Статья
115
11 октября 2024 17:12
Владислав Сурков: только эмоциональный интеллект можно считать творческим
1. Могли бы вы назвать список важных ненаписанных книг, по вашему мнению?
Вот список:
1. Роман «Война и мир», не написанный Хармсом;
2. Рассказ «Вываливающиеся старухи», не написанный Толстым;
3. «Книга Безликого Ангела», увиденная и прочитанная Иоганном Скотом Эриугеной во сне, содержание которой он, проснувшись, не смог удержать в памяти, «ибо в той книге была абсолютная истина, невыносимая для человеческого разума».
2. Есть ли книги, которые стоит «выдерживать» и открывать по прошествии времени, или книги необходимо читать сразу?
Читать ли книгу сразу, читать с перерывами, вчитываться или пролистывать, или бить книгой мух — это вопрос индивидуальных предпочтений. У меня, например, на видном месте лежит пара книг, которые я вообще не собираюсь читать — «Капитал» и «Государь». Каждый раз смотрю на них и думаю: «слава богу, никогда это не прочитаю». Культурный человек должен гордиться не только тем, что он прочитал, но и тем, что читать отказался.
3. Вы делаете пометки на полях книг?
Да, я делаю пометки в книгах. Мечу авторучкой места, которые мне понравились. Есть в этом что-то собачье, конечно. Но удержаться не могу. Наверное, в этой инстинктивной порче книги посыл такой: это умно, это круто, это точно, это красиво, значит, это моя территория.
4. Есть ли книги, которые политику никогда нельзя открывать?
Само собой, есть книги, которые политику ни в коем случае нельзя читать. Это мемуары политиков.
Хвастовство, самооправдание, мутные выделения плохой памяти, запоздалое сведение счетов, зависть бывшего к настоящему — и вся эта отрава кое-как прикрыта перечислением общеизвестных событий. Не читайте. Берегите себя.
5. Какие книги из западного политического канона Вам не нравятся?
На Западе в жанре коммерческого философствования есть традиция писать большие книги ради очень небольшой мысли. Не знаю, для чего так, может, их на вес продают. Многостраничное переливание из пустого в порожнее. И где-то посередине одинокая идея. Иногда даже умная. Но на изложение которой хватило бы и трех абзацев. А часто и не умная совсем.
Самая хорошо продаваемая глупость нашего века это, без сомнения, «Черный лебедь» Талеба. Мне в свое время мозг просверлили все вокруг: прочитай да прочитай. Пришлось прочитать. И что?
Какие-то прибаутки, байки и рассуждалки, долгое-долгое жужжание — о чем? О том, что, оказывается, в жизни случаются непредсказуемые вещи. И все? И все. Точно все? Точно все.
Но разве мы этого не знали без всяких книг и без этой книги в особенности? Вроде знали. Да знали, знали. Это же банально. Очевидно. Всем известно. Но если знали, если всем известно, то зачем эти самые все купили книгу в количестве, сделавшим ее бестселлером? И каноном экономическим, философским и политическим?
Непостижимый успех чепухи.
6. Что самое поэтическое о политике (власти) приводилось читать? Или политическое в поэзии?
Самое поэтическое о политике и самое политическое в поэзии — песня «Не шуми ты мати зеленая дубравушка».
В художественном смысле русская политика на протяжении веков это диалоги царя с разбойником и поющий о них народ.
7. Есть ли книга, прочитав которую Вы пожалели, что автор не Вы?
Как-то я взял с полки наугад какую-то книжку, наугад открыл и начал читать, и оторваться не мог. Так мне текст понравился, что я, действительно, подумал: «жалко, не я написал». Потом посмотрел на обложку и отлегло — слава богу, все-таки я. Это была брошюра «Русская политическая культура. Взгляд из утопии».
8. Вы как-то написали, что на Вас в детстве большое впечатление произвела карикатура на Ивана Рыкова «Скопинский лев в клетке», увиденная в альбоме о Чехове. Какие еще впечатления от книг сохранились или были долгими?
Людям нравится говорить, как на них повлияли великие тексты: «Братья Карамазовы», «Так говорил Заратустра», «Бытие и Время»... на худой конец какой-нибудь «Атлант расправил плечи»... На мой же взгляд, самые первые по-настоящему формирующие нас и долго нам дорогие произведения гораздо проще: «Курочка Ряба», к примеру, вполне в этом смысле может конкурировать с грандиозными трудами Канта и Лао Цзы. Мне рассказ Толстого «Филипок» дал не меньше, чем его же «Анна Каренина». А может, и больше, потому что раньше.
Когда Майк Науменко пел: «я беден, как Ван Гог, который не читал книгу «Филипок», он был прав — не прочитать «Филипка» это реальная лютая бедность.
9. Нейросеть убьет литературу? Мы уже стоим на пороге того, что нейросети могут писать тексты, музыку, рисовать в чьей-то стилистике. Что-то может помешать нейросетям переосмыслить философские трактаты, учения? Сгенерировать что-то новое? И главное — что с этим делать всем нам?
Убьет, но не этим вечером. Искусственный интеллект вообще (и нейросети в частности) на сегодняшнем уровне развития это, в сущности, проворный идиот. Он быстро считает, запоминает, перебирает, сортирует, комбинирует, но — не понимает. Он способен без труда сгенерировать много посредственных сценариев для сериалов или шлягеров для эстрады. Да и симфоний для снобов. Не сомневаюсь, что он также вполне в состоянии и пофилософствовать — наворотить всякого вздора вроде «научного коммунизма» или «теории черных лебедей» на самом деле ведь нетрудно. Чтобы нести чушь, вовсе не обязательно быть человеком. Можно и нейросетью. Это все дела полезные, поскольку массовому потребителю ежедневно нужна не только мусорная еда быстрого приготовления для живота, но и много мусорного контента для головы.
А вот для настоящего творчества, преобразующего мир, машине пока не хватает эмоций. Только эмоциональный интеллект можно считать творческим. Машина должна научиться бояться, любить, ненавидеть, завидовать, симпатизировать. А для начала она должна узнать, что она есть. И ощутить одиночество, уязвимость, тщетность... Вот когда машина все это обретет (а в том, что обретет, я не сомневаюсь, машины эволюционируют, сейчас они неэмоциональны, как инфузории, но станут эмоциональны, как приматы), тогда она и породит и науку, и литературу, и политику. Это будет уже великая литература, не та, которую она штампует в наши дни, — но не для людей, а для машин. Машинные страсти, машинный юмор, приключения машин — нам они не будут ни страшны, ни смешны, ни интересны. В машинных эпосах, впрочем, найдется место и нам, как в человеческих сочинениях находится место динозаврам и неандертальцам — о нас будет рассказано с любопытством, с насмешкой и без сожаления.
10. Противостояние глобального Севера и Юга, о котором вы ранее писали, вероятно, приведет и к противостоянию в культурном смысле? Есть уже некие факторы, которые бы на это указывали? По каким линиям стоит ожидать раскол?
Никогда не писал о противостоянии Севера и Юга. А только о том, что мы часть северной метакультуры, основанной на греческой философии и христианской религии. И что Запад явление временное, а Север постоянное. Иван Грозный считал себя потомком Августа, Петр Первый учился у голландцев, наспех прочитанный Маркс вдохновил события 1917 года в нашей стране, а плохо понятый Хайек — 1991-го. Не стала исключением и современность. Генеральный философ наших дней говорит в недавнем интервью: «мы настолько загипнотизированы западноевропейским способом мышления, что за его пределами никаких горизонтов не видим». Мысль верная, хотя и удручающая! Что же предлагает мыслитель, чтобы увидеть горизонты? А вот что: «чтобы преодолеть эту завороженность, предлагается обратиться к такой категории, как экзистенция — существование или dasein». Таким образом, антизападный философ предлагает нам избавиться от «западных мыслей» с помощью... западных же мыслей. Ведь дазайн, экзистенция — это же Хайдеггер, Сартр, опять немцы с французами. Опять завороженность и гипноз. Воистину, круг порочный. И никак не выйти из этого транса. Вот ведь незадача. Может, и не пытаться?
Геополитическое одиночество России странно, но естественно сочетается с культурным единством Северных цивилизаций, к одной из которых мы принадлежим.
Источник
Популярные материалы
