Заговор против литературы
литературный критикВиктор Топоров
Май – месяц литературных премий и суперпремий. Так, 29 мая станет известно имя единственного лауреата «Супернацбеста» (и счастливого обладателя чека на сто тысяч долларов) – так определит лучшую книгу десятилетия по своей версии литературная премия «Национальный бестселлер», учрежденная одиннадцать лет назад. А 17 мая назвали очередного лауреата «Международного Букера» - им оказался (и получил шестьдесят тысяч евро) 77-летний американский прозаик Филип Рот.
Я - один из основателей и главный идеолог «Нацбеста». Не чужд мне на сей раз и «Международный Букер»: я перевел на русский несколько романов свежеиспеченного лауреата, в том числе и знаменитый «Заговор против Америки» - грандиозное альтернативно-историческое повествование о приходе нацистов к власти в США. Да и мое собственное имя фигурирует в двух майских премиальных шорт-листах, правда, куда менее престижных. Хотя в разговоре о премиях я все равно люблю цитировать царского генерала Муравьева (однофамильца казненного декабриста): я не из тех Муравьевых, которых вешают, я из тех, которые вешают сами!
Меж тем, премиальное дело и в нашей стране, и в мире пребывает в глубоком кризисе. Удручают, а то и возмущают не только имена иных лауреатов и названия их произведений, но и общая литературная политика. Напомню, например, что тот же «Международный Букер» учрежден как своего рода утешительный приз тем писателям, кого, как того же Рота, из года в год скандально обносят Нобелевской премией. Удручает бродячий цирк – ситуация, в которой одни и те же книги более-менее примелькавшихся писателей в полуавтоматическом режиме перекочевывают из одного шорт-листа в другой до тех пор, пока каждой из них хоть что-нибудь не обломится. Удручает унылая предсказуемость и, вместе с тем, очевидная алогичность большинства результатов.
Однако, хуже всего другое: повсеместное, увы, распространение в литературной среде той этически-поведенческой практики, которую еще в позапрошлом столетии издевательски назвали «правом на бесчестье». И которую – прямо в нынешнем мае – молодой писатель Владимир Лорченков, всеми наградами года возмутительно обойденный, столь же издевательски переформулировал как «Брали, берем и брать будем». И буквально в те же дни заговорили о «цене вопроса» по включению произвольно выбранной книги в лонг-лист одной полугосударственной премии. И такую цену назвали: сорок тысяч долларов. Хотя, честно говоря, зная литературные нравы, я бы скорее предположил, что речь идет о сорока тысячах рублей.
Ну, коррупция - она, положим, и в Африке коррупция. Однако, рассуждая о коррупции, мы подчас упускаем из виду ее вполне традиционную разновидность, имя которой - кумовство. Меж тем, в литературных делах (и в особенности в делах премиальных) всевозрастающую роль играет именно кумовство. Подкрепленное и преумноженное вышеупомянутым правом на бесчестье.
В апреле мне, увы, довелось столкнуться со следующей ситуацией (которую затем весь май обсуждали в печати и в ЖЖ): трое членов Большого жюри «Нацбеста», связанные приятельскими (скажем так) и деловыми узами с одним из номинантов премии, дружно проголосовали за роман этого далеко не мальчика, но вполне себе литературного пахана как за лучшее произведение, участвующее в конкурсе.
Хуже того! Все трое сделали вид, будто это был честный и осмысленный выбор из нескольких якобы рассмотренных каждым из них возможностей. То есть, по сути дела, они провели притворный конкурс или, если угодно, устроили фальшивые торги.
В советское время была популярна юмористическая телепередача «Кабачок 13 стульев». И одна из тамошних шуток гласила: «Почему это на наших ежегодных конкурсах красоты неизменно побеждает пан директор?» Вот и на притворном конкурсе, устроенном тремя членами жюри (двумя мужчинами средних лет и одной сравнительно молодой дамой), победил пан пахан! Любопытнее всего была однако реакция двоих из этой тройки (третий смолчал) на неизбежно воспоследовавшее разоблачение тройного сеанса черной магии. Этой реакцией стала обида.
Причем, обида отнюдь не на то, что их заподозрили и изобличили в постыдном поведении. Отнюдь нет! Обида на то, что их сугубо мафиозное кумовство почему-то назвали постыдным. А чего, интересно, от нас ждали? – искренне удивилась барышня. – Конечно, мы проголосовали за своего! Ну, не за чужого дядю же нам было голосовать? А нам вот его роман как раз и нравится – всем троим. Романы других писателей тоже ничего себе, но наш пахан, тут уж ничего не попишешь, сущий Бальзак!
Да ведь и впрямь ничего не попишешь. И, главное, ничего не объяснишь. Это у них такой литературный капитализм - .первоначальное накопление аморального капитала. И литературный социал-дарвинизм. И – тут уж никуда не денешься – литературный сервилизм. Литературная поза покорности. И хорошо если только литературная.
И вот у нас кризис премиального процесса – в стране и в мире. И вот у нас кумовство – как традиционная разновидность коррупции. И вот у нас право на бесчестье – всё с большим и большим бесстыдством демонстрируемое. И этакий литературный каганат, он же, кстати, и паханат. По сути дела это – перефразируя Филипа Рота – заговор против литературы.
Там, у него в романе, свободолюбивые американцы нацистский режим, в конце концов, все-таки отвергли. И свергли. Но, честно говоря, как раз эта часть романа «Заговор против Америки» кажется во всей своей альтернативности чисто сказочной: американский фюрер садится за штурвал истребителя и бесследно растворяется в воздухе.
А вот литературное кумовство, увы, никуда не денется и нигде не растворится. Против него, помноженного на право на бесчестье, еще сражаться и сражаться – в неравном бою и в безнадежной борьбе.
Виктор Топоров, специально для Актуальных Комментариев
