Национализация рисков

"И эти люди запрещали нам ковырять в носу!" Эта фраза из старого анекдота сразу же приходит на ум, когда слышишь об очередном антикризисном пакете, принятом или объявленном в США или в Западной Европе. Действительно, меры финансовой и денежной политики, о которых в последнее время говорится, хорошо известны из практики нашего недавнего прошлого — из тех первых посткоммунистических лет, когда слабое из-за системного кризиса правительство никак не могло решиться на осуществление последовательного стабилизационного курса, а вместо этого путем финансовых вливаний поддерживало отдельные отрасли и даже предприятия. «Остановитесь, — советовали нам тогда. — Решительно порвите с остатками социалистической модели, перестаньте патронировать предприятия, перестаньте растягивать, смягчать кризис при помощи печатного станка». Так нам говорили западные партнеры и, надо признать, были правы: только тогда, когда российские власти смогли отказаться от социализма и популизма, пришла финансовая и политическая стабилизация, а за ней не заставил себя ждать и экономический рост.

Из сказанного автоматически не следует, что принимаемые сейчас западными правительствами меры бессмысленны или опасны — в экономической жизни подобие ситуаций не обязательно предполагает подобие решений. На наших глазах происходят тектонические сдвиги в самой архитектуре мировой экономики и финансов, и они требуют нестандартных подходов.

Можно констатировать окончательный слом как экономической, так и политической модели, сложившейся после Второй мировой войны. События в Ираке, Косове и на Кавказе засвидетельствовали факт отсутствия ООН как института политического урегулирования. Точно так же финансовый кризис положил конец остаткам Бреттон-Вудской системы с ее международными финансовыми институтами. Никто сегодня уже не интересуется мнением МВФ, как и мнением ООН. Причем МВФ в отличие от времени азиатского кризиса 1997-1998 гг. даже не является уже объектом критики за неспособность предвидеть и повлиять на кризис — никто этого и не ждал. Одновременно, по-видимому, завершается эпоха монополярного мира не только в политическом, но и в финансово-экономическом смысле: будущие историки увидят в нынешнем кризисе начало конца доминирования США как центра мировой финансовой системы и монопольного производителя резервной валюты.

Впрочем, эти сдвиги при всей их серьезности достаточно очевидны, они лежат на поверхности. Все было бы гораздо проще, если бы на них процесс адаптации и завершился. Однако принимаемые в последнее время решения не просто масштабны — они беспрецедентны в истории рыночной экономики, они противоречат многим фундаментальным ценностям и ориентирам, на которых основывается общество свободного предпринимательства. Эти меры создают принципиально новые условия для функционирования рыночной экономики. Именно поэтому то, что разворачивается в последние недели, нуждается во внимательном анализе с точки зрения не только антикризисной эффективности «планов спасения», но и влияния их на сами основы функционирования наиболее развитых стран мира, на принципиальные направления их дальнейшего движения.

Анализируя происходящее в контексте долгосрочных исторических трендов в ретроспективе последних 150 лет, нельзя не увидеть усиления сейчас признаков двух важнейших феноменов экономической истории ХХ в. — социализма и популизма. Политический спрос на них всегда возрастал в условиях экономических кризисов и социальных катаклизмов. Нынешняя ситуация не является исключением.

Обе модели прошли практическую апробацию в минувшем столетии и, как известно, не оправдали возлагавшихся на них великих ожиданий. С социализмом экспериментировали в основном в Европе и Азии. С популизмом — в Латинской Америке. Результаты известны: оба эксперимента окончились громким провалом. Социализм, ценой неимоверных жертв решив задачи индустриализации, не нашел внутренних источников дальнейшего социально-экономического развития. Популизм же, начиная с Аргентины времен Хуана Перона, с завидным постоянством приводил процветающие страны к экономической и социальной катастрофе.

«Все стали теперь социалистами» — заголовок недавней статьи в Financial Times, автор которой явно перефразировал слова Ричарда Никсона, который, несмотря на приверженность правой идеологии, сказал в конце 1960-х гг.: «Мы все теперь кейнсианцы». Идеи социализма легко продаются публике в условиях коллапса финансовой системы и опасений за собственные кошельки. Налицо фиаско рыночной идеологии и рыночных ценностей в сознании значительной части общества и элиты. Обыватели и правительства почти сразу (за редким исключением) оказались готовы «купить» социализм ради сохранения своего хотя бы видимого благополучия. Все быстренько согласились, что предложенные меры являются «необходимыми и единственно возможными». За свободный рынок вступились считанные единицы — а стреляться из-за национального предательства рыночных ценностей и вовсе никто не стал.

Нет ли в этих словах о нарастании социализма преувеличения? Нет, и для подтверждения этого достаточно обратиться к объявленным мерам.

Власти, а не рынок начинают принимать индивидуальные решения — кого казнить, а кого миловать. Ситуация с Lehman Brothers с одной стороны и Bear Stearns и AIG с другой плохо поддается рыночной интерпретации. Просто кто-то наверху решил разобраться с одним и помочь другому, как это и должно происходить в центрально управляемой экономике. Конечно, все это упаковывается в правильные слова.

Гораздо более серьезной проблемой является переход к политике обобществления (или национализации) рисков. Спасая должников и наполняя банки капиталом (проведя рекапитализацию), резко увеличивая гарантии по частным вкладам в банках, государство берет на себя риски за решения всех основных участников хозяйственной жизни — и банкиров, и вкладчиков, и заемщиков (тем более что на практике это нередко одни и те же лица). Под сомнение поставлен фундаментальный принцип капитализма — личная ответственность за принимаемые решения. А применительно к российской ситуации можно утверждать, что политика национализации убытков делает при следующем шаге неизбежной национализацию рисков. Начинается этот процесс в банковском секторе, но через банки гарантии распространяются и на все другие компании и секторы.