Происхождение видов путем естественного отбора
В одной из лекций периода
Отдельно был взят Дарвин как мыслитель, которому удалось нанести самый болезненный удар самооценке старой Европы. Выставляя напоказ примата и описывая причудливую игру законов биологии, преобразовавших его до человеческого состояния, он завершает процесс расколдовывания мира. Усилия социологии Вебера и позитивной антропологии Гелена были вторичными по отношению к этой работе и сводились лишь к толкованию и разъяснению уже сказанного.
Идея Фрейда заключалась в том, что он предлагает рассмотреть историю европейской рефлексии как целенаправленное усилие по удалению от некоего негативного. История культуры выступает как аналитическое переживание серьезной травмы, имевшей место в прошлом. Есть некоторый Ужас, который должен быть выявлен, объяснен и пережит заново, чтобы он потерял свою власть над сознанием пациента. Сам Фрейд говорит в этих лекциях о тщеславии и о самомнении, предполагая, что именно они являются содержанием травмы.
Возникает вопрос о причинах такой оценки именно этих страстей души. Что в них такого особенного? Можно предположить, что такое неодобрение напрямую связано с представлением о том, что эти наклонности в основе своей имеют интенсивную эксплуатацию воображения. Полагаясь на внутреннюю самодостоверность игр с фантазией будущий невротик отказывается от встречи лицом к лицу с реальностью и начинает активно выстраивать свой собственный мир. Особенность этого мира в том, что в нем нет ограничений и все, что вызывает интерес и восхищение, может доводиться до бесконечной концентрации. Невротик с бешеной энергией присваивает себе то, чем не обладает. В результате на свет появляется человек, создавший самого себя как художник картину: совершенство из мечты. Утратив контакт с достоверным, человек начинает совершать поступки, ориентированный только на импульсы «внутреннего опыта», и именно это движение из глубин бреда способно родить Ужас.
Тщеславие, отказавшееся связывать себя наличным, находит свой выход во внутренних экстазах грезы. Это непредсказуемое существо, движущееся в согласии лишь с самим собой, подобно стихии, самовластным природным силам. Как и они, такой человек всегда способен на невероятное злодеяние, причем оно будет им совершено без внимания к последствиям. Оно всегда будет «просто так»: без цели и без смысла. Это чистая спонтанность. И именно в этом пункте картина «человека воображения» начинает перекликаться с догматикой теологии.
Задание божества как непроницаемого в своих мотивах существа имеет много общего с представлениями о действиях тщеславного человека. Его общение с людьми всегда чудовищно, абсурдно, как и в истории отношений Бога с Иовом. Отсюда представление о завороженных своим внутренним миром людях как о тех, кто имеет прямое отношение к пространству сакрального. Непонятный язык, неадекватность действий и приступы безответственной агрессии выступают здесь в качестве маркеров этой причастности.
Если посмотреть на слова Фрейда в этой перспективе, то появляется возможность уловить их изначальный атеистический пафос. Он предполагает что Коперник, Маркс и Дарвин своими заявлениями последовательно лишали смысла претензии человека на запредельное. Они отрезвляли, чтобы вернуть человека к ясному представлению о реальности. И в этом смысле обращение к обезьяне можно представить как бегство от жестокости диктата иллюзорного. В качестве такого примера обычно использовались отсылки к средневековой практике инквизиции или техникам феодального правления. Сам Дарвин даст такое объяснение: «Что касается меня я бы скорее желал быть потомком храброй маленькой обезьянки... чем быть потомком дикаря, который наслаждается мучениями своих неприятелей, приносит кровавые жертвы, убивает своих детей без всякого угрызения совести, обращается со своими женами как с рабынями, не знает никакого стыда и предается грубейшим суевериям». Здесь сакральное напрямую увязывается с режимом абсурдного насилия. Воображение порождает сакральное, а оно в свою очередь дает начало насилию человека над человеком. Если воспользоваться теорией Рене Жирара о том, что сакральное по сути своей и есть способ восприятия насилия, то мы возвращаемся туда, откуда начали. Насилие рождает сакральное, и сакральное рождает насилие.
Дарвин в трактовке Фрейда предлагает уйти из этого круга через выстраивание параллельной генеалогии человека. Его теория эволюции в буквальном смысле слова вырывает человека у мечты, а значит и у санкционированного ею режима насилия. Включение иерархии животных сообществ в качестве замены миру ангелов Дионисия Ареопагита позволяет ему убрать пафос самомнения. Упор сделан на акте осознания собственной неуникальности и, что самое главное, на родстве не с воображаемыми объектами, а со зверями, с собственными домашними животными.
Мечта уходит, уступая место внимательному рассмотрению поведения живых тел. Предполагается, что видение человека как единственного существа одомашнивающего самого себя приведет к падению жестокости сакрального. Теперь насилие будет проявляться в его естественном режиме, т.е. в борьбе за существование и при половом отборе. Но и здесь оно должно потерять черты монструозного зверства. Дарвин часто говорит о смерти без напряжения и боли, о тихой покорности движению эволюции в природе. Для мысли Фрейда это означает окончательное исчезновение из жизни людей неистовства религиозного воображения.
Дарвин Чарльз, "Происхождение видов и естественный отбор в 2-х книгах; Происхождение человека и половой отбор в 2-х книгах" – М., ТЕРРА-Книжный, 2009.
