Трансатлантический разлом: как российская стратегия изменила глобальную расстановку сил

политологДаниил Пареньков

Запад, как бы не трактовали точный состав его участников, все увереннее перестает быть коллективным. Сложившаяся после второй мировой войны между США, Западной Европой и примкнувшими странами «химия» улетучивается. На смену общим ценностям и целям приходят взаимные обвинения и эрозия прежних договорённостей. Политическая турбулентность всё чаще проявляется в отношениях США и Европы, внутри ЕС и отдельных западных стран. 

Архипелаг противоречий 

Интеллектуалы на Западе бьют тревогу. The European Conservative пишет, что с приходом к власти Трампа глобальный Запад фрагментируется, уходит «общее моральное и интеллектуальное наследие — система ценностей, которая выходила за рамки национальных границ». 

Глубокий ценностный раскол фиксируется и официальными лицами. Выступление вице-президента США Джей Ди Вэнса на конференции по безопасности в Мюнхене обозначило комплексную палитру размежеваний: от вопросов миграции до права на открытое отстаивание своих религиозных убеждений и традиционных ценностей. 
Нарастание фрагментации отчетливо видно и на переговорном треке, где Вашингтон, Лондон и Брюссель не могут выработать единую позицию по конфликту на Украине. Да, кажется, и нет уже никакого Брюсселя, а есть внутренняя конкуренция Парижа и Берлина. Есть разнонаправленные интересы, публично декларируемые нестыковки и взаимные эмоциональные выпады. 

Еще более ярким симптомом стала развязанная Трампом тарифная война, в которой отдельное место отведено удару по Евросоюзу. При этом в ЕС в качестве откровенно враждебного шага были восприняты не только заявленные таргетированные тарифы против еврозоны, но и 25% тарифы на любые поставки стали, алюминия и производной продукции. Потенциальный ущерб только от последних был оценен Европейской комиссией в 28 миллиардов евро, а заявление об ответных мерах содержало едкое замечание, что под тарифы попадают даже швейные иглы.

В решении Трампа о тарифах и сопутствующей риторике на себя обращают внимание два момента. Во-первых, администрация Трампа видит в тарифной политике инструмент достижения национальных интересов. Во-вторых, эти интересы позиционируются как противостоящие интересам союзников из ЕС. Показательно, что в этой логике Европа для США — это не союзник, а конкурент или даже противник.

Аналогичная формула прослеживается в действиях и заявлениях Венгрии по отношению к Брюсселю. Правительство Орбана видит в евробюрократии препятствие на пути к укреплению суверенитета страны и защите традиционных ценностей. Еврочиновники и евродепутаты регулярно подвергают критике венгерский Закон о защите национального суверенитета и запрет на организацию ЛГБТ-маршей*. Венгерские власти подобные выпады характеризуют не иначе как «скоординированное политическое вмешательство».

Размывание внутреннего единства отражается и на НАТО. На фоне регулярных сигналов со стороны США о необходимости пересмотра принципов финансирования блока, всё большую озабоченность альянса вызывает собственное выживание, а не вопросы стратегической стабильности. Несмотря на декларации о «непоколебимом единстве», фактическая вовлеченность стран НАТО в обеспечение контура безопасность остаётся крайне неоднородной. Внутри альянса разгораются споры о перераспределении финансовой и военной нагрузки. Турция ведёт самостоятельную политику, часто вступающую в противоречие с установками и приоритетами альянса, а Франция вновь заигрывает с темой альтернативной системы общеевропейской безопасности. 

В уже упомянутой речи Вэнса коллективной безопасности Запада выносится неутешительный диагноз: «мы не знаем, что вообще собираемся защищать <...> многие говорят, что нам нужно защищаться, но я так и не понял, от чего конкретно гражданам Европы нужна защита».

Стратегический эффект

Описанные выше симптомы раскола западного мира не случайны. Они служат закономерным следствием процесса перестройки миропорядка, запущенного политикой Путина. 

При Путине Россия стала наглядным примером несостоятельности западных неолиберальных мифологем. Оказалось, что история продолжается, а европейский сад Борреля — не более чем метафора пустого бездуховного высокомерия. 

Оставаясь в центре мировой повестки, Путин последовательно и упорно транслировал свое видение, использовал имеющиеся каналы коммуникации для работы с западной аудиторией. При этом лучшим коммуникативным средством оказались неизменные принципы Путина: готовность бороться за национальные интересы, традиционные ценности и суверенитет страны. 

Пока мир пытались убедить в прогрессивности отказа от традиций, Россия последовательно отстаивала право народов на собственный культурный и цивилизационный выбор. 

Пока руками западных политических теорий внушали тезис об отмирании государства, Россия на деле доказывала ценность суверенитета и незыблемость национальных интересов. 

Пока лгали о вторичности незападных экономик и их необратимой зависимости от западных финансов и технологий, Россия демонстрировала устойчивость к санкциям и способность к экономическому развитию.

Установка Путина на защиту суверенитета, национальных интересов и традиционных ценностей на Западе поначалу вызывала отторжение. За риторикой России видели не более чем пропагандистскую уловку. Однако со временем российские ценностные приоритеты доказали свою привлекательность, нашли отклик среди западной аудитории и заставили поставить под вопрос состоятельности современной западной модели. 

Безусловно, у избирателя в США, Германии или Венгрии были свои основания задуматься о собственных национальных интересах и как далеко может завести отказ от общего христианского наследия. Однако без успешного примера России они никогда не получили бы необходимый импульс, который привел к власти Трампа, Орбана, Фицо и вывел «Альтернативу для Германии» на первую строчку электоральных рейтингов.

Время собирать 

Российская международно-политическая проповедь была воспринята и запустила на Западе процесс саморазрушения. Для нас это выгодно.

Во-первых, пошатнувшееся единство стран Запада фиксирует эффективность выбранной Путиным стратегии и доказывает признание, в том числе и на Западе, успешности российской модели.

Во-вторых, это приближает решение одного из стратегических приоритетов российской внешней политики: снижение уровня перманентной витальной угрозы у западных границ. Чем бы не закончился для Запада текущий виток внутренней турбулентности, он однозначно приведет к переформатированию конфигурации элит и будет способствовать дальнейшему институциональному параличу НАТО.

В-третьих, на месте коллективного оппонента, Россия получает возможность найти партнеров, с которыми можно договариваться. Безусловно, совпадение в видении ряда ценностей и приоритизация национальных интересов не означают автоматического изменения в отношениях с Москвой. В конечном счете, у каждого свои национальные интересы и они могут и, скорее всего, будут противоречить национальным интересам России. 

Однако на смену открытой конфронтации может прийти конкуренция. В этом отношении показательно, что согласно проведенному в марте опросу Pew Research Center среди республиканцев большинство негативно относятся к НАТО и считают Россию конкурентом или даже партнером, а не врагом.

Даниил Пареньков, руководитель программы «Глобальная политика» Центра политической конъюнктуры, заместитель заведующего Кафедрой политической теории МГИМО.

#ДаниилПареньков

* Деятельность «Международного общественного движения ЛГБТ» запрещена в Российской Федерации.