Farewell to Alms

В кризис все становятся экономистами, подобно тому как в более тривиальных обстоятельствах каждый считает себя экспертом в области политики и футбола. Это означает, что интерес к экономической литературе в обществе растет, а российский книжный рынок, который вообще живет где-то в параллельной реальности, реагирует на этот спрос слабо. Появляются либо поделки-однодневки на тему "как нам все это пережить с выгодой", либо очередная порция изданий для специалистов, то есть что-то обычно совершенно нечитаемое. В англоязычном книжном мире все иначе, тут выходит литература на любой вкус и пустующих ниш в отношении освещения того же кризиса, похоже, попросту не существует.

Отличным примером книги, которая, с одной стороны, способна как следует разозлить профессионала, а, с другой, удовлетворить любопытство всех прочих граждан, является работа Грегори Кларка. В заголовке книги используется буквально непереводимая игра слов: Кларк предлагает распрощаться с подаянием (Alms), отсылая читателя к известному роману Хемингуэя (Farewell to Arms, Прощай, оружие!). С подзаголовком проще - перед нами всего лишь "краткая экономическая история мира". Кларк, кстати, вполне сознательно рассчитывает на то, что его работа займет свое место среди прочих великих нарративов - вроде "Капитала" Маркса. Возможно, у автора не такая богатая теория, зато замах поистине титанический.

Великий экономист Шумпетер как-то заявил, что если у него был бы шанс начать все сначала, и выбрать для исследования только одну область, он остановился бы на истории экономики. Изучение моделей взаимодействия людей в ходе производства материальных благ действительно позволяет ответить на очень многие вопросы. Кларк считает, что главными из них являются три. Во-первых, почему человечество столь продолжительное время было заложником так называемой мальтузианской ловушки - неспособности производить достаточного количества продвольствия для значительного увеличения численности населения планеты? Во-вторых, почему выход из этой ловушки был найден на небольшом острове (Британии) около 1800 года? И, наконец, почему промышленная революция, случившаяся в этом историческом времени и конкретном месте, стала причиной "великого расхождения", процесса, в ходе которого одни общества начали стремительно богатеть, а другие, напротив, стали еще более бедными? Промышленная революция не случайно оказывается в центре внимания Кларка. Дело в том, что экономическое развитие всех культур на Земле проходило примерно по одному сценарию, а уровень благосостояния населения не слишком менялся, начиная от каменного века и вплоть до XVIII века. Типичный европейский крестьянин этого времени потреблял ничуть не больше материальных благ, чем его доисторический предок. И, возможно, даже меньше. После завершения промышленной революции, эта ситуация стала лишь обостряться. Как показывает Кларк, в действительности сегодня, в XXI веке значительная часть населения Земли - прежде всего в Африке и Азии - живет в целом беднее, чем охотники каменного века. Это стало возможным благодаря развитию современных медицинских и агропромышленных технологий, которые позволяют выживать в полной нищите тем сообществам, которые были бы обречены на гибель в естественных условиях. С другой стороны, как всем хорошо известно, существует так называемый золотой миллиард, который потребляет в сотни раз больше, чем беднейшая часть планеты.

Кларк подчеркивает, что именно изучение материального благосостояния сообществ является ключевым для понимания их развития и их культуры вообще."Существует множество свидетельств того, что благосостояние - и только оно - является критическим параметром для того или иного образа жизни, как внутри сообщества так и в сравнении между ними, - пишет он. - Рост доходов изменяет потребление и образ жизни вполне определенным, предсказуемым способом. То обстоятельство, что классический американский фермер и промышленный рабочий становится все более редким видом, на самом деле было предопределено последовательным ростом среднего дохода, начавшимся в ходе промышленной революции. И если бы мы обладали более ясным пониманием этого, мы могли бы еще в 1800 году описать наш современный мир с его индивидуальными уборными и ванными комнатами, карамельным капуччино, бальзамическим соусом, коллекционными винами, университетами гуманитарных наук, тренерами личностного роста и закусками, стоимостью в 50 долларов". И более того, наблюдая за жизнью нынешних богачей, мы можем предсказывать то, как будем сами жить спустя пару десятилетий - при условии, конечно, что экономический рост продолжится. По крайней мере, утверждает Кларк, немногочисленная элита XIX века жила именно так, как сегодня привык жить американский средний класс - загородные дома, отдельная комната или несколько комнат для каждого члена семьи и так далее.

Первая треть книги Кларка посвящена тому, что он называет мальтузианской экономикой, то есть системой производства материальных благ, которая была неспособна вырваться за рамки мальтузианской ловушки - люди производили столько товаров, сколько хватало для поддержания стабильности своих сообществ. Здесь тоже есть ряд вопросов. Почему технологическое развитие было столь медленным до эпохи промышленной революции? Почему промышленная революция все же случилась? Ответ, предложенный Кларком, состоит в том, что еще одна революция - аграрная - произошедшая в эпоху неолита и создавшая первые сельскохозяйственные общины, создала не только институциональные предпосылки для технологического развития, такие как деньги или централизованная политическая власть, но и заложила основы особых изменений в культуре и возможно даже в генетических предрасположенности людей. Эти изменения накапливались в течение нескольких тысячелетей, что в конечном итоге привело к кумулятивному эффекту в виде промышленной революции и создания современного общества. Биологически наша природа приспоблена для охоты в саваннах, но наша культура позволила сделать из нас ученых и инженеров, авторов "Математических начал естественной философии" и "Происхождения видов".

Но почему именно Англия? Причиной этому, пишет Кларк, стали институциональная и демографическая стабильность острова в течение длительного периода времени, по крайней мере начиная с норманского завоевания. Особо он отмечает чрезвычайную биологическую плодовитость богатых и экономически успешных англичан: "протестантская этика" распространялась одновременно посредством культуры и демографических успехов общества. В том же направлении, отмечает Кларк, двигались в указанный период Китай и Индия, но они не успели, европейцы появились у их берегов и захватили их рынки раньше. Это последнее предположение автора, конечно, выдает метафизику, кроющуюся в его построениях. Как объяснить, что Китай вообще не стремился к экспансии, хотя и обладал всеми известными к 1700 году технологиями, большая часть из которых досталась европейцам как раз из Поднебесной?
Как бы то ни было, но индустриальная революция приводит к нескольким серьезным социальным изменениям. Главными из них Кларк называет следующие: значительное сокращение демографического роста в развитых странах, сокращение в них экономического неравенства, а также стремительный рост неравенства между ними и остальным миром. Последняя часть книги посвящена этому "великому расхождению", который, в частности, проявляется в статистике почасовой оплаты труда в разных странах мира - разрыв здесь продолжает расти. В 2002 году, например, труд швеи в Индии стоил 38 центов в час, в то время как аналогичная работа в США оплачивалась 9 долларами.

В начале промышленной революции такого, безусловно, никто представить себе не мог: авторы - тот же Адам Смит, к примеру, - считали, что все человечество в ближайшем будущем последует за Западной Европой по пути прогресса и процветания. Технологии действительно могут быть легко воспроизведены в любой части мира, но, согласно Кларку, проблема заключается в невоспроизводимости той социальной среды, которая привела индустриально развитые страны к успеху. Короче говоря, быть успешным, по мысли Кларка, мешает культура. Это весьма старая мысль, которая в разных вариантах воспроизводится как у классиков вроде Вебера, так и у более современных авторов. В каждом конкретном случае нам удается объяснить, как культурные особенности приводят нас к успеху, но предсказательная сила такой концепции равняется нулю.

Кстати, Кларк подмечает любопытную особенность науки экономики как науки. В других областях знания чем дальше мы удаляемся от изучения нашей планеты и нашего времени, тем меньше мы можем сказать об исследуемом предмете по существу. В экономической науке все обстоит прямо противоположным способом. Лучше всего мы можем объяснять экономические закономерности мальтузианской эры, которые, попросту, связаны законами выживания - так было и в эпоху неолита, и в средневековой Руси или южной Европе в эпоху Возрождения.

Загадкой остается и то, что в более богатых обществах люди не становятся более счастливыми. То есть богач более счастлив, чем его сосед-бедняк, но общий уровень дохода в данном обществе не приносит аналогичного эффекта. "Каждый индивид, зарабатывая больше денег, покупая себе большой дом или современный автомобиль, становится чуть более счастливым, - пишет Кларк, - но только в отношении того, кто заработал меньше, живет в скромной квартире и катается на общественном транспорте". Для нас сегодня это означает, что кризис не принесет нам несчастья. Ведь мы все станем беднее и будем тратить меньше, а значит средний уровень удовлетворения материальными благами останется прежним.