Пришедшие навсегда
18 октября в ходе выступления в Новоазовске премьер-министр ДНР Александр Захарченко получил записку от одного из своих потенциальных избирателей. «Надолго ли вы пришли?» вопрошал оставшийся неизвестным участник мероприятия, и получил ожидаемо уверенный ответ «Мы пришли навсегда!».
Подобная убежденность в своей исторической миссии и нацеленность на достижение максимального результата являются, конечно же, позитивными чертами нынешних руководителей народных республик. Впрочем, предъявляемые к ним в рамках предвыборной кампании требования невелики. От лидеров ополчения Донбасса ждут, прежде всего, гарантий установления мира, достойного отстаивания республиканских интересов в диалоге с Киевом, первых шагов в направлении к возвращению стабильности.
На Луганщине и Донетчине нет четко сформировавшейся идеологии, размыта национальная идентичность, не очерчены контуры государственного строительства, поэтому говорить о далеко идущих планах здесь предпочитают разве что разномастные теоретики-энтузиасты. Пока что будущие обладатели гражданства ДНР и ЛНР могут быть по большему счету уверены лишь в одном — прежними жизнь в регионе и его отношения с остальной Украиной действительно в обозримом будущем не станут.
Многие произошедшие изменения необратимы, и существовать дончанам и луганчанам в ближайшие годы придется в совершенно новом статусе. Он, скорее всего, не будет досконально соответствовать положениям предложенного Порошенко закона «Об особом порядке местного самоуправления в отдельных районах Донецкой и Луганской областей», но и рассчитывать на крымский вариант республикам с учетом настроений как жителей Донбасса, так и россиян, не приходится. Некоторые, видимо, сочувствующие Киеву скептики предрекают этим территориям участь «серой зоны», вспоминая историю Приднестровья, и, считая ее, судя по всему, худшей перспективой, нежели возвращение под контроль украинского правительства. Однако, в реальности, мировой опыт свидетельствует о множестве вариантов развития самоопределившихся государств, каждый из которых может по-своему повлиять на дальнейшую судьбу их граждан.
Ополченцы неоднократно заявляли о нежелании отказываться от провозглашения независимости, однако соответствующие выступления мотивировались, прежде всего, отсутствием стремления Киева к выстраиванию адекватного диалога. Идя на одностороннее предложение формальных, но не существенных, по сути, уступок и не учитывая интересы дончан и луганачан, украинское руководство само подталкивает оппонентов к более радикальному позиционированию. Между тем способные удовлетворить обе стороны формы сосуществования в рамках единых государственных структур, разумеется, нельзя полностью списывать со счетов.
Классическими примерами соответствующего тонкого подхода к проблеме построения общего правового поля заслуженно считаются Гонконг и Макао, несмотря на известные трудности демонстрирующие жизнеспособность концепции «одна страна — две системы». Как известно, их ключевыми особенностями является наличие собственных аналогов Конституции; органов исполнительной власти, отвечающих за самый широкий спектр вопросов – от взимания налогов до таможенной политики; конкурирующих политических партий, не действующих на остальной территории КНР. При том, что за Пекином оставлено право на определение общего курса в сферах дипломатии и обороны, трудно себе представить при таких условиях сепаратное принятие властями страны внешнеполитических решений, противоречащих жизненным интересам специальных административных районов.
Даже незначительное косвенное вмешательство во внутренние дела бывших колоний Великобритании и Португалии наталкивается, как показывают последние события, на активное сопротивление со стороны их населения. Можно вспомнить и о существовавшем некоторое время Государственном Союзе Сербии и Черногории, в рамках которого обе республики наделялись правом принимать собственное законодательство, проводить обособленную экономическую политику, иметь свою валюту и даже провозгласить независимость в результате референдума. Да, Белград не смог удержать черногорцев от отделения, но нет никаких оснований полагать, что в случае с Украиной, предложи Киев похожий сценарий Донбассу, события стали бы развиваться по той же схеме. В конце концов, существует же на Балканах на схожих условиях такое государство, как Босния и Герцеговина, жители которого, несмотря на разногласия и трагическую историю, предпочитают разводу непростое построение общего будущего под одной крышей.
Нет никаких сомнений в том, что в данном случае шайба, как сказал бы Владимир Путин, на стороне Петра Порошенко и Верховной Рады. Это они заинтересованы в недопущении раскола Украины, и, соответственно, от них должны исходить предложения, которые будут обсуждаться и анализироваться в ДНР и ЛНР. Кстати, возвращаясь к сравнению с приднестровским сценарием, не лишне обратиться к событиям одиннадцатилетней давности, когда по предложению России был на грани вступления в силу так называемый меморандум Козака. Этот документ, который мог бы воссоединить Молдову путем превращения ее в ассиметричную федерацию, в тот момент не был принят в связи с давлением ЕС на Кишинев; впрочем, в случае появления близкой по духу инициативы по донбасскому вопросу, отбрасывать надежду на то, что Порошенко учтет исторический опыт и окажется дальновиднее Воронина, все же не стоит.
Как бы ни сопротивлялись в Киеве идее федерализации, возвращение к ней следует признать для Украины более предпочтительным поворотом, нежели окончательную дезинтеграцию страны на юго-востоке. Вдвойне удивительно, что этот, казалось бы, вполне очевидный вариант, который мог бы лечь в основу общеукраинского примирения, все еще даже не рассматривается ее властями.
Впрочем, если прийти к согласию относительно неких общих основ государственности сторонам не удастся, говорить о фатальных последствиях для Донбасса и окончательной маргинализации этих территорий не приходится. Точнее, многое в этом случае будет зависеть от стремления самих жителей ДНР и ЛНР к построению эффективной экономики, возвращению приемлемых жизненных стандартов и борьбе за лучшее будущее — на сей раз не на поле боя, а в офисах и на производстве. Такие особенности, как высочайший промышленный потенциал, наличие выхода к морю и привлекательной для инвесторов инфраструктуры, открывают впечатляющие перспективы для народных республик. Тем более что в мире существуют непризнанные или частично признанные государства, сумевшие не только отстоять свою независимость, но и стать самостоятельными субъектами международной и региональной политики.
В частности, расположенная на острове Тайвань Китайская Республика, покинув в 70-е годы ООН и в итоге лишившись множества правовых возможностей, на сегодняшний день все же остается одним из самых успешных и динамично развивающихся финансовых центров Азии. Несмотря на долгое балансирование на грани конфликта с КНР, а также те трудности, с которыми эта страна столкнулась на заре своего существования, Тайвань сумел добиться широчайшего признания если не де-юре, то, бесспорно, де-факто. Сегодня остров вовлечен в работу многих международных организаций, построил успешно функционирующую суверенную демократическую систему и ведет интересующий обе стороны диалог с Пекином.
Сравнение может показаться натянутым — действительно, даже для выхода на отдаленно схожий уровень развития ДНР и ЛНР понадобятся долгие годы, однако, при наличии продуманной стратегии достижения успеха народные республики Донбасса вполне могут добиться высоких результатов, которые существенно изменят сложившуюся расстановку сил. Имеются и менее впечатляющие, но также примечательные прецеденты Косово и Палестины, годами шедших к признанию, работавших на свой имидж и создававших обособленные политико-экономические системы — в итоге с их самоопределением вынуждены считаться в том числе власти Израиля и Сербии.
Можно в данном контексте упомянуть, пусть спорный, но показательный пример Сомалиленда — восточноафриканского образования, в 1991 году вышедшего из состава погруженного в хаос Сомали и сумевшего во многих отношениях превзойти его по целому ряду показателей. Хотя провозглашение Сомалилендом независимости не нашло за его пределами отклика, эта республика с переменным успехом проводит самостоятельную внешнюю политику, наладила связи с различными государствами мира, включая страны Европы, и в целом выгодно отличается от признаваемого международным сообществом Сомали, годами существующего в условиях фактической войны всех против всех. При всей маловероятности подобного сценария (хотя кто год назад мог представить кровопролитие на Майдане, отделение Крыма и донбасскую войну?) нельзя исключать и того варианта, что со временем ДНР и ЛНР по сравнению с остальной украинской территорией будут, выражаясь словами Алексея Кудрина, «островом стабильности». Таким образом, должная активность всегда может помочь ее инициаторам выйти на кажущиеся недостижимыми, но на деле вполне реальные рубежи. На Донбассе любят повторять, что почти четверть века этот регион «кормил Украину» и помогал отдельным предпринимателям создавать многомиллиардные состояния — тем сильнее должна быть вера в себя и свои внутренние ресурсы у сторонников независимых Донетчины и Луганщины.
Но реалистично глядя на положение дел, сохранять абсолютный оптимизм им будет непросто. Выбрав отказ от возвращения в Украину, народные республики и их лидеры вступят в тяжелейший период первоначального накопления политического капитала, который можно сравнить как раз с опытом других образований на постсоветском пространстве — включая и Приднестровье. И в таком случае трудно прогнозировать конечный результат: слишком трудоемким окажется процесс перехода от инерционного развития к более прогрессивной и перспективной модели.
В принципе, «приднестровский вариант», о котором некоторые наблюдатели говорят как о чем-то катастрофическом, таковым на самом деле не является. Он, безусловно, породит для жителей ДНР и ЛНР существенные неудобства — визовые проблемы, трудности в юридических взаимоотношениях с теми или иными украинскими институтами, необходимость прохождения через этап неопределенности и становления нового государства. Но, как показывает пример не только ПМР, но и Абхазии, Южной Осетии и НКР, если население отделившихся территорий стремится к полноценному самоопределению, оно зачастую готово ради этого пожертвовать многими благами. К тому же ряд запретов и ограничений дончане и луганчане смогут обойти, приняв российское гражданство, если, конечно, Кремль сочтет ситуацию достаточно критичной для массовой выдачи паспортов выходцам с Донбасса. Пока что Владимир Путин и Сергей Лавров ясно дали понять, что не пойдут на крайние меры до тех пор, пока народные республики не используют все варианты нахождения взаимоприемлемого выхода из кризиса.
В рамках переговоров по донбасскому урегулированию на кону стоит слишком многое, чтобы отказываться от открывающихся сейчас возможностей, и ополченцы должны четко осознать, что легким путь к стабилизации не станет. Но ясно и то, что после заключения минских соглашений дополнительная ответственность ложится на украинского лидера и его окружение. Хотя для некоторых представителей киевского истеблишмента несоблюдение достигнутых договоренностей, похоже, превратилось в своего рода элемент личной политической культуры, в данном конкретном случае невыполнение взятых в Минске обязательств будет иметь для Украины далеко идущие последствия.
Если пришедшая к власти в начале года оппозиция, дезавуировав соглашение от 21 февраля, сделала практически предопределенной потерю контроля над Крымом, аналогичное по уровню агрессии и непонимания реалий поведение в текущей ситуации также не сможет не подтолкнуть Россию к проявлению ожидаемой населением адекватной реакции. Соответственно, развитие событий по худшему сценарию гарантированно скажется и на правовом статусе ДНР и ЛНР — так же, как в свое время военная авантюра Михаила Саакашвили лишила Грузию даже теоретической надежды на воссоединение с утраченными территориями.
В случае с Донбассом Москва месяцами проявляла нелегко дававшуюся сдержанность, но после появления юридически обязывающего документа, заверенного Михаилом Зурабовым, любая попытка неспровоцированного военного вторжения за очерченную на переговорах линию имеет все шансы натолкнуться на самый широкий спектр ответных действий. Станет ли их следствием дипломатическое признание двух образований — вопрос, пока что относящийся к разряду гипотетических, но если оно когда-либо произойдет, как показывает практика, в данном направлении может последовать реализация многолетнего курса, нацеленного на создание в регионе обновленной системы безопасности — вопреки всем возражениям из Киева или, например, Брюсселя. В конечном счете по подобному пути в неотложных случаях идет не только Россия: есть и опыт тандема Турции с Северным Кипром, и история взаимодействия Пакистана с «самоуправляемым государством» Азад-Кашмир. Впрочем, говорить о таком повороте событий в настоящее время преждевременно и даже опасно — в связи с тем высочайшим уровнем паранойи, которого достигла не только украинская, но и американо-европейская политическая дискуссия.
Главное, чтобы все участники переговоров окончательно уловили недвусмысленно подаваемый Кремлем сигнал — центральной задачей для сторон конфликта является поддержание устойчивого мира, возможно даже, ценой отказа от наиболее амбициозных и неоднозначных целей. Украина и республики Донбасса на первоначальном этапе должны научиться просто слышать друг друга, с тем, чтобы без лишнего популизма и эпатажа прийти к объективной оценке реальности достижения какого-либо компромисса. И уже после этого нельзя исключать появления нового международно-правового прецедента, который в ряду с Гонконгом и Северным Кипром займет особое место в истории мировой политики.
Ведущий аналитик Центра политической конъюнктуры России Антон Гришанов специально для «Актуальных комментариев»
Фото: ТАСС / Зураб Джавахадзе