Всего лишь стереотипы
профессорОлег Хухлаев
Во внутренней ориентации на разрушение Сергей Доренко видит кардинальное отличие украинцев от белорусов: «Вызов и деструкция, на мой взгляд, — национальные черты характера украинцев».
- Подробнее — в материале «Корни украинской пассионарности».
«Высказывания некоторых представителей СМИ о деструктивности украинского национального характера с точки зрения науки никоим образом нельзя рассматривать серьезно. Такая позиция в отношении украинского менталитета крайне далека от реальности и являет собой, скорее, яркий пример стереотипизации и активной пропаганды социальных, а в данном случае этнических национальных стереотипов. Любой студент третьего курса, изучающий психологию в любом приличном вузе, знает, что стереотипы имеют отношение к действительности примерно так же, как слон имеет отношение к мухе. Муха действительно есть, но к слону она имеет отношение очень отдаленное. То же самое и все стереотипы.
Существует такая вещь как национально-культурные различия, про нее очень много говорится, и в современной науке в том числе, но она не имеет никакого отношения к броским фразам, подобным «украинцы — разрушители институтов». Это такое квазистереотипизированное представление о существовании понятия национальный характер. Национального характера в том понимании, какое распространено в общественном сознании, в полной мере не существует. Синоним этого — слово «ментальность». Это замечательная вещь, потому что объяснить ею можно все что угодно, и главное — доказывать ничего не нужно, звучит умно. Никакой ментальности, национального характера в обыденном восприятии, именно в обыденном, не существует вообще.
Существуют национальные культурные особенности, которые воплощаются в различных социальных практиках, образах, представлениях. На наиболее глубоком уровне они отражаются в ценностных различиях. Самая большая проблема с национальными культурными различиями Украины и России заключается в том, что межстрановые различия меньше, чем разброс внутристрановой. Это эмпирически доказанный факт. И в нашей стране — например, между жителями центральной России и, скажем, якутами. В небольшой Голландии внутристрановые различия по любым ценностям гораздо больше, чем различия в среднем по странам всего мира. И существование национальных культурных особенностей никоим образом не говорит и не доказывает, что украинцы лучше или хуже других национальностей.
Национальные особенности — это некоторый тренд, но в рамках этого тренда есть гигантская вариативность. Это то, что накладывает определенный отпечаток в том числе на повседневное взаимодействие. Это часто исследуемая тема в научном мире.
Государственности Украины двадцать лет. С точки зрения социальных изменений — это не срок. Все наши страны — это части бывшей большой страны Советского Союза. Объективно, у всех у нас идет новое нациестроительство, которое было начато в 1991 году. И для построения нового национального государства, пускай на обломках старых вещей и прочего, двадцать лет — это начало пути.
Где-то это начало пути проходило проще, и при всей сложности России в стране объективно много ресурсов и богатый опыт. У нас не было нациестроительства в понимании современной политологии — сначала была Российская империя, потом Советский Союз, — но в общем и целом было нечто сквозное, преемственное в государственности.
Украинская ситуация потенциально безумно сложна: это сочетание очень разных территорий с разным представлением о прошлом, о прошлой истории. Один из ключевых моментов, которые скрепляют современные нации (под нациями я имею в виду жителей национального государства, а не этническую общность), — это представление об общей истории, о том, что есть что-то объединяющее нас, и что мы примерно одинаково относимся к осевым вопросам. Украинская проблема не столько в том, что люди разные, сколько в совершенно разных представлениях о некоторой исторической памяти, о прошлом. К сожалению, за эти двадцать лет украинцам не удалось договориться. И сомнительно, что было много попыток.
Если обратиться к научным материалам относительно национальных культурных различий, например, к европейским исследованиям ценностей по методике Шалома Шварца (израильского кросскультурного психолога, автора одной из наиболее репрезентативных и представленных в современном мире кросскультурных моделей ценностных различий), в статье «Базовые ценности россиян в европейском контексте» есть распределение населения из 25 стран по кластерам четырех блоков ценностей первого уровня. Россия попадает в четвертый кластер — крайне высокая ценность сохранения, консервативные ценности, традиции, безопасность и средневысокая ценность самоутвреждения этого достижения. И мы здесь попадаем в один кластер с Украиной и Польшей. Понятно, что у нас есть много противоречий, много особенностей, но по ценностям мы вполне близки. Но близость ценностей не гарантирует одинакового представления о реальности, как это ни парадоксально.
Самые страшные и злые конфликты происходят именно между близкими людьми, между родственниками, между детьми и родителями. Подобная ситуация и напряжение есть, например, в грузино-абхазском конфликте. Это соседи, культурно очень близкие регионы, объединенные годами единой истории, но между ними очень много напряжения, как раз во многом потому, что есть что делить. То же самое с исторической памятью. Если нам вообще это не важно, нам проще сосуществовать рядом с вами, если для нас это важно, то это как раз потенциал для конфликта.
С точки зрения достижения результата публичные высказывания, несущие презрение и обиду в отношении того человека, народа или страны, к которой они обращены, непродуктивны. Что ты хотел сказать фразой об украинцах-разрушителях институтов в принципе. Ты хотел наладить диалог с украинцами? Нет. Ты хотел показать всем, какой ты крутой, а все остальные, в том числе и украинцы, некрутые. Да, хорошо, это твой выбор, только тогда осознавай этот выбор и не делай вид, что ты белый и пушистый.
На Украине идет процесс острого кризиса национальной идентичности. Везде на постсоветском пространстве с этим сложно, у нас в России с этим тоже очень непросто. Но на Украине этот кризис просто лопнул и прорвался, и прорвались различные представления о национальной идентичности. Часть ополченцев также признают себя Украиной, но другой Украиной. Как любой острый кризис национальной идентичности, украинский кризис привел к кровавым последствиям — к гражданской войне».
