Интерес к регионам растет

- Мы признательны за тот интерес и внимание, которые уделяются нашим рейтингам и исследованиям.

Естественно, в любом обобщении относительно регионов имеется элемент упрощения. Политический процесс в субъектах Федерации достаточно разнообразен. Регионы подчас живут в разных эпохах.

Несомненно, возвращение прямых выборов губернаторов – это очень популярная инициатива, о которой мечтали региональные элиты все те годы, пока не было выборов. Она естественным образом влияет на ландшафт регионов. Не стоит забывать, что долгое время ключевым требованием к губернаторам было недопущение особо плохих новостей, обеспечение высоких показателей поддержки власти и минимизация активности возможных конкурентов. Отчасти задачи остались прежними, но, естественно, механизмы их решения серьезно корректируются.

Задача номер один – обеспечение прочности собственной власти. У губернаторов здесь есть разные пути. Кто-то зачищает потенциальных конкурентов или их нейтрализует. Кто-то с ними договаривается и, например, делегирует в Совет Федерации или интегрирует в собственную команду. Кто-то идет по пути репрессий. Но значимость выборных рычагов заметно выросла. Общественное отношение к губернатору стало важным политическим индикатором. Если недавно губернатор с низким рейтингом мог рассчитывать на переутверждение, просто договорившись в Москве, то сейчас понятно, что шансы такого губернатора на назначение временно исполняющим обязанности на период до выборов резко снижаются, потому что федеральный центр не хочет, чтобы его номинальный выдвиженец вдруг потерпел поражение.

Задача номер два – поиск источников для экономического саморазвития в регионах. Сейчас эта задача особенно актуальна. Мы на днях выпустили ежемесячный рейтинг фонда «Петербургская политика», где проанализирована устойчивость социально-политических систем регионов. В условиях, когда имеются тенденции к общему снижению экономического роста и многие говорят об угрозе экономической стагнации, регионам стало труднее искать источники саморазвития, особенно в условиях, когда нужно учитывать то обременение социальными обязательствами, которое вытекает из президентских указов. Денег часто нет, и регионам приходится занимать средства у каких-то внешних игроков.

Задачу обеспечения экономического саморазвития можно полностью решить отнюдь не во всех регионах, поскольку что не все субъекты России экономически самодостаточны. Здесь же стоит острая тема недопущения каких-то серьезных социальных волнений. А мы видели, что февраль был ознаменован достаточно заметными волнениями в регионах в связи с ростом коммунальных тарифов и введением сборов на общедомовые нужды и так далее. Рост тарифов неудивителен, потому что на коммунальных доходах базируется благополучие региональных и муниципальных элит.

Еще одна задача – нравиться федеральному центру. Здесь губернаторы демонстрируют большое разнообразие моделей поведения. Появилось больше экстремальных и подчас эксцентричных, маргинальных ходов. Посмотрите, как регионы в начале года включились в гонку за Депардье – каждый хотел ему дать квартиру и прописку, подарить котенка… Случай с Депардье – это явная попытка попасть в тот «патриотический» тренд, который создается на федеральном уровне. Но действия сами по себе приобрели подчас карикатурные формы.

Так что одни губернаторы пытаются угадать, что нравится федеральному центру. Другие остаются себе на уме и считают, что их оценят по результатам, а не по желанию понравиться очередному идеологическому тренду.

Плюс вокруг каждого из глав регионов складываются собственные интриги и конфликты. Глава Волгоградской, Новгородской, Челябинской областей, Пермского края столкнулись с серьезной активностью правоохранительных органов, которая воспринимается как элемент политической игры. Руководству Ингушетии приходится конкурировать с соседней Чечней, власти которой не заинтересованы в продлении полномочий президента Евкурова. Бюджеты ряда регионов ослаблены новой волной ухода крупных налогоплательщиков в связи с созданием консолидированных финансовых групп. Еще одна проблема - коллизии в тех регионах, где губернаторы были выдвиженцами финансово-промышленных групп. Например, в Омской области начались попытки столкнуть позиции губернатора Виктора Назарова и «Газпрома» - одного из ключевых игроков в региональной экономике. Есть разные мнения о том, кто стоит за ними – по одним оценкам, кто-то из госбанков, по другим – речь идет о внутриаппаратной интриге с участием чиновников областной администрации, звучат даже конкретные фамилии вице-губернаторов. Однако в результате в парадоксальном положении оказался «Газпром». Это тем более неожиданно, что политической поддержкой таких мощных политических и инвестиционных игроков в России разбрасываться не принято.

- Понадобятся ли рейтинги выживаемости губернаторов в дальнейшем, с учетом того, что возвращается система выборности?

- После того, как было объявлено о возвращении прямых губернаторских выборов, у нас были колебания, создавать ли дальше рейтинг выживаемости, переходить к рейтингам избираемости или вовсе отказываться от этого продукта. Тем не менее, когда были обрисованы контуры новой модели выборов, мы решили продолжить сздание прежнего рейтинга Отчасти это произошло в силу той специфической системы с жестким административным регулированием, которая была создана для губернаторских выборов – где избираемость является только частью выживаемости.

Наконец, открытым остается вопрос, оставят ли губернаторам прямые выборы или попытаются каким-то образом на это повлиять. Думаю, все будет решаться на федеральному уровне. Губернаторам вряд ли позволят самим решать, проводить ли выборы или вернуться к системе назначений. Поэтому пока наш рейтинг остается востребованным.

Рейтинговый формат позволил решить еще одну очень важную задачу. Наши материалы позволили заинтересовать федеральных экспертов и прессу региональной тематикой. На момент выпуска первого рейтинга в 2007 году многие журналисты и политологи не очень различали между собой регионы, не интересовались происходящим и не чувствовали, насколько интересен, драматичен и разнообразен процесс, протекающий в регионах. За время выпуска рейтингов узнаваемость регионов московской аудиторией выросла. Это помогает разрушить стереотипы о том, что все интересное происходит в пределах МКАД.

Это важно в условиях, когда мышление российской элиты носит унитаристский характер. Элиты часто не чувствуют тех особенностей и ресурсов, которые связаны с той или иной конкретной территорией.

- Начинается новый избирательный цикл в регионах – 8 сентября состоятся выборы. Какие новые политические технологии вы замечаете? Есть ли новые тенденции?

- Пока сложно говорить о технологиях, потому что ход избирательной кампании мы пока не видим. Главной проблемой выборов станет проведение кампании в летний период, ведь это традиционно мертвый сезон.

И раньше избирательная кампания время от времени проходила летом. Например, выборы губернатора Красноярского края после гибели Александра Лебедя: основной пик избирательной кампании, по итогам которой победил Александр Хлопонин, пришелся именно на летний период. Случалось, что муниципальные выборы шли летом. Но в целом это, конечно, нетипичная ситуация. Политтехнологам приходится принимать новые решения. Летний период одинаково неудобен и власти, и оппозиции.

По большому счету голосование во второе воскресенье сентября неудобно практически всем. Оппозиция опасается, что летом труднее достучаться до избирателя, который не будет замечать ее инициативы. Власть сталкивается с другими проблемами. Не секрет, что существуют ряды агитаторов в лице педагогов. Возникает дилемма: отпусти их в отпуск - останешься без агитационной сети, не отпусти в отпуск - получишь худой результат при голосовании 8 сентября.

Сейчас кандидаты расколоты на тех, кто активно ищет решения, связанные с летней избирательной кампанией, и тех, кто пока не почувствовал этот сезонный фактор.

- Основная повестка дня предстоящей избирательной кампании – политическая или экономическая?

- Повестка дня пока до конца не возникла. Она будет зависеть от той температуры общественного мнения, которая будет возникать в среднем по стране. Но партии пытаются подхватить какие-то узнаваемые темы.

Пока главная особенность повестки дня предстоящих выборов – слабая информированность граждан о запланированном голосовании. В Подмосковье, например, на вопрос, кто у них занимает губернаторский пост, можно часто услышать: «Разве не Громов?»

Сами игроки не всегда заинтересованы, чтобы ситуация в плане информированности как-то изменилась.

- Переход к смешанной системе выборов может радикально изменить расстановку сил в будущей Государственной Думе. Как Вы считаете, когда основные участники кампании начнут серьезную подготовку к этим выборам, и какие проблемы их ожидают в этом процессе?

- Когда мы говорим о следующих думских выборах, главная интрига состоит в сроках этих выборов. Все-таки, тема досрочных выборов постепенно начинает овладевать умами в том числе и элиты. Если говорить о выборах 2016 года, то никто к ним еще не готовится. Да и не очевидно, что за это время не произойдет каких-нибудь масштабных политических событий.

Абстрактно, конечно, схема возвращения одномандатников позволяет уделять большее внимание региональной повестке дня, формирует региональных политиков-харизматиков, делает кандидатов более свободными при использовании федеральной риторики и критичными к тем моментам, которые кажутся кандидатам по тем или иным причинам не очень удачными.

Но пока это аванс на будущее, так как непонятно, когда будут эти выборы. Надо учитывать сегодняшнюю особенность того, что привлекательность депутатского мандата заметно снизилась. Сами депутаты ходят в Думу и принимают участие в голосовании законопроектов без особого восторга.

Удастся ли повысить привлекательность депутатского мандата или победит стереотип, что депутаты Государственной Думы не являются центром принятия решений и не обладают достаточным статусом безопасности – от этого зависит ответ на вопрос, стоит ли игра свеч.

- Государственную Думу все чаще упрекают в потере легитимности. Какие бы Вы лично негативные процессы для российского парламента выделили в первую очередь?

- Государственная Дума пока не выглядит как инструмент для согласования различных групп интересов. Прежняя мифология о «народе» постепенно утрачена: население России состоит из различных групп, которых мало что объединяет: одни за высокие налоги, другие – за низкие, одни – за обязательную военную службу, другие – за профессиональную армию и так далее. Площадкой согласования этих интересов Дума не стала, да и не особенно стремилась встать. Да и сами депутаты не питают иллюзий, что от их мнения многое зависит. Первая скрипка принадлежит исполнительной власти. Проблема Государственной Думы - в том, что она не вызывает никаких общественных ожиданий.

Если встанет вопрос о ее легитимности, то за нее никто особенно не заступится. На данный момент нет таких общественных сил, которые считают, что в случае возникновения споров надо идти в Думу, чтобы все решить. Кардинально измениться Дума в ближайшее время не может, исходя из тех традиций парламентаризма, которые у нас существуют. Не случайно среди экспертов и политиков все чаще звучит мнение, что досрочные выборы в Госдуму могли бы стать удачным ходом для «перезагрузки» общественных настроений – например, после Олимпийских игр в Сочи. Да и само форсированное продвижение закона об одномандатных округах заставляет задуматься.

- Рейтинги президента, премьера и правящей партии, как впрочем и ведущих российских политиков, уже долгое время колеблются около одного и того же уровня. Означает ли это, что в нынешней ситуации политики не могут или не хотят делать каких-либо шагов, способных дополнительно их «капитализировать»?

- Нельзя говорить, что рейтинги стоят на месте. Другое дело, что эти колебания, особенно президентского рейтинга, не являются критическими. Колебания премьерского рейтинга более ощутимы.

Связано это, с одной стороны, с тем, что снизился накал страстей. С другой стороны, не появляется альтернативного центра симпатий, который бы ассоциировался с ожиданиями граждан. Если альтернатив нет, то избиратель не так остро сравнивает образ политика сегодняшнего дня с идеальным политиком, на образ которого он мог бы предъявлять запрос. Поэтому колебания рейтингов имеют место, но они не являются сегодня критически определяющими. Кроме того, существует такой общий вопрос – а нужно ли поддерживать рейтинги на подчеркнуто высоком уровне, или в межвыборный период можно пойти на ослабление? Мы видим, что пока психологической готовности пойти на какие-то уязвимые для рейтинга шаги в виде, к примеру, экономических или социальных реформ не появилось.

- А непопулярные экономические реформы неизбежны?

Все зависит от степени ответственности элит. Если говорить об оптимизации расходов, то они крайне желательны. Реформы возникают не от хорошей жизни. Другое дело, что очень трудно, когда государство занимает командные высоты в экономике и политике, ограничивать государственное присутствие в экономике. В условиях отсутствия политической конкуренции трудно менять правила игры и уменьшать долю бюджетных расходов. Для этого требуется мощная политическая воля. Вопрос о ее наличии остается открытым.

- Приближается годовщина «Болотной акции 6 мая 2012». Каковы итоги и уроки этого события для власти и для оппозиции?

- Любые рациональные оценки затруднены в условиях очевидной пристрастности сегодняшних правоохранительных органов, рассуждающих мифологией о «массовых беспорядках», которых, на мой взгляд, 6 мая на Болотной площади не было. Правомернее говорить, что правоохранительные органы не справились с собственной функцией – обеспечить безопасность участников мероприятия. Не секрет, что они ориентировались на другие приоритеты.

Поэтому, любые взвешенные оценки затруднены необходимостью такта по отношению к судьбе арестованных по «болотному делу», которые, не без основания, сегодня воспринимаются в России как политические заключённые.

Если говорить о более масштабных уроках, то они тоже противоречивы. В целом «постболотная» ситуация позволила власти решить тактическую задачу убеждения протестно настроенных слоёв населения в некой бесперспективности их активности, что «плетью обуха не перешибешь», что оппозиция потерпела поражение.

Кроме того, участники протеста достаточно легко восприняли риторику о том, что раскол в обществе существует между Москвой и Нижним Тагилом (то есть регионами), что население России – на стороне Православной церкви в тех спорных ситуациях, которые касаются так называемого оскорбления религиозных чувств, и т.д.

То есть участникам протестных выступлений, помимо справедливой критики в их адрес относительно их программных установок, не хватало уверенности в собственных силах и успехе. Неслучайно, например, довольно успешные волнения в Болгарии сегодня вызывают больший интерес у гуманистического избирателя, который к ним чаще апеллирует, чем участники выступлений на Болотной площади. В этом плане власть одержала победу.

Но поскольку причины выступлений, конечно, не устранены (а причины были связаны с расколом в Москве и ряде крупных городов относительно возвращения Владимира Путина на президентский пост), периодические всплески протестной активности, насыщения протестной «радиации» будут возникать.

И в целом отказ от прежней тактики создания ожиданий от власти у негативно настроенных слоёв населения повышает вероятность эффекта случайности. То есть если вы делаете ставку на силовое противодействие, то вы должны быть защищены от каких-то эксцессов. Мы знаем, что и в российской, и в мировой истории есть немало примеров, когда камень, брошенный в омоновца, приводит к ответной агрессии правоохранительных органов. Немало примеров и того, когда после сопротивления полиции или брошенных камней полиция разбегается, оставляя город недовольным, как это отчасти было в Москве 3 октября 1993 года.

Поэтому общий итог событий вокруг протеста и реакции власти на это – это повышение эффекта случайности.

Я думаю, что российская элита по-прежнему не имеет общего мнения о том, кончился ли протестный акт. Одни исходят из того, что протестные выступления происходят после выборов в самых разных странах – и в Египте, и в Кении, и в Сербии. Когда выборы кончаются, тема «рассасывается». Другие представители истеблишмента исходят из того, что мы имеем дело с постоянной тенденций, которая была активна в Советском Союзе в конце 1980-х годов, и во многом с воспроизведением той логики, которая была в период «перестройки».

И та, и другая логики имеют право на существование. У российского истеблишмента нет единой позиции относительно того, всё кончилось или всё только впереди.

- Какие новые процессы в политике привлекают Ваше внимание?

-На фоне деполитизации, которая происходила после некоторого сокращения активности протестных настроений, политика в меньшей степени притягивает какие-то новые ходы и новые технологии.

Я думаю, главная интрига – в том, что вызывает политика у всех игроков. Это может быть раздражение, ощущение того, что это неинтересное и грязное дело, или, наоборот, романтические ожидания, ощущение, что действия в политике позволяют изменить, в том числе ускорить ход исторического времени.

- Можете ли Вы описать тенденции (опасные или, наоборот, позитивные), которые будут усиливать свое значение до конца года?

- Первая тенденция – это сокращение темпов экономического роста. Влияние данного процесса на политику может быть разноречивым. В 2008 году, например, это привело к временному всплеску рейтинга власти, потому что государство было ключевым источником распределения и защитником от неурядиц на рынках. А в период дефолта 1998 года или в период перестройки экономические неурядицы приводили к дефолту политических ожиданий, росту протестных настроений и негатива.

Второй момент – та тактика, которая используется сегодня в отношении протестных слоёв, в том числе в ходе судебных процессов, или активность правоохранительных органов, в значительной степени может подтолкнуть к отказу от активной политической жизни или даже эмиграции. При всех плюсах и минусах, эта тактика увеличивает общий пессимизм относительно исторических перспектив страны у части активных городских слоёв.

Третий момент – ситуация внутри властных структур на фоне периодически возникающих интриг вокруг тем роспуска Госдумы, отставки правительства и так далее. Темы эти сегодня подчас виртуальны – но участники интриг так их не воспринимают.

- Не считаете ли Вы, что политологи сегодня превратились в своеобразные «говорящие головы»? Они комментируют все события подряд, но мало способны на грамотное и доступное объяснение гражданам того, что происходит в политике. Или это не их функция, и они работают в основном для политического класса, а не для избирателей?

- Слово «политолог» сегодня объединяет самых разноречивых людей с разными бэкграундом, навыками и представлениями об этике. К тому же, существует определенное недовольство или ревность со стороны тех, кто говорит, что политология – это наука, а вы в лучшем случае политические консультанты или эксперты. Поэтому общего подхода к слову «политология» нет.

Политическим экспертам не хватает сопоставления процессов в России с практиками, политическими реалиями и процессами других стран. Даже в странах постсоветского пространства и странах с переходной экономикой. То есть возникают поводы сравнивать Россию с Венесуэлой – такие сравнения появляются, но внутренней культуры сопоставлять происходящее с процессами в других странах - не происходит.

Политические консультанты видят себя по-разному. Есть и «говорящие головы», которые предпочитают либо выдавать политическую или гражданскую позицию за экспертную, либо выводить в тренды политических дискуссий те или иные интерпретации, комфортные для их заказчиков или конкретных политических сил. Есть и подчёркнуто нейтральные специалисты, которые делают акцент на публичной политике. Есть те, кто считает, что публичная политика – ничто, а кулуарная политика – всё, и пытаются анализировать эти процессы.

Я думаю, что в обществе нет понимания, что политическая борьба не прекращается ни на одну минуту, существует в любой стране и в любую эпоху. Другое дело, что эта политическая борьба принимает разные формы, причем не всегда публичные. Иногда она касается вопросов стратегии, а иногда - распределения «пирога», тех или иных благ.

Политическим экспертам не хватает не только нейтральности, но и опыта, связанного с пониманием нюансов работы тех или иных политических структур, в том числе государственных организаций. Они дают рекомендации на языке, подчас не понятном чиновникам, не очень умеют переходить к описанию общих процессов, к выходу на инструменты, которые наиболее эффективны для решения той или иной политической задачи.

Многое будет зависеть от политизации общества. Чем выше интерес к политике, тем выше будет предложение и, возможно, тем качественнее будет политическая экспертиза. Пока она находится на более высоком уровне в публичной сфере, чем это было в советское время. Но определённая девальвация статуса политического консультанта происходит. В этом нет ничего страшного. Происходила, например, девальвация профессии журналиста или пиарщика в девяностые и нулевые годы.

Отдельно существует вопрос формирования не просто квалифицированного предложения, но и квалифицированного спроса на услуги политических консультантов. Важно умение различать, где консультант предлагает адекватную экспертизу и рекомендации, а где говорит общие слова и пытается прикрыть собственную некомпетентность.

Еще одна проблема – отсутствие запроса на политическое проектирование: все сводится к анализу текущей ситуации или краткосрочным прогнозам. Но это тоже понятно: среди экспертов и истеблишмента широко распространено мнение о принципиальной неизменности политической ситуации, политической системы. Но это по-своему опасно: накопление потенциала изменений объективно происходит, но в силу закрытости система слабо восприимчива к нему.

Я думаю, что это вопрос отраслевой, и даже вопрос не столько политологов, сколько потребителей политологической продукции – и общества, и политиков, и экспертов.

В этом смысле фонду «Петербургская политика» удалось найти свой стиль комментариев, в которых нам удаётся обеспечить доверие к собственным оценкам. Мы исходим из понимания, что мы не являемся сами по себе политиками. Футбольные комментаторы говорят, что футбол гораздо интереснее смотреть, чем в него играть. Нам эта позиция, пожалуй, близка. Но у части коллег здесь другая позиция – и она достойна уважения или, по меньшей мере, имеет право на существование.

- Последний вопрос. Ваш прогноз на выборы 8 сентября 2013 года.

Нет никакого общего прогноза. Выборы будут разными. Эти выборы в целом будут проходить в менее комфортных регионах, чем осенние выборы 2012 года. Возможна активность во Владимирской области, где сильны позиции и коммунистов, и «Справедливой России». Возможны какие-то расколы элиты в Забайкальском и, потенциально, Хабаровском краях. Интересными обещают быть выборы мэров Петрозаводска и Екатеринбурга, выборы в региональные парламенты Ярославской, Архангельской и Иркутской областей.

Но многое будет зависеть от того, будет ли политика к сентябрю притягивать позитивные или негативные ожидания, либо выборы будут считаться сугубо технической процедурой. От этого тоже будут зависеть итоговые результаты.

Пока эти выборы относительно мало узнаваемы. Общество начинает ими неожиданно интересоваться и неожиданно забывать, как это было на недавних выборах мэра Жуковского, когда буквально за несколько дней все оживились вокруг этой темы, а потом достаточно быстро забыли и, наверное, уже через пару недель забудут фамилии кандидатов, которые участвовали в этих выборах.

Этой пунктирностью общественного интереса тоже будут пользоваться. В прошлом году, когда проходили выборы в Рязанской области, многие представители власти были довольны, что одновременно назначили выборы мэра Химок, потому что все москвичи поедут в Химки и про выборы в Рязани просто не будут в курсе, несмотря на то, что до этого массово интересовались выборами в Касимове.

Поэтому выборы будут разными. Будет также проходить борьба за их интерпретацию, как это было вокруг выборов мэра Жуковского.

Каждая из политических сил будет пытаться конвертировать свои сильные стороны в поддержку. Например, «Справедливая Россия», несмотря на то, что за год стала заметно слабее, сумела во многом снизить антирейтинг и выглядит как партия, голосование за которую не вызывает ни у кого отторжение. С другой стороны, в этой нише «Справедливой России» придётся конкурировать с тем же «Альянсом зелёных» Фетисова и Митволя и другими партиями.

Коммунисты усилились в том, что использовали шанс показать, что ЛДПР и «Справедливая Россия» были временными участниками критики действий власти, особенно в период массовой протестной активности. С другой стороны, сами коммунисты голосовали за массу спорных инициатив – от ограничения курения до «антисиротского» закона.

Что касается «Единой России», то, наверное, в её интересах было бы снижение явки избирателей при отсутствии региональных игроков, которые могли бы использовать ситуацию в свою пользу.

Поэтому пространство для борьбы остаётся. Другое дело, что партиям, наверное, нет смысла ждать летней кампании, а имеет смысл вести кампанию уже сейчас. В этом плане мы видим дефицит креатива со стороны всех политических сил.