Другие
публицистМихаил Бударагин
Один из самых интереснейших споров последнего времени (а время на дискуссии неожиданно богато) — полемика между Игорем Манцовым и Андреем Перлой, между старым русским интеллектуалом и новым русским технологом, из умных и не чуждых обобщений. На самом деле, разумеется, все определения — лукавство, лучше было бы вообще без них, но надо же как-то обозначить видовую принадлежность борьбы.
Манцов в своей гневной отповеди «грамотным» ошибается по мелочам (то «словарь», то придирки к придиркам о словоупотреблении, то пафосные, совершенно интеллигентские, прямо из 60-х, восклицания о «Взгляде»), но в целом прав именно он. Нынешняя элита, оторванная от «почвы и судьбы», никуда не годится.
И реплики Андрея Перлы, который искренне полагает, что сегодняшняя Европа — это не 400 лет работы, а какое-то послевоенное чудо, только подтверждает правоту Манцова.
Мнение нынешней элиты (а точнее мыслящей ее части) о том, что она уникальна и о том, что все благосостояние «нулевых» досталось ей по праву, выглядит довольно забавно даже при небольшом историческом отдалении. Если начать отсчет хотя бы века с XVI или, наоборот, пристально присмотреться ко дню сегодняшнему, беспомощность тутошних «хозяев жизни» станет просто неприлично очевидной.
Где теперь начальник «Миракс-груп» г-н Полонский, еще совсем недавно бивший себя пяткой в грудь и посылавший в «ж...» всех, у кого нет миллиарда? Стоит в очереди в кабинет к заместителю Алексея Леонидовича Кудрина или обзванивает заместителей широко известного москвичам г-на Батурина? И ведь сейчас не война, не катастрофа, а всего лишь экономический кризис: а все наши блестящие «успешные люди» уже сдулись. От щелчка по носу.
Теперь бродят одинокие полонские и слушают, как Андрей Перла говорит им: «других нет». Вы, мол, единственные, пусть и не слишком симпатичные парни, но наши сукины дети. Пусть хоть это их утешит, нам, суровому автохонному быдлу, не жалко.
Но другие все-таки есть. По крайней мере, были. Были и купцы, которые не гнулись, а по копейке собирали богатство после разорения, не прячась под кровать от каждого дуновения ветра. Были и чиновники, умевшие не только воровать. Были и министры, не боящиеся начинать опасные и непопулярные реформы. Все было. Есть, значит, надежда, что все еще будет. Без полонских, так без полонских, тоже мне «элита». Такую «элиту» и кризису скормить не жалко: чище будет.
Два дня назад в Праге я разговорился с владельцем кабачка, открытого в 1824 году, когда не было никакой Чехии, а все самые страшные для Европы войны были только впереди. Кабачок пережил все, а по стенам и сейчас висят усатые портреты бывших хозяев заведения, то закрывавшегося, то разорявшегося, то вновь начинавшего приносить прибыль. Хозяин кабачка при слове «кризис» только улыбнулся: «Ну, когда до нас доберется, подумаем что-нибудь: мы — люди скромные, переживем».
И переживут ведь.
Переживут ли наши понтовые рестораторы, девелоперы и прочая и прочая, — это даже не предмет для обсуждения. Это просто не интересно: где я, где они, почему я должен чувствовать ко всем этим персонажам хотя бы симпатию? Я с пражским кабатчиком готов и пива выпить (у него тоже нет миллиарда, мы друг друга всегда поймем), и в разведку пойти, а вся эта серая накипь — куда она, кому она?
