Статья
1892 21 марта 2016 14:56

Зачем школе литература

И всё-таки крупнейший из бриллиантов в короне отечественной системы образования – это никакой не физмат, а единая национальная программа по литературе, в рамках которой в исторической и социокультурной перспективе изучается выборка из полусотни (нескольких сотен, если учитывать мелкие формы) самых значительных литературных произведений за два с половиной века существования русской словесности в современном её виде.

Выборка, что важно, в основном одна и та же для всех школьников страны. Понятия единого (и пространного) списка обязательных к прочтению национальных произведений нет больше нигде, совершенно точно ничего даже близко ему аналогичного нет ни в одной из стран со сравнимым по объёму и качеству литературным наследием.

Действительно, в англосаксонском мире в принципе нельзя говорить об общей системе образования (программы кардинально различаются от школы к школе), в Германии очень сильна федеральная и поточная сегрегация, рассуждать в терминах норм и стандартов имеет смысл разве что на европейском юге и, конечно, во Франции, помешанной на образовательном эгалитаризме, а стало быть, на максимальной уравниловке преподаваемого материала.

Но и во Франции программы по литературе навязывают изучение лишь общих разделов (роман и новелла девятнадцатого века: реализм и натурализм; трагедия и комедия в семнадцатом веке: классицизм; поэзия на рубеже веков: от романтизма к сюрреализму – и так далее). Выбор конкретных авторов и произведений, иллюстрирующих изучаемые разделы (не БОЛЕЕ двух примеров на раздел) предоставлен преподавателям.

В результате выходит, что даже одновременно, в стенах одной и той же школы, один класс читает «Милого друга», «Мнимого больного» и «Пьяный корабль», а другой – «Терезу Ракен», «Федру» и выдержки из «Цветов зла».

Более того, самоё преподаватели, сдающие на право учительствовать очень сложные, очень селективные экзамены, отнюдь не обязаны свободно ориентироваться во всём своём национальном литературном богатстве. Их конкурсная программа, правда, включает в себя конкретные произведения, но этих опусов всего-то десяток, и они меняются от года к году. Например, в этом году желающие получить agrégation обязаны проштудировать «Роман о розе», один из сборников Ронсара, «Размышления» Паскаля, «Севильского цирюльника» Бомарше и «Карьеру Ругонов» Золя, тогда как в прошлом году аналогичные соискатели читали опусы Этьена Беотийского, Корнеля, Мариво, Бодлера и Маргариты Юрсенар.

Излишним будет говорить, что из-под палки вбитое в себя соискателем в университетской библиотеке потом утилизируется на школьной скамье: государственные издательства уже заказали многотысячные тиражи первого романа из эпопеи Золя и комедию о Фигаро, предвкушая массовый спрос со стороны родителей старшеклассников начиная со следующего учебного года.

Наконец, стоит заметить и то, что реально даже такая, свободная и недушная-воздушная программа проходится в полном объёме лишь в процентах в десяти самых лучших французских лицеев: диспозитивы министерства относительно школ «с высоким процентом выходцев из второго-третьего поколения иммиграции» настоятельно рекомендуют преподавателям ориентироваться в выборе изучаемых произведений не столько на официальную программу, сколько на вкусы публики («мы должны считать за успех любую искру интереса, проявленного учениками к текстам, написанным по-французски, таким образом, предпочтение должно отдаваться документалистике и публицистике молодёжной тематики с учётом языковых особенностей данной среды»).

Возникает, конечно, вопрос, а чем, собственно, этот свободный, оставляющий пространство для выбора и манёвра подход к изучению наследия хуже нашей родимой кондовости, с удержанием всех талмудов, всех мастодонтов, всей пыльной литературной казёнщины.

Ответ прост. Обязательно не прочитанная, так пройденная история литературы формирует единое национальное смысловое пространство, некую ценностей незыблемую шкалу, набор общих для всех, известных всем образов и ситуаций – а стало быть, единую коммуникативную канву. Пусть дырявую у некоторых, или за давностию лет истёршуюся, или кустарную, грубую, домотканую – но канву, по которой в общении можно совместными усилиями вышивать. Как-то всем всё внятно и про не хочу учиться, а хочу жениться, и про луч света в тёмном царстве, и про заячий тулупчик, и про что, сынку, помогли тебе твои ляхи, и про тварь ли я дрожащая или право имею.

А вот когда двое приходят не с единой канвой, а каждый со своим, непонятным другому огрызком – общение получается куда беднее смыслами, куда затруднительнее в предмете конструктивности. Потому что в отсутствие единой программы по литературе канвы, как показывает опыт, и взять-то неоткуда.

Галина Гужвина специально для «Актуальных комментариев»

____________

Читайте также:
© 2008 - 2024 Фонд «Центр политической конъюнктуры»
Сетевое издание «Актуальные комментарии». Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-58941 от 5 августа 2014 года, Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-82371 от 03 декабря 2021 года. Издается с сентября 2008 года. Информация об использовании материалов доступна в разделе "Об издании".