Поворот на Восток: обзор научных публикаций о России в иностранных журналах

Россия стремится адаптироваться к неопределенной динамике в рамках и за пределами евразийского пространства, пишут в своих научных статьях политологи и социологи. Одновременно с этим после украинского кризиса РФ все больше стремилась углубить свое стратегическое партнерство с Китаем. Глобальный поворот на Восток — так можно охарактеризовать смещение акцентов в мировых политических и экономических процессах. По мнению ученых, Евразия играет важную роль в формировании будущей картины мира. 

«Актуальные комментарии» собрали публикации исследователей о России, опубликованных в иностранных научных журналах.

Отношения с ЕС и Китаем

Так, профессор университета Кента Елена Коростелева и научный сотрудник Центра европейских исследований в Брюсселе Захари Пайкин в журнале International Politics  пишут, что события на Украине последовали за четвертьвековым ростом споров между Россией и Западом, которые, тем не менее, характеризовались номинальным обязательством построить своего рода «Большую Европу» от Лиссабона до Владивостока, основанную на общих экономических, политических, культурных пространствах. По их словам, этот процесс совпал с запуском инициативы Москвы «Большая Евразия», которая официально направлена на продвижение паневразийской интеграции.

«Этот раскол между Россией и Украиной, которые на протяжении нескольких столетий в значительной степени были частью единого государства, оставляет неопределенным европейское будущее. Кроме того, он также связан с углубляющимся кризисом в отношениях между РФ и ее ближайшими соседями. Таким образом, Россия в определенной степени оказалась в затруднительном положении между Востоком и Западом в эпоху интеграционных проектов в масштабах всего суперконтинента — от китайской инициативы „Один пояс, один путь“ (ОПОП) до стратегии ЕС по установлению связей с Азией», — пишут Коростелева и Пайкин.

Они отмечают, что частичный сдвиг российской внешней политики от Европы к Евразии сопровождался изменениями и во внутренней политике. По мнению ученых, опасения и скептицизм в отношении «цветных революций» послужили нормативному сближению китайско-российских отношений в противовес западному интервенционизму и продвижению демократии.

«По мере развития XXI века становится все более очевидным, что Россия не смогла — и, возможно, даже не сможет — превратиться в капиталистическую либеральную демократию наравне с западными государствами. Недавние конституционные шаги по усилению российской Госдумы можно интерпретировать как попытки Путина укрепить устойчивость политических институтов нынешней системы, признав, что полный переход к устройству западного типа невозможен», — говорят они. 

Коростелева и Пайкин считают, что даже если политическая система России претерпит глубокие изменения после 2024 года, китайско-российские отношения стали слишком развитыми, чтобы Москва могла отвернуться от Пекина и полностью «вернуться в Европу». 

«Заявления России о том, что она принадлежит к европейской „семье наций“, не поддерживая при этом либеральные принципы, закрепленные в Парижской хартии 1990 года, по своей сути бросают вызовы западному представлению о том, что значит быть европейцем. Это добавляет дополнительный уровень сложности, а возникшая в результате этого идеологическая борьба гарантирует, что принципы, лежащие в основе зарождающегося общеевразийского порядка, останутся предметом разногласий», — заявляют исследователи. 

По их словам, стремление к тому, чтобы к России относились как к равной великой державе, и недавнее углубление стратегического партнерства с Китаем указывают на то, что одного только ЕАЭС недостаточно, чтобы гарантировать Москве сохранение этого статуса на глобальном уровне в долгосрочной перспективе. Тем не менее РФ сохраняет способность влиять на порядок в большей части Евразии, от Европы до Ближнего Востока, Центральной Азии и за ее пределами, говорят Коростелева и Пайкин.

Между тем Захари Пайкин считает, что в последние несколько лет Москва и Пекин сблизились, поскольку их отношения с Вашингтоном ухудшились. 

«В то время как происходит нормативное сближение между Россией и Китаем, остается наследие исторического недоверия в дополнение к потенциальным раздражителям, которые могут омрачить их двусторонние отношения. Тем не менее, если западные санкции против России и давление на Китай не ослабеют, у них может не остаться другого выбора, кроме как продолжить сближение», — следует из публикации.

Профессор международных отношений Университета Тампере Хиски Хауккала подчеркивает, что Китай вместе с Россией и союзниками бросают вызов нынешнему международному порядку на глобальном уровне, одновременно заявляя о своих претензиях на региональные сферы влияния. 

«Это видно и в Европе, где Россия в течение некоторого времени выступала за более справедливую биполярную обстановку. Кульминацией этого процесса стали события на Украине в 2014 году, которые привели к вялотекущему конфликту между Западом и Россией», — говорит он.

Автор публикации отмечает, что европейцы были бенефициарами западного международного порядка, однако ситуация изменилась. Ученый размышляет, грозит ли Европе период «неполярности», когда ни одна стран не сможет взять на себя ответственность и обеспечивать хорошее управление регионом.

«Европа никогда еще не была такой стабильной и безопасной, как в последние три десятилетия. Тем не менее, есть все больше признаков того, что эта эпоха подходит к концу. На глобальном уровне США вступили в период сокращения напряженности, связанной с быстрорастущим Китаем, а Китай вместе с Россией и другими более мелкими региональными державами бросает вызов нынешнему международному порядку на глобальном уровне», — пишет исследователь.

Профессор Университета Лафборо Кристиан Нитою и директор Центра исследований в области внешней политики и безопасности Флорин Пасатоу анализируют, как государства РИК (Россия, Индия и Китай) понимают устойчивость мирового порядка. 

«В последних версиях Глобальной стратегии или пересмотренных версиях Европейской политики соседства устойчивость находится в центре внимания. Внешние вызовы (Brexit, финансовый, украинский миграционный кризисы) заставили ЕС признать, что устойчивость либерального мирового порядка сталкивается с вызовами „нелиберальных государств“, таких как Китай или Россия», — отмечается в публикации International Politics.

По их словам, контраст между подходом ЕС и РИК к устойчивости мирового порядка лежит в фундаментальном характере международных отношений. 

«С одной стороны, нынешняя форма мироустройства, в которой доминируют либеральные ценности, подчеркивает довольно строгий вариант принципиального поведения, когда в качестве универсальных оформляется ограниченный и, казалось бы, неизменный набор норм и ценностей, в первую очередь происходящих с Запада. Именно уважение к свободе, многосторонность, демократия или свободная торговля стали доминировать благодаря действиям в мировом порядке США или ЕС после окончания „холодной войны“. Этот подход основан на предположении, что государства посредством своей деятельности могут формировать устойчивость мирового порядка, который в своем естественном состоянии сопряжен с множеством рисков и вызовов», — говорят авторы публикации. 

По мнению Нитою и Пасатоу, государства РИК считают, что мировой порядок динамичный, при этом устойчивость возможна только в краткосрочной перспективе. 

«Неопределенность и широкий спектр последующих развивающихся вызовов и рисков доминируют в мировом порядке. Несмотря на то, что государства имеют право влиять на формирование мирового порядка, их способность наделить его устойчивостью ограничена или вообще отсутствует», — считают они.

Сотрудник берлинского фонда «Наука и политика» Мориц Пипер анализирует, в какой степени казахстанское взаимодействие с китайской инициативой «Один пояс, один путь» определяется не только внешней проекцией России и Китая, но и практиками децентрализации на региональном и субнациональном уровне. 

«Правительство Казахстана приняло китайский экономический пояс Шелкового пути (ЭПШП) и согласовало свою программу внутреннего стимулирования „Нурлы жол“ с ЭПШП. В то же время членство Казахстана в Евразийском экономическом союзе увеличивает влияние России на казахстанскую торговую и тарифную политику. Таким образом, появление ОПОП усугубляет, но не вызывает частично конкурирующую логику оборонительного регионализма России и заявленной Казахстаном многовекторной внешней политики», — пишет он.

Транспорт

В свою очередь доцент Бакинского университета ADA Анар Валиев и научный сотрудник Каспийского центра энергетики и экологии Университета ADA Шахана Билалова отмечают, что крупные страны соревнуются за реализацию своих транспортных проектов. 

«Между тем, небольшие государства, расположенные на пересечении транспортных путей, получают преимущества, но сталкиваются с рядом проблем. В связи с этим в настоящей статье рассматриваются три основные транспортные инициативы в регионе Южного Кавказа как с политической, так и с экономической точки зрения. В статье будет предпринята попытка проанализировать, как они могут бросить вызов региональной гегемонии России. Далее на примере Азербайджана определяется роль малых государств в этом процессе», — следует из публикации.

Между тем преподаватель Карлова Университета в Праге Алексей Кажарский и профессор региональных политических исследований Университета Тарту Андрей Макарычев в журнале Political Geography  пишут, что геополитическая неопределенность, является доминирующей темой среди балтийских и центральноевропейских государств, которые исторически были зажаты в политическом и военном отношении между (Западной) Европой и Россией. 

«Преобразование Восточной Европы в Центральную Европу, ребрендинг Эстонии как северной, а не балтийской нации, и самоидентификация Грузии как черноморской страны являются примерами постоянного переосмысления географического положения, национальной самобытности и межгосударственных отношений. Геополитические представления также были центральными в дебатах на передовой постсоветской трансформации, включая Украину, Грузию, Молдову и даже Армению», — говорят авторы статьи. 

По их словам, в России и Белоруссии геополитические представления служили не столько трансформационной, сколько стабилизирующей силой.

«При Путине российское государство понимает геополитику как результат подлинной российской цивилизационной идентичности. Другими словами, российская геополитика не мобилизует и не вдохновляет на перемены, а стремится нормализовать и поддержать имперский статус-кво. Конечно, Россия традиционно разрывалась между „западниками“ и „славянофилами“», — считают Кажарский и Макарычев.

При этом ученые отмечают, что в Белоруссии ситуация сложилась иначе, так как Александр Лукашенко построил свою политическую карьеру на декларациях о братстве с Россией с целью объединения двух стран в Союзное государство. 

«Однако, потеряв реальную перспективу стать руководителем этого объединения, он предпочитал балансировать между ЕС и Россией, следя за тем, чтобы его власть не подвергалась сомнению ни со стороны внутренней оппозиции, ни со стороны Москвы», — следует из публикации.

По мнению авторов статьи, российский и белорусские режимы основаны на биополитической структуре. 

«Таким образом, как в Москве, так и в Минске официальные реакции на внутреннее и внешнее давление сдерживаются или уравновешиваются внешней политикой статус-кво и сильной опорой на биополитические механизмы власти. Но что самое примечательное, так это то, что как в России, так и в Беларуси оппозиционные группы, избегали обращения к геополитике в своих речах», — подчеркивают Кажарский и Макарычев.

Безопасность

Главный научный сотрудник Института Ближнего Востока Национального университета Сингапура Алессандро Ардуино и старший научный сотрудник Института Ближнего Востока Национального университета Сингапура Асиф Шуджа в журнале Defense & Security Analysis  пишут, что передача военной техники и технологий все чаще становится решающим фактором в международных отношениях. 

«В связи с возрождением соперничества некоторых стран развертывание зенитно-ракетных комплексов С-400 „Триумф“, похоже, быстро становится ключевым компонентом российской военной дипломатии. Согласованные экспортные контракты С-400 включают Турцию, Китай и Индию и другие заинтересованные страны Ближнего Востока. Передача С-400 охватывает все аспекты российской оборонной дипломатии и может рассматриваться как главный пример масштабируемой „мягкой силы“, поскольку она подчеркивает развивающуюся модель передачи высокотехнологичных вооружений, которая будет постоянной во все более сложном многостороннем мире», — говорят исследователи. 

По их словам, передача техники и технологий, которые «меняют правила игры», не только влияет на отношения между странами-поставщиками и странами-получателями, но и меняет динамическое равновесие с другими региональными державами. Сложность многостороннего мира увеличивает свободу действий, и каждое государство будет пытаться построить устойчивую систему обороны, которая будет защищать свои границы и население во время изменения архитектуры глобальной безопасности, отмечают Ардуино и Шуджа.

«Передача новой системы вооружения или улучшенной обороноспособности влияет на региональный баланс сил и в то же время укрепляет поддержку принимающей стороны. Продажа оружия — сложный процесс, учитывающий широкий спектр рисков. Такие риски включают в себя переход страны-получателя на другую сторону, а также уравновешивание широкого круга вопросов, таких как юридические ограничения, права человека, технологическая безопасность и нежелательные последствия для регионального баланса сил», — считают авторы публикации.

Они подчеркивают, что, хотя одним из основных факторов передачи военной техники обычно является экономическая выгода, стратегические и политические аспекты также являются важными компонентами.

«Это особенно актуально, когда передача военной техники связана со сложными оружейными платформами, требующими специальной подготовки и технического обслуживания. Такой военный перевод не завершается одной финансовой операцией, а приводит к долгосрочным отношениям. Следовательно, экспорт оружия предполагает долгосрочные отношения, дающие Москве преимущество», — говорят Ардуино и Шуджа.