О неудачной идее Шойгу
Нет, конечно, недавнее предложение опытного министра: принять закон об уголовной ответственности за отрицание победы Советского Союза в Великой Отечественной войне — не стоит слишком драматизировать. Нашей Думе случалось принимать и более вредные законы — и ничего, мир пока не провалился. Но и промолчать об этой идее как о неудачной шутке — тоже, по-моему, неправильно. Ведь она уже овладевает политмассами. В первый же день идею Шойгу поддержали и генеральный прокурор, и Общественная палата. На дворе-то сейчас кризис, то есть заняться нашим политикам стало уже вовсе нечем, — вполне вероятно, что они ухватятся за этот повод проявить себя народными радетелями. Глядишь, такой закон и испекут.
Нет, повторю, особой беды не будет. Хотя бы потому, что не мы первые вступим на этот сомнительный путь. В двенадцати европейских странах уголовным преступлением считается отрицание холокоста. В Турции сажают за признание геноцида армян в начале XX века, в Бельгии, Швейцарии и Франции могут посадить за его отрицание. Так что мы, приняв подобный закон, не оказались бы в одиночестве. Но делать этого, на мой взгляд, всё-таки категорически не следует — как минимум по трём причинам.
Многими уже указано, что известны случаи отрицания и холокоста, и геноцида армян, но людей, вопреки полнейшей очевидности отрицавших победу СССР, реальность не знает. К сожалению, уже надо говорить иначе: до сих пор не знала. Стоило Шойгу выступить со своей инициативой, как рунет запестрел радостными выкриками: отрицаю! и я отрицаю! Можно ручаться: когда (если) выйдет такой закон, и за границей, и внутри страны найдётся немало организмов, которые займутся таким вот бессмысленным отрицанием. Кто ради того, чтобы заведомо оскорбить, кто просто по приколу. Кидаться судить за каждый такой вскрик — глупо, да за границей и не получится. Ненаказуемая «лихость» войдёт в моду. Внутри страны её распространение будет облегчено прогрессирующим невежеством. Найдите — их в Сети много — подборку речений нынешних школьников об истории, в том числе и о Великой войне. Столь осведомлённые детишки смогут весело повторять любые модные гнусности, искренне не понимая, что в них дурного. Итак, первое: предлагаемый закон не увеличит уважение к Победе, а уменьшит его.
Но Шойгу едва ли имел в виду преследовать за отрицание неотрицаемого. Он, как можно понять, скорее хочет воспрепятствовать ревизии итогов Второй мировой войны, которая и вправду идёт нарастающим темпом. Вычеркнуть СССР из числа держав-победителей пока, правда, никто всерьёз не пытался — да и нынешнее устройство ООН тому отчасти препятствует. А вот разговоры о том, что именно этот победитель есть победитель второго сорта, в том-то и том-то ничуть не лучший поверженного врага, — эти разговоры звучат всё настойчивей. Им предлагаемый закон и должен противостать. Беда, однако, в том, что разговоры большей частью идут за пределами нашей юрисдикции, а значит, бороться с ними средствами внутреннего законодательства — несколько комично. На практике предлагаемый закон мог бы бороться разве что с внутренним ревизионистом, но и с ним — неясно как. За фразу «роль СССР в победе антигитлеровской коалиции была решающей» судить, по-видимому, не надо. А за неё же, но со словом «выдающейся»? а со словом «заметной»? С какого именно оттенка речи должна неумолимо наступать уголовная ответственность? Если кто-то говорит, что поставки по лендлизу помогли нашей победе, его не сажать. А если «очень» помогли — уже сажать? Или сажать только за «предопределили»? За правду вроде карать нельзя, но где она, правда, начинается и кончается? Разрешить научный или даже квазинаучный (какая уж там наука в «предопределили»!) спор суд не может в принципе. Итак, второе: предлагаемый закон неизбежно будет состоять из сплошного «усмотрения», то есть законом являться не будет.
И третье — пожалуй, самое важное. Не причиной, так одним из поводов для обсуждаемого предложения стал фильм «Ржев. Неизвестная битва Георгия Жукова», показанный в понедельник на канале НТВ. Этот пусть не блестящий, но добротный и честный рассказ о неимоверно кровавой, длившейся 14 месяцев битве за ржевско-вяземский выступ разъярил легко угадываемую часть аудитории тем, что и Верховный главнокомандующий, и будущий Маршал Победы оказались в нём не слишком похожими на тот сусальный кич, по канонам коего их стало принято показывать. Один ветеран сгоряча даже сказал, что автора фильма, журналиста Пивоварова, за нападки на самое святое нужно даже не посадить, но прямо повесить. Не могу и не буду спорить с ветераном; замечу только, что имел честь много лет общаться с фронтовиками — и мне, судя по тому, что сами они говорили о войне, кажется, что они были бы рады выходу этого фильма. Сказать, что на невеликом куске русской земли легли сотни тысяч наших солдат и что часть этих смертей стала следствием ошибок Ставки, — не святотатство, а акт справедливости. Но похоже, что если станет реальностью обсуждаемый закон, фильм «Ржев» окажется не тем и не другим, а третьим — уголовным преступлением. Как раз это — хуже всего.
Мальчишкой я видел, как отмечают 9 мая под Керчью, где ещё многие помнили 1942 год. Это были всенародные поминки. Позднее, когда праздник стал официальным, стали петь про «радость со слезами на глазах». Теперь — какие вообще слёзы? Какие потери? То есть, ну да, да, были потери, но дело не в них. А ошибки — да не было никаких ошибок! Не отрицайте нашей победы.
Что наступление нелёгких времён побуждает всех — в том числе и власть — искать пути к единению, это правильно. Что общенародное чувство к Победе даёт один из таких путей — это, наверно, тоже правильно. Но Победу можно видеть и сознавать либо как результат невообразимых тягот и жертв, горя и страданий, мужества и самоотвержения народа — либо как результат бравого и хватского исполнения лихими подчинёнными бесконечно мудрых решений начальства. Поскольку разработка и принятие закона, о котором начал говорить Шойгу, а потом заговорили Чайка и Жириновский, будет, по-видимому, сильно сдвигать происходящее ко второму варианту, то лучше бы его, этого закона, не было.
