Новые горожане

философВячеслав Данилов

философВячеслав Данилов

Если бы я был обитателем Петербурга, в вопросе о строительстве Охта-центра я был бы однозначно на стороне инициативной группы граждан под названием «Живой город» или «Охтинская дуга». Но я не живу в Петербурге, а живу в Москве, и поэтому вопрос о том, что Петербург уродуют – мне не сжимает сердце. Мне, по большому счету, все равно, удастся ли Газпрому построить свой зловещий 400-метровый замок, или нет. Но есть здесь несколько значимых тем и вопросов. И мне не все равно, какой ответ на них будет дан: временем, властью или гражданами моей страны.

Вопрос первый: что означает лозунг «Это наш город», который скандируют демонстранты на «маршах несогласных»? Скандируют они его и в Москве, и в Петербурге, и в других городах. На одном из леворадикальных маршей, прошедших в столице, в котором я также участвовал, демонстранты переворачивали урны с мусором, перегородили транспортное сообщение, били окна припаркованных авто и витрины магазинов и закусочных. Они кричали «Это наш город». Я шел и кричал вместе с ними, хотя я не москвич. А демонстрацию организовали леворадикалы из... Минска.

В глобальных городах так называемые «горожане», или граждане, озабоченные вопросом того, что по-английски называется gentrification, и на русский переводится (но так не употребляется) как «перестройка» - ведут себя крайне активно. Они борются с неолиберальнымии политиками городских властей глобальных городов по передаче публичных зон в частные руки: у нас это называется борьбой за архитектурное наследие и борьбой с точечной застройкой. Эти люди - горожане - представители среднего класса. И проблема - основная проблема этих людей - что они сами являются продуктом неолиберальных политических технологий.

Средний класс в точечных застройках и сносе всякого старья, которое вдруг именно перед тем как должно быть снесено, оказывается историческим памятником, о котором потом плачутся в блогах и г-н Митрофанов пишет свои книжки, не узнает себя. Вопрос в том - как такое отчуждение стало возможно? Как стало возможно, что для того, чтобы защитить «свой город», защитить свое право на город, средний класс призывает иногородних волонтеров, выкрикивающих лозунги о том, что это НАШ ГОРОД!?

Противоречие в борьбе за право на город между так называемыми гражданскими организациями и так называемым крупным бизнесом на самом деле противоречие внешнее. По сути - это одна и та же расколотая внешне, но глубинно единая структура. Происходит борьба частнособственнических интересов разных сословий, не более того. И невозможно сказать, что кто-то в этой борьбе прав.

Инициативные граждане используются в борьбе за капитализацию городских пространств - их акции поднимают стоимость земли, усложняют работу застройщикам, но увеличивают коррупционность строительства. Борясь за свой дворик, за свою школу, за свой район, за свой город современный горожанин фактически участвует в той же самой борьбе за дискриминацию тех, кто по каким-то причинам не считается ими «своим»: кавказцев, гастарбайтеров, просто приезжих.

Борющийся за «свой город» горожанин - также, косвенно, участвует в фавеллизации городских пространств, как и крупный капиталист, набирающий откуда попало дешевую рабочую силу.

С другой стороны, если считать глобальные города фронтирами глобализации - точками привилегированного доступа к благам мировой цивилизации и «хабами» международных сетей, то и право на город должно оставаться не у тех, кто эту глобализацию тормозит, то есть у «понаостававшихся», но у тех, кто делает город глобальным: у крупных корпораций.

Именно они ответственны и за фавеллизацию городских пространств, но и за повышение урбанизации, то есть - увеличение реального числа благ, которыми может пользоваться индивидуальный горожанин. Прежде всего, благ, связанных с повышением уровня, скорости и качества коммуникаций.

 Итак - противостояние так называемого гражданского общества так называемому бизнесу в вопросе об «Охта-центре» - ложно. Протесты против строительства и само строительство - это одно и то же.

 Вопрос о праве - это всегда вопрос об исключении из права. В данном случае, формулу такого исключения высказал недавно один известный журналист, превратившийся благодаря небольшой заметке в главного идеолога русского неолибрализма.

Отрицая право ветеранов на нынешнюю Россию, г-н Подрабинек сконструировал идеальную матрицу для неолиберальной риторики: исключению подвергается память. Историческая память. Например, память тех, кто лег костьми за город на Неве. Когда его строил или когда его защищал.

Отрицая право ветеранов на нынешнюю Россию, г-н Подрабинек сконструировал идеальную матрицу для неолиберальной риторики: исключению подвергается память. Историческая память. Например, память тех, кто лег костьми за город на Неве. Когда его строил или когда его защищал.

Мой прадед, погибший при деблокировании Ленинграда в 42-м, не имеет «права на город», если верить подрабинекам.

Теория советской урбанизации предполагала, что город - это не то пространство, которое может быть присвоено горожанами - по меньшей мере, до конца. Реальная практика советского урбанизма, к сожалению, через системы прописки прирепляла граждан к городу, в итоге они становились горожанами. Для крупных городов это означало автоматическое наличие привилегий по отношению к жителям малых городов или не дай блог - села.

Практики реального социализма были доведены до предела в Северной Корее, где осуществлялась постоянная ротация населения Пхеньяна на основе социальных достижений граждан.

Однако советское переизобретение города в 20-е-30-е, города как центра промышленного производства, а не административно-торговой точки, каким был город при царях, имело огромный освободительный потенциал, который частью был использован при модернизационном скачке, а частью остался на бумаге, как и большинство конструктивистских проектов тогдашних архитекторов.

Сегодняшняя задача - это задача по новому изобретению города. Это изобретение сегодня носит глобальный характер - вопрос в том, будем ли мы в этой игре участвовать, или будем и дальше только импортировать представления о себе самих. Как это происходит на примере городских конфликтов по вопросам gentrification.