Все готовятся к большой войне

политологДмитрий Евстафьев

В действительности все готовятся к большой войне и надеются выйти из состояния ожидания большой войны через мелкие войны. И это самая большая опасность, потому что, входя в ситуацию допущения мелких войн для предотвращения большой войны, мы глобально выходим из состояния «холодной войны» и входим в состояние «теплой войны». Чем дальше, тем сложнее будет определять, что такое вообще состояние войны. Например, между Арменией и Азербайджаном есть состояние войны или нет? Это при том, что Азербайджан нанес удар по территории Армении. А, вот, между Россией и Украиной есть война или нет? Зеленский считает, что есть, а в Москве сидит посол Украины, и посольство работает, и даже с некоторых украинских предприятий снимаются санкции. Состояние полной неопределенности, состояние «теплой войны», — это когда, вроде как уже можно использовать военные методы в отношении оппонента, особенно такие вещи как киберударные средства, а с другой стороны, пока мир, и мы встречаемся на международных форумах и выдвигаем инициативы.

Это состояние рано или поздно взорвется. И взревётся не маленькой войной, потому что, если вы посмотрите на военные приготовления, то из того, что делают наши турецкие друзья, наши западно-европейские и китайские друзья, не говоря еще о наших замечательных американских партнерах, это ведь сокращение времени на возможную реакцию в случае военного кризиса. Все новые виды вооружения, которые сейчас апробируются, это ведь виды вооружений, сокращающие где-то время подлета, где-то время принятия решений. Война приближается и по пространству к границам России, и по времени. От войны Россию отделяют 6-7 минут. Это, еще не говоря о том, что под Ленинградом у нас стоят танки с крестами, как в 1942 году, и мы тоже не считаем это какой-то большой проблемой.

Я бы хотел сказать две вещи. Мы ведь сами это создали. Мы сами виноваты в том, что Евразия стала конкурентным пространством, на котором внешние силы от США до Турции считают допустимым использование военного инструментария. Мы сами отступали, отодвигали оборонительный периметр все ближе к границам России. И еще чуть-чуть и этот военно-оборонительный периметр очутился бы у города Смоленска, как 16 июля 1941 года. Мы же сами жертвовали малым, чтобы сохранить целое. Здесь стоит вопрос, что такое «целое», которое мы сохраняем. Целое — это было партнёрство с Западом или иллюзия партнёрства с Западом? Если это так, то надо выйти и честно сказать, что наша концепция, которой мы пытались следовать, не удалась. Надо менять концепцию, надо менять идею, что можно отдать малое, сохраняя иллюзию. За иллюзию нельзя отдавать ничего.

У нас очень сильны идеи относительного того, что мы отсидимся, а потом примкнем к сильнейшей коалиции: либо к коалиции во главе с Китаем, либо к коалиции во главе с США. Нам не дадут примкнуть ни к одной из этих коалиций. Примыкание нас к любой из этих коалиций будет означать поражение второй. Поэтому нас разгромят до того, как пойдет речь о борьбе этих самых коалиций. Это надо понимать. Мы думаем, что отсидимся у Полярного круга, а потом выйдем все белые и будем диктовать свою непреклонную волю оставшимся в живом мире и высказывать озабоченность. Этого не будет. Мы — слишком лакомый приз, и с точки зрения ресурсов, и с точки зрения геоэкономики и логистики, чтобы нас оставлять на закуску. С нас начнут, тем более что для этого есть все возможные основания.

Надо говорить еще о том, что вопросы нашей безопасности начинаются внутри. При всех военных приготовлениях качать нас будут и раскачивать ситуацию гибридными методами. Я, конечно, про Волгоград не готов сказать, что это следствие деятельности тех боевиков, которых вывозят из Сирии полтора месяца. Но вот то, что говорил Рамзан Кадыров про Грозный, вызывает подозрения, что мы уже сталкиваемся с первичными проявлениями нового экспортного терроризма, который завозят со Среднего Востока к нам. Дальше будет только хуже. Проблема заключается в том, что мы четко должны понять: вероятность использования против нас военно-силовых методов категорически возросла. Дальше мы не будем иметь возможности комфортно сидеть в состоянии «холодной войны». У нас будет либо «теплая война», либо «горячая». И «теплая война», с точки зрения необходимости консолидации государственных ресурсов, — это гораздо более сложное дело, чем «горячая война», потому что прежде всего это дело политическое. Здесь не военные решения и не военные технологии будут главными, а именно наличие политической воли.

Источник