни роста»  легко превратятся в триггер самоликвидации России.

Собственно жесткий и прямой разговор на Госсовете и оказался первым опытом «последней прямоты» в самом щекотливом и даже смертельно опасном вопросе. Но, подчеркиваю - первым.

А впереди - самое трудное: конкретные дела власти по «родовспоможению». Чтобы нация родилась здоровой и жизнестойкой  надо каждому представителю власти - как любит выражаться наш президент - вкалывать. Это и есть наш самый главный и именно «национальный» проект.
 

Как тенденцию 2010 года я бы отметил определенную активизацию массовой политики. С точки зрения устойчивости власти, это не очень благоприятный факт, потому что массовая политика всегда сопровождается адхократическими тенденциями. Здесь, может быть, даже власть уже забыла, как в таких ситуациях действовать. Потому что сначала 2000х годов массовый фактор исчез из политической жизни. В этом есть серьезный вызов для российской власти, который нужно будет решать в 2011 году.

Массовый фактор проявляется сейчас пока, может быть не так очевидно, не так выпукло как на рубеже 1980х-1990х годов, но, тем не менее, определенные задумки на этом направлении имеются. Здесь стоит рассчитывать на то, что мастерство власти в таких непростых условиях все-таки проявится и с этим массовым фактором как-то сумеют справиться.

Гражданское общество как общество - вещь специфическая, потому что толпа она и есть толпа. Она обычно, в отличие от идеала гражданского общества, как раз слабо управляема и в целом мало осознает свои действия. Вообще толпа подчиняется своим законам и никоим образом не законам права. Поэтому здесь палка о двух концах, относительно таких проявлений гражданственности. С одной стороны, безусловно, никто не отрицает возможности выражать свою точку зрения, другое дело что в случаях, когда некоторые моменты должны решать власть, а толпа берет на себя миссии властные, это тревожный звонок и тревожный факт, который чреват определенной дестабилизацией. Так было на рубеже 80-90-х годов, когда власть не понимала, как в этой ситуации действовать.

Когда проходили стотысячные митинги в  Лужниках и на Манежной площади власть не знала, как на эту ситуацию реагировать. В последние годы зачастую у правящего истеблишмента возникла иллюзия тотальной управляемости, что феномен толпы исчез из нашей жизни, на самом деле, может быть к сожалению, но он у нас сохранился, более того может дать о себе знать в 2011 году.
 

Прошедший год можно охарактеризовать двумя словами – сеть и экология. Сеть – это очередной этап или виток в развитии Интернета, который идет и сверху, и снизу:  и от руководства государства, и от лица рядовых граждан он начал приобретать какие-то новые формы. Присутствие Медведева в Твиттере и его активные ответы, комментарии  еще год назад выглядели бы достаточно странными. В этом году все начали постепенно к этому привыкать. Тем не менее, слышится большое количество голосов  не очень довольных граждан, которые заявляют, что президент в Твиттере – это странно.  Но мне кажется, что мнение этих граждан было бы полностью справедливо при одном условии – если бы мир оставался на том месте, на котором он застыл 5 лет назад. Тогда действительно, появление президента в Твиттере казалось бы  нелепым.  Но сегодня это один из маленьких символических моментов, который подчеркивает, что не только Россия меняется, но и мир в целом.

Низовая активность в Интернете тоже о чем-то говорит. В 2010 году было очень много разных обращений, записанных на YouTube. Они были и годом ранее, тогда они носили более резкий и конкретный характер – люди обращались к Путину или Медведеву.  А сейчас зачастую авторы просто обращаются безадресно, в никуда, к Интернету, к людям, чтобы все узнали о проблеме. То есть человек, совершенно потерявший какую-то надежду добиться справедливости и желающий рассказать о своих проблемах миру, он пытается сделать это через Интернет.

Второй момент, который можно отметить, говоря об Интернете, что также отмечают публицисты: сегодня совершенно абсурдно говорить про свободу слова или про цензуру, потому что нет  таких тем, которые телевидение или газеты могут замолчать. Если что-то случилось и если это что-то случайно попало в Интернет,  в конце концов, оно попадет на экраны телевидения.  Я бы назвал это такой «викиликизацией» средств массовой информации, которые по скорости определенно проигрывают социальным медиа  и которые понимают, что надо занимать какую-то иную экологическую нишу. Они начинают питаться сливами, утечками – той информацией, которую можно найти в открытом доступе во всех этих социальны медиа.

И получается, что нет такого разрыва – если пойдет какая-то крупная кампания, то рано или поздно она попадет и в газеты, и на телевидение, и куда угодно.  Нет такой иголки, которую можно в этом Интернете спрятать как в стоге сена. Другой вопрос, что цензура приобретает другие формы – то есть если раньше можно было какую-то тему замалчивать, то теперь надо более технологично обходить – ставить какие-то заглушки, белые шумы, отвлекать внимание на какую-то другую тему, чтобы общественность радостно убежала смотреть в другую сторону. То есть нельзя сказать, что Интернет окончательно победил цензуру, но в старой форме она постепенно становится бессмысленной и приобретает новые формы и борьба за действительно важную информацию – она конечно продолжается.

В отношении гражданского общества можно казать следующее.  Когда  раньше происходило какое-то стихийное бедствие, то мы смотрели на него глазами пассивного телезрителя. Т.е., в первую очередь, мы думаем: «Какое горе». Второе – «Как хорошо, что это произошло не с нашими близкими», на всякий случай кому-то еще звоним, если он находится в том же месте.  И в третью очередь мы думаем, что государство должно теперь  постараться и сделать так, чтобы это бедствие прошло с минимальными потерями. А сейчас все разворачивается в иную плоскость.

Суть в том, что люди узнают о любых таких проблемах не из телевизора в качестве пассивных наблюдателей, а из социальных сетей тех же, то есть у своих френдов – «друзей», пусть и виртуальных, но мы понимаем, что это живые люди и в эту беду попали, если не их знакомые лично, то знакомые знакомых -  то есть на расстоянии одного, двух пожатий руки. И эти знакомые неизбежно их вовлекают в какую-то активную деятельность .  Если даже человек просто распространяет информацию, «ретвитит» - это вроде бы совершенно ничтожное усилие, но оно совершенно радикально меняет картину мира блоггера по сравнению с телевизионным зрителем. 

Он становится активным соучастником, он вовлекается в процесс и на следующем этапе от простого распространения информации он может переходить к каким-то активным действиям. Так было в случае с аэропортами  - люди пытались создавать какие-то инициативные группы, которые помогали этим несчастным заложникам Домодедово и Шереметьево едой и водой, пытались вывозить их из аэропортов по возможности и так далее.

Мы много времени говорили про гражданское общество и всегда это понятие казалось вымыслом политологов. Есть какие-то люди, которые придумали гражданское общество, а ничего такого не бывает на самом деле. А определять гражданское общество можно очень просто – когда люди занимаются общественно полезной деятельностью  по возможности без приказа со стороны начальства, без принуждения. И в этом смысле мы действительно можем сказать, что такое общество у нас есть. Я даже предлагаю официально назначить 1 января 2011 года датой рождения гражданского общества в России – чтобы это запомнилось: закончилось десятилетие нулевых и на его обломках родился такой «ребенок». Что дальше с ним будет пока непонятно, но он родился.

Гражданское общество возникает как ни странно не на основе какой-то политической платформы, а в основе защиты конкретных людей (как в случае с аварией на Ленинском проспекте). Более крупные попытки координации возникали во время лесных пожаров летом, то есть такая попытка была -  может быть не очень удачная, не очень взрослая, не очень осмысленная, но все равно попытка людей как-то осмыслять ситуацию, в которой они оказались и как-то активно на нее отвечать.

Если мы возьмем рассуждения каких-нибудь мудрых американских футурологов о том, что из себя представляет современное общество и какие в нем есть основные тренды, то выяснится, что таких трендов два. Первое – растет глобальная связанность всех со всем, то есть речь идет о создании такой сети, когда не просто отдельные компьютеры друг с другом связаны, а все вообще становится предметом информационной сети.  Например, покупаете вы чашку кофе, а вам на экране вашего смартфона приходит сообщение,  откуда этот кофе был доставлен.

Второй глобальный тренд – это усиление экологических неприятностей,  потому что мы привыкли, что живем в достаточно безопасном уютном мире и многие люди искреннее не понимают, почему правительство не потушило лесные пожары. Никто не хочет себе представить ситуацию, в которой правительство просто принципиально не может этого сделать, потому что природа  сильнее человеческих технологий.  Яркий пример – извержение вулкана в Исландии.

Футурологи также объединяют в один тренд  генетику, робототехнику, Интернет и нанотехнологии. Если судить по этим трендам и по глобальной связанности всех со всеми и экологии, то главным итогом года я бы назвал то, что Россия стала частью этого большого глобального мира, у которого есть свои преимущества, такие как Интернет и такие общие проблемы как экология.

Когда мы говорим про гражданское общество, то в нем могут принимать участие абсолютно разные силы – и конструктивные, и деструктивные. Это нормально, потому что в  противном случае, это будет не гражданское общество, а просто партийные съезды, которые будут четко выполнять программу партии. Этим и отличается гражданское общество от партийных организаций.

2010 год был богат на всякие события. Если говорить о тех вопросах, которыми занималась Общественная палата, то это дети, это внесение изменений в действующее законодательство, в том числе, повышение уголовной ответственности за преступления против детей.

Наметился диалог власти и институтов гражданского общества. Это важно, потому что, даже на примере «Речника» мы можем сказать, что Общественная палата добилась того, чтобы власть обратила внимание и приняла правильное решение. Жители этого садово-огороднического товарищества незаслуженно были обижены. Когда уже на это обратил внимание и президент Российской Федерации, и правительство Российской Федерации, то обнаружились те серьезные изъяны, которые были допущены со стороны московских властей с использованием правоохранительных органов, судебной системы. Все это привело к тем массовым возмущениям, которые были высказаны со стороны не только жителей «Речника», но и в том числе движения были и в других регионах в поддержку его жителей. Это все свидетельствует о том, что сегодня люди не будут терпеть безобразия, не будут терпеть унижения, оскорбления в той или иной форме. И это важно, потому что это дает возможность и уверенность другим людям отстаивать свои права. Очень важно, чтобы мы научились вести диалог, умели отстаивать свою позицию, потому что диалог -это работа, трудная работа. И в этом случае не надо лениться, добиваться отстаивания своих прав.

Что касается других вопросов, комиссия Общественной палаты занималась многими из них. Кущевка и Гусь-Хрустальный нас крайне тревожат, потому что мы считаем, что тот огромный поток жалоб, который поступает в федеральный центр, президенту, правительству, в Общественную палату, свидетельствует о том, что на местах не всегда хотят решать вопросы. На местах не всегда хотят участвовать в диалоге с населением и это серьезная проблема. Поэтому 2011 год должен быть годом, который способствует более эффективной работе региональных руководителей на местах.

По крайней мере, если говорить о профильной деятельности комиссии ОПРФ, я буду настаивать, чтобы в законе «О полиции» было указано, чтобы руководители правоохранительных органов на местах не только принимали население в дни приема на местах, но и чтобы они раз в квартал встречались с населением и обсуждали те насущные проблемы, которые там есть и снимали тот огромный поток жалоб и общее напряжение.

Что касается событий последнего месяца прошлого года - события тревожные, которые связаны с беспорядками на наших улицах. Это, прежде всего, вызвано подогреванием ситуации, и я абсолютно уверен, что этот хоровод кто-то водит и кому-то это очень нужно. Деструктивные силы существуют в нашем обществе и поэтому акцент, конечно, они делают на молодежь. Молодежь очень уязвима. Вплоть до того, что мы должны прописать, если говорить о Москве, «Кодекс москвича», в котором бы четко были бы прописаны правила. Неважно, где россиянин живет, но приехав в Москву, или если москвич уезжает в другой город, чтобы мы, прежде всего, уважали культуру, традиции, которые сложились веками в наших регионах, в том числе и в Москве. Мне представляется, что такой кодекс москвича, петербуржца и так далее необходимо принимать. Этические правила поведения очень важны. Нам надо перестать закрывать глаза на безобразия, которые происходят.

В последнее время мы видим, что появляется немотивированная агрессия, она связана и с национальным вопросом, и расовым вопросом, и религиозным вопросом, но если сейчас мы громко не заявим свою позицию, я имею в виду институты гражданского общества, Общественную палату, то конечно деструктивные силы, которые есть, могут этим воспользоваться и дальше нагнетать ситуацию. Ни к чему хорошему это не приведет ни для власти, ни для тех, кто устраивает подобные мероприятия с определенными лозунгами, с определенными высказываниями. Поэтому работы очень много, 2011 год будет непростой и я думаю, что мы в 2011 году акцент в своей работе будем делать, в том числе, на общение с молодежью. И главный вопрос - это диалог, выстраивание диалога между властью и институтами гражданского общества, гражданами.
 

Активизация гражданского общества – очень важная тенденция. Все гражданские инициативы, которые были в течение года (можно по-разному к ним относится) – по поводу Химкинского леса,  по поводу служебных машин с мигалками и по поводу милиции  - это некое пробуждение общественно-политической деятельности граждан в нашей стране. И это я ставлю выше, чем любые экономические или какие-то социальные трансформации, которые в течение года происходят.

Признаки того, что произошло в декабре, проявлялись на протяжении ряда лет. Случился массовый всплеск, массовый выход из правового пространства граждан, в данном случае молодежи, на основе этнического национализма и ксенофобии.

Понимания случившегося в полной мере может быть еще не пришло, потому что трудно сказать, какие факторы сыграли решающую роль, но то, что тысячи людей вышли без всяких разрешений или регулирования на массовые собрания, на такой флеш-моб –это достаточно тревожные явления для мегаполисов.

В нашем современном обществе, в нашей культуре назревает такое, что сейчас через Интернет мы обладаем таким оружием самоорганизации, что оно может быть просто самоубийственным.

Если реально посмотреть, те, кто бунтовали и выходили на площадь, сами они реально не пострадали ни от кавказцев, ни от гастарбайтеров, ни от иногородних торговцев. Это что-то из разряда массовой психологии, мобилизации на почве национализма. И общество, и правоохранительные органы еще в полной мере не овладели технологией противодействия, нейтрализации таких явлений.

Поэтому реакция на это – бесконечные обсуждения по телевидению, трактовка, что это ответ на то, что давно назрело, меня как ученого, специалиста, не устраивает. Если внимательно посмотреть, все основные идеологи, которые стоят за этой идеологией отчуждения, что у нас есть другие, если чужие, есть те, от кого нужно избавиться, засветились на каналах телевидения. Но дело в том, что как только вы избавитесь от одних,  завтра те, кто ищут ответ во врагах, укажут пальцем на своего соседа или на вчерашнего друга. И это очень опасно для России, которая представляет собой сложное, но в то же время единое сообщество. Все эти разделения по линии религии, расы, этничности или даже социального положения - не могут быть и не должны быть поводом для бунтов, для поджогов и для массовых экспроприаций. Мы это уже все проходили и мировая история тоже все это знает.
 

Ситуация в том, что касается национальной политики –  очень жесткая, она не меняется к лучшему, я бы сказал, есть основания полагать, что она меняется к худшему. И, повторю еще раз, концовка года это продемонстрировала. Мы имеем ситуацию, когда есть несколько источников той опасности, которая стоит перед нами. Одна из них, конечно, имеет отношение к социуму в целом, к социальной ситуации, да и к молодежной национальной политике. Молодые люди, мальчишки из спальных районов, сталкиваются с жизнью, которая их ни в коей мере не может удовлетворять, они видят жизнь с ее изнанки.

 Но таких людей, которые видят жизнь с ее изнанки – миллионы, изнанка эта очень велика, ее может быть больше, чем лицевой стороны. Они видят не официозные лозунги, они видят не призывы, они видят страшную и всепроникающую коррупцию, которой нет возможностей и сил сопротивляться, которая превращается в данность нашей жизни, едва ли не в благо,  потому что если ее убрать, то трудно будет решать очень многие жизненные вопросы. Они видят совершенно ошалевших от шальных денег чиновников, которые едут мимо них, мимо пробок на своих дорогих автомобилях, не обращая на них никакого внимания. Они видят бесправие и избирательность правосудия в судах – они все это видят. Они видят отсутствие социальных лифтов, отсутствие перспектив, пьянство, драки и мат как единственный способ выражения своих мыслей. Они знают и признают единственную идентификацию национального: я не человек, я не сын, не отец, не брат, не гражданин России, я представитель определенной национальности, причем, как правило, желательно титульной в том или ином регионе, так легче. Это все конечно склоняет к агрессии, несомненно, это склоняет к поиску врагов.

К сожалению надо констатировать, что к той же агрессии, к тому же поиску врагов зачастую склоняет и государственная пропаганда, которую мы наблюдаем на разных уровнях нашей государственной власти.

То, что говориться и то, что называется часто «патриотической пропагандой» очень часто имеет конфронтационный характер и тоже склоняет к поиску виноватых в том, что мы живем не так, как нам хотелось бы. Это безответственная линия, потому что виноватых нужно искать, прежде всего, в себе самих, а главное – в себе самом.

На сегодняшний день мы имеем нерешенность кавказской проблемы. Ситуация такова, что в наиболее успешной, эталонной северокавказской республике имеет место фактически разделение народа на две части – меньшую, очень сильную, вооруженную, богатую, сидящую на огромных бюджетных вливаниях и большую, бесправную, замученную, нищую, причем интересно, что и та и другая по объективным причинам стремится в Москву.

Богатые и сильные стремятся в Москву потому, что здесь центр мира для них и здесь можно реализовать резко повысившиеся за последние годы возможности, а бедные и нищие стремятся сюда потому что там нечего делать, там у них нет никаких перспектив, они ищут выход. И те и другие едут в Москву, и здесь они сталкиваются с теми самыми мальчиками из спальных районов, о которых я говорил в самом начале. Мы видим, к чему это столкновение приводит.

Все это очень тревожно, все это создает жесткую ситуацию, на которую мы ни в коем случае не должны закрывать глаза, ни в коем случае не должны зарывать голову в песок.
 

Наше общество постепенно опровергает миф о политической апатии, миф, который послужил резоном для того, чтобы ориентироваться на такую де-факто автократическую модель власти, но в той мере, в которой гражданское общество действительно проявляет себя в каких-то механизмах публичного лоббизма, в СМИ, в Интернете. Оно перестает быть объектом управления и становится соучастником  государственного управления, в роли партнера по принятию государственных решений.

Если ориентироваться на некоторые высказывания президента, в том числе, в Послании Федеральному собранию, он эту тенденцию видит и эту роль партнера по принятию решения активным слоям общества готов отвести, предоставить и обеспечить. О каком оживлении гражданской активности я говорю – год начался с митингов в Калининграде, потом были и Самара и Иркутск, тема – недоверие к региональным властям, ЖКХ, потом волнение в Междуреченске, уже совсем другая тем – здесь проблема безответственности крупного бизнеса и тоже дискоммуникация с региональными властями. Потом были экологические протесты по поводу Химкинского леса или движение в защиту архитектурного наследия Охта-центра в Петербурге и в Москве - Архнадзор. И конец года – это гражданский молодежный протест против этнической преступности и коррумпированности правоохранительной системы, которая ей потакает.

На мой взгляд, это логичное звено в цепи того самого оживления гражданского общества, того самого гражданского протеста, в котором многие прогрессивные силы интеллигенции склонны видеть залог нашего движения к демократии. И совершенно неправомерно со стороны тех же самых прогрессивных сил исключать из этого гражданского общества и ту часть национального движения или просто озабоченной национальным вопросом молодежи, которая просит, по сути, закона для всех, ликвидации клановости и этнической преступности, что на самом деле и является важнейшей предпосылкой формирования гражданской нации.

Гражданская нация – это нация, в которой нет кланов, принадлежность к которым для человека важнее, чем его гражданский статус, это нация реального равенства перед законом, это нация, состоящая не их социальных корпораций и этнических групп и кланов, а состоящая из людей, из граждан. Для того, чтобы нам реальное движение к этой гражданской нации обеспечить, необходимо прежде всего демонтировать, разобрать все остатки родоплеменного общества, которые сегодня существуют в нашей стране и которые в слабом государстве могут собой его подменять.

Это, на мой взгляд, одна из основных социальных опасностей – подмена государства параллельными сетями и структурами, в том числе связанными с организованной преступностью, с диаспорами, с кланами. имеющими разную природу и формы. Известно положение в теории демократии, что никакая демократия не возможна, в том случае, если существует параллельная государству сильная структура власти. Если мы весь год говорили о движении страны к демократии, то фундамент демократии – это общество, освобожденное от параллельных структур, особенно параллельных структур принуждения власти, связанных с явным или латентным насилием.

И эта передозировка насилия в обществе связана уже не столько с государством как таковым, сколько с самыми разными социальными корпорациями, включая, к сожалению, и некоторых представителей закона, тоже начинает восприниматься людьми как главный вызов обществу и государству. В совокупности, если мы посмотрим на ту ноту, на которой завершился год этого гражданского протеста, то, на мой взгляд, проступает очень явный основной вызов. Он состоит в том, что существуют очень мощные факторы архаизации общества и до сих пор, пока мы не преодолеем эти факторы архаизации, повестка развития и модернизации будет зачастую просто повисать в воздухе.

Как ответить на этот процесс архаизации? - К сожалению, здесь мы можем отметить иронию истории – рецепт все тот же, что и в начале нулевых годов  - восстановление полноценного государства. Эта миссия  осталась не закрытой, не законченной.

В начале нулевых годов шло укрепления вертикали власти государства. Так же и сейчас, только это укрепление не непосредственно вертикали власти (президента и главы правительства  - их способность контролировать своих подчиненных в регионах мы видим, это, безусловно, достижение),  а действие сквозных институтов государства, которые обеспечивают общественный порядок и в значительной степени связуют общество – суды, правоохранительная система, воспитание, образование.

Но все же главный вывод по итогам 2010 года состоит в том, что сегодня мы вынуждены говорить не столько о модернизации, сколько о преодолении архаизации. Если нам решение этой задачи удастся, то наше общество, мне кажется, имеет достаточно внутренних сил для того, чтобы благодаря устранению препятствий взять необходимый темп и вектор развития.
 

Главное событие уходящего года – это появление нового человека, именуемого  гражданином Российской Федерации, который заставил власть с собой считаться, который сказал: я настаиваю на соблюдении закона.

Я специалист по конституционному праву и поэтому я об этом думаю с радостью, ведь никто не верил, что это произойдет. Теперь уже заявка сделана, и она не будет отменена. Если власть не пойдет на встречу и не обеспечит этому самому новому субъекту его требования в отношении соблюдения закона, то субъект изменит эту власть. Я надеюсь, у власти хватит мужества, сил и профессионализма понять это. Теперь фактически перенесен центр тяжести. У нас не народная власть, а власть для народа.

Признаки этого события можно перечислять, начиная с майора Дымовского, которого сначала объявили сумасшедшим. Затем вышел календарь правонарушений сотрудников правоохранительных органов, изданный жуналом «Esquire». Наконец перестали пропускать мигалки на дороге, на защитников Химкинского леса обратили внимание. Потихоньку в этот процесс втянулись СМИ, подавляющее их большинство. С МИ начали сами выявлять факты нарушения закона, и не только в части неадекватности правоохранительных органов, но и в других сферах.