Коронавирус, экономика и политика: эксперты о главных триггерах протестов в мире

Второй год подряд январь начинается с масштабных протестов, так как в этом месяце обычно вступают в силу разные законодательные и экономические изменения. Об этом заявила заместитель исполнительного директора по стратегии и прогнозированию Экспертного института социальных исследований Екатерина Соколова во время круглого стола ЭИСИ, где представила доклад «Протесты в мире 2021. Триггеры». 

По ее словам, существуют три повода для протестов, которые запомнились миру в 2021 году: антиковидные, социально-экономические и политические проблемы.

«Мы разбили материал на три подраздела, где триггером протестов стали антиковидные меры. Мне хотелось бы посмотреть на итоги, которые всегда однозначные — правительство не идет на уступки, изменение политики в отношении антиковидных мер», — сказала Соколова. 

Между тем во всех случаях социально-экономического протеста государство шло на уступки гражданам, чтобы снизить напряженность, сказала эксперт. Например, ситуация в Казахстане, где власти вернули прежние цены на газ, а Нурсултан Назарбаев ушел в отставку с поста главы Совбеза.

«В Греции отказались от реформы трудового законодательства, в Индии были марши фермеров, после которых законы о закупках продукции были пересмотрены», — подчеркнула она.

Что касается протестов, которые происходят по политическим причинам, то они часто более сложные и продолжительные, добавила Соколова. 

«Сюда же относятся результаты выборов в США, буквально сегодня заканчивается рассмотрение дел по этому поводу — создатели так называемых голосовальных машин пытаются оспорить обвинение. Здесь и весенняя революция в Мьянме, и протесты в Белоруссии весной, и протесты в России, связанные с арестом Алексея Навального. Но при этом все они были свернуты, а оппозиция отказалась продолжать свою деятельность», — заявила она.

При этом эксперт заметила, что большинство знаковых политических событий завершились не позднее весны 2021 года. 

«В этом плане январь считается „богатым“ месяцем, поскольку с начала года вступают в силу новые законодательные акты, которые в ряде случаев вызывают недовольство населения», — сказала она.

В свою очередь руководитель Экспертного совета ЭИСИ Глеб Кузнецов добавил, что разложение протестов на антиковидные, социально-экономические и политические — это искусственное разделение. 

«Чтобы не послужило триггером, с чего бы ни началось, след ковида виден во всем, и все эти протесты можно назвать „ковидными“. Если говорить про Казахстан, то это страна, где были самые строгие ковидные ограничения на всем постсоветском пространстве. Перед Новым годом было анонсировано, что эти ограничения станут еще более строгими, а 2-3 января там случилось то, что случилось. Во всех практически лозунгах рядом с разговорами про деньги и стоимость бензина было про отмену системы аналога QR-кодов», — заявил Кузнецов. 

По его словам, протесты — это всегда ответ на бой. 

«Бой пандемии — это уничтожение образа жизни, снижение качества жизни, непринятие государственных практик регулирования. Люди видят, что они стали жить хуже, они изолируются в своих сорокаметровых квартирах, а начальство, мир власти и элит продолжает жить хорошо. Элиты не беднеют, не начинают жить хуже, и это создает сильную энергию моральной претензии. Собственно, это одна их причин, почему на чисто ковидные претензии, начальство ничего не отвечает, потому что ответить на моральной претензию, невозможно», — указал политолог. 

Кузнецов подчеркнул, что часто протесты включают в себя популистские требования. 

«При этом наверх эти протесты выталкивают очень специфических людей. Уместно вспомнить опыт Латинской Америки, потому что не все протесты заканчивались водометами и уничтожением имущества. Мы не можем не вспомнить о двух победивших на всенародных выборах лидерах — это президенты Чили и Перу. В Перу президент Педро Кастильо стал президентом. Он — простой человек, сельский учитель. На ниве возмущения несчастных перуанцев, пострадавших от пандемии, они искали человека, который совсем не принадлежит ни к каким элитам. Непринадлежность к элитам, отрицание государства, как системы управления и людей, является важным нервом протестов и политических действий», — сообщил эксперт. 

Он добавил, что одной из важных частей ковидного является стремление к уничтожению памятников, любых свидетельств материальной культуры враждебного для простого человека государства. 

«Мы помним „памятникопад“ в Америке, агрессию по отношению к Капитолию, мы видели не так давно в Казахстане свержение с постаментом памятников. Людям важно не только высказаться, а важно нанести какой-то ущерб тяжелому механизму враждебному человеческой природе государству. Это одна из причин, почему позитивная дискуссия с этим протестом невозможна», — сказал он.

Между тем Кузнецов обратил внимание, что протесты всегда можно предотвратить. Прежде всего власти должны отвечать на запрос на простоту и искренность. 
«Мы видим, что образ нового современного политика всегда включает в себя искренность, народность. Современный политик должен уметь вести диалог на любом интеллектуальном и языковом уровне и быть адекватен запросу на непринадлежность к элитам. Важна система обратной связи, потому что неважно, что становится триггером для протеста, важно, что он зреет. Таким образом, его можно понять, проанализировать и дать ответ раньше в необходимость в привлечение водометов», — указал он. 

Кроме того, Кузнецов добавил, что год ковидных протестов в мире показал, что российское государство достаточно гибко отвечает на вызовы, препятствуя перерастанию общественного недовольства в масштабные протесты.

В свою очередь исполнительный директор АНО «Центр общественно-политических проектов и коммуникаций» Никита Тюков подчеркнул, что в современном мире во всех протестах по меньше мере есть общие черты: скорость, экстремальность и агрессия, абстракция или «смысловая нищета». 

«Это не радикальный политический протест для смены политической системы, а действительно достаточно простые коллективные требования. Организовать людей руководство протеста смогут, но в арсенале самые простые предложения. Люди говорят, что не хотят жить плохо, а хотят жить хорошо, и их агрессию аккумулируют на самые простые варианты — сломать памятник. Осмысленная дискуссия в белорусских протестах появилась вокруг образа Лукашенко. Причем она была оценочная: Лукашенко — хороший или плохой? Никакие экономические программы, образы будущего, — это люди не воспринимали», — сказал он. 

По словам члена Научного совета при Совете Безопасности Российской Федерации, профессора факультета политологии МГУ им. М.В. Ломоносова Андрея Манойло, ситуация в Казахстане интересна, потому что в информационном плане там практически отсутствовала информационная подготовка к протестам. 

«То есть сами события начались неожиданно не только для властей Казахстана, но и для всех остальных. Казахстан воспринимался, как островок стабильности в Центральной Азии, где считалось, что противоречия сбалансированы. Как правило, когда пытаются организовать госпереворот или „цветную революцию“, начинается формирование фона. Появляются вбросы, формируются сети, протестные группы, тема начинается раскручиваться, то есть постепенно идет разогрев, который достигает своего пика за день-два до выборов. В этом отношении Казахстан является опасным прецедентом, потому что это был вооруженный мятеж, который готовился заранее определенными частями элиты, не исключаю, что не без поддержки западной разведки», — заметил эксперт. 

В свою очередь президента Института национальной стратегии Михаил Ремизов добавил, что в казахстанских событиях есть признаки государственного переворота. Кроме того, эксперт подчеркнул, что инициаторы событий сочли фактор российского влияния в республике пренебрежимо малым. 

«По факту мы видим, что они просчитались. Действительно, там нет военной базы, нет широкой сети советников, нет критической зависимости от экономических потоков. Есть экономическая взаимозависимость, но это не то. Сработал фактор ОДКБ. Конечно, это серьёзный аргумент в пользу жизнеспособности этой организации, потому что, что греха таить, до сей поры ОДКБ выглядела как таможенный союз в первый период своего существования. Сейчас есть шанс, что ОДКБ из „бумажной“ конструкции станет реальной военной организацией — и я думаю, что этим шансом надо воспользоваться», — резюмировал он.