Защита суверенитета в эпоху мировоззренческого противостояния

Международные отношения погрузились в атмосферу нового мировоззренческого противостояния. Идеи многополярного и однополярного мира или «прогрессивных» и традиционных ценностей — олицетворяют практически взаимоисключающие картины мира.

Сегодня много говорят об «информационных войнах», «ментальных войнах», «когнитивных войнах» — как о некоем новом состоянии. Но что в этом нового? Была холодная война, где сталкивались две сверхидеологии. Или, например, крестовые походы, где геоэкономическая мотивировка была переплетена с мировоззренческой.

Однако все же можно выделить несколько параметров, по которым сегодняшняя ситуация отличается от предыдущих циклов международного соперничества.

Во-первых, наступление новых технологий влияния на человека, которые погружают нас в режиме 24/7 не просто в мир информации, а в мир информационно-эмоциональных стимулов. Это создает на порядок более всеобъемлющие возможности влияния на мировоззрение человека и его эмоциональное состояние. При этом технологии «индивидуального подхода» (на основе больших данных, алгоритмов, больших языковых моделей) и цифровой слежки достигли весьма продвинутого уровня развития.

Игроки и механизмы, которые конкурируют с традиционными институтами мировоззренческого формирования человека, основаны на более простых и действенных методиках захвата и контроля внимания для информационно-психологического воздействия на человека.

Во-вторых, произошел взрывной рост субъектов мировоззренческого влияния на человека и общество. Число международных неправительственных организаций в 1990-2010 гг. выросло в три раза — с 20 до 60 тысяч.

В холодной войне боролись две идеологические системы с понятными основаниями, в том числе теоретическими. Сегодня международная среда заполнена огромным числом неправительственных, «полуправительственных» и квазиправительственных организаций, которые стремятся влиять на мировоззрение человека. Все сложнее дать оценку природе происходящего: кто, как и зачем влияет? Слишком много действующих лиц, противоречивых тенденций и интересов. 

В-третьих, сегодня развертывается достаточно необычный процесс, которому не так просто найти точные исторические аналогии. Предпринимаются попытки установления глобальных знаниевых (или мировоззренческих) монополий. Часто первую скрипку играют не государства, а ставшие сегодня глобальными филантропические фонды, которые концентрируют огромные ресурсы, формируя сетевые партнерства с транснациональными корпорациями, национальными элитными группами, медиа. Они концентрируют и применяют огромные ресурсы для формирования экспертных сетей или так называемых эпистемологических сообществ, которые формируют «научно обоснованную» доминирующую точку зрения на ключевые сферы жизни общества — здравоохранение, сельское хозяйство, экологию.

В 2008 году, когда этот процесс уже набрал силу, но еще не был столь очевиден, как сегодня, бывший директор Программы по борьбе с малярией Всемирной организации здравоохранения, японский врач Арата Кочи публично заявил, что крупнейший американский филантропический фонд Гейтсов «никому не подотчётен, кроме самого себя», и «создал картель из лидеров в сфере исследований, столь тесно связанных, что они лично заинтересованы в защите работы друг друга... в результате получить независимую оценку научных выводов становится всё сложнее». 

Объектом работы здесь выступает не столько наука, сколько технологии гуманитарного влияния, структурирования и организации сообществ и знаний. Это открывает колоссальные возможности по воздействию на развитие целых государств и регионов, особенно государств среднего размера, у которых нет самодостаточной научной инфраструктуры и широкого спектра фундаментальных научных школ. 
Таким образом, в центре современного геополитического противостояния находится человек.

Противодействие иностранному вмешательству

Общим местом стало утверждение, что мы живем в переломное время. Но с точки зрения противодействия зарубежному влиянию и вмешательству мы действительно живем в переломное время. В 2000-е годы Запад во главе с США критиковал незападные страны за ограничение деятельности на своей территории иностранных НПО (многие из которых составляли американский ресурс политического влияния). В конце 2010-х годов западные страны начали сами активно защищаться. 

За 5 лет, с 2018 по 2023 годы произошел перелом в рамках «богатых» стран ОЭСР. Впервые большая часть этих стран стала характеризоваться как системы с политико-правовыми ограничениями для деятельности иностранных неправительственных организаций. При этом число стран, где эти условия не просто «ограниченные», но прямо «затрудненные», выросло в 2,5 раза. 

От кого они защищаются? От новой тенденции — мировая доска мировоззренческого противостояния стала «многополярной» — обозначились другие игроки и альтернативные проекты. Конечно, наибольшее беспокойство у Запада вызывают Россия и Китай.

Например, за указанную «пятилетку» (2018-2023) число китайских институтов Конфуция в университетах США сократилось со 120 до менее чем 5. По данным социологического опроса, среди представителей менеджмента американских вузов, в числе основных причин закрытия институтов Конфуция — угроза потери федерального финансирования (назвали более 61% опрошенных) и давление правительства (32%). 

Причины — не только мощная публичная кампания по дискредитации китайского присутствия в США, но и законодательные меры, ограничивающие федеральное финансирование американским вузам, где размещаются институты Конфуция. 

Таким образом, тренд на противодействие иностранному влиянию и вмешательству приобрел общемировой характер. Все более привычными становятся, например, прозвучавшие в 2023 году во Франции требования законодательно ограничить в стране влияние германских политических фондов. Их обвиняют в воздействии на французское общественное мнение с целью лоббирования отказа Франции от ядерной энергетики, что приведет к росту издержек и увеличит конкурентоспособность немецкой промышленности.

Изучение методов противодействия иностранному влиянию, которое все чаще рассматривается государствами как вмешательство, может многое рассказать не только о состоянии современных международных отношений, но и о внешнеполитических ресурсах и философии государств в ближайшем будущем.

В США постепенно формируется эшелонированная система противодействия иностранному влиянию с высоким элементом публичности и четким обозначением «конкурентов» — Китай, Россия и ряд других незападных стран. Как правило, силовые госорганы инициируют публичную кампанию о внешних угрозах, которую подхватывают медиа и Конгресс. Задействуются разные инструменты, например, закон об иноагентах, но все еще относительно редко. Скорее, предпочитают создавать видимость «добровольности» отказа от нежелательного зарубежного взаимодействия национальных институтов, прежде всего, в сфере медиа, образования, науки. Как в отмеченном выше кейсе с институтами Конфуция.

Избегают прямых запретительных мер, создают обстановку косвенной демотивации через принятие новых законов. Например, ограничивая федеральное финансирование тем учреждениям, которые сотрудничают с «нежелательными» зарубежными партнерами. Активно составляют списки нежелательных организаций для сотрудничества из Китая, России, Ирана и других стран. Причем, администрация Дж. Байдена проводит преемственный курс администрации Д. Трампа в сфере противодействия иностранному влиянию в сфере науки и образования.

Евросоюз идет в целом в русле подходов США. Например, обсуждается введение понятия «иноагент», но пока не получается. Не в последнюю очередь, надо думать, в силу того, что иноагентами тогда станут множество американских НПО, работающих в ЕС. Вместо этого в Евросоюзе сегодня практикуются несколько иные методы. Например, в сфере так называемого «мягкого права»: на уровне наднациональных институтов принимаются кодексы, они позиционируются как абсолютно добровольные. Различные компании, например, цифровые платформы, подписывают эти кодексы с тем, чтобы беспрепятственно работать на рынке ЕС. А затем в Евросоюзе принимаются дополнительные механизмы, которые, например, штрафуют за несоблюдение этих добровольных кодексов. Яркий пример — недавний конфликт цифровой платформы И.Маска с ЕС, связанный с действием как раз такого кодекса.

В Китае практикуется иной подход, более универсалистский. Принят общий закон по регулированию деятельности зарубежных НПО в интересах национальной безопасности. Обозначены сферы, где иностранным НПО просто запрещено действовать (например, в сфере религиозных отношений). Есть сферы, где они могут действовать, но должны зарегистрироваться и иметь партнера (представительство) на территории КНР.

Закат эпохи «мягкой силы»

Подведем итог. Мировоззренческое противостояние усиливается, и в нем есть существенный элемент новизны по сравнению с предыдущими историческими периодами развития международных отношений. Западные и незападные страны активно конкурируют в гуманитарной сфере. Судя по уже принятым решениям на высшем уровне, в ближайшие годы будет происходить рост масштабов ограничения зарубежного влияния в научно-образовательной сфере западных стран, ужесточение механизмов контроля. Очевидно, незападные страны будут принимать свои меры, чтобы не допустить асимметрии в отношениях с коллективным Западом.

Время пересмотреть традиционные представления о роли невоенных методов влияния, культурной и идейной сферы в международных отношениях. 

После распада СССР широкое распространение получила концепция «мягкой силы», которая сильно повлияла на наше мышление о международных отношениях. Концепция утверждала, что есть более притягательные государства, на которые «добровольно» хотят быть похожими иные страны. Поэтому надо стремиться стать более привлекательным и прогрессивным — тогда и внешнеполитическое влияние возрастет и благосостояние государства укрепится. 

Фактически, это была попытка адаптации идей Антонио Грамши о культурной гегемонии к реалиям «однополярного момента» в международных отношениях. Концепция «мягкой силы» не в последнюю очередь использовалась для объяснения, почему все «слушаются Америку». Это была и некая проекция идеального образа будущего — когда США могут добиваться своих целей без прямого принуждения и ресурсозатрат.

Сейчас, по всей видимости, происходит закат концепции «мягкой силы». Но не потому, что в межгосударственном соперничестве объективно усилилась роль «жесткой» военной силы. И не только потому, что США утрачивают относительное мировое господство. Меняются сами параметры и реалии невоенного влияния, международная среда этого влияния изменилась.

Все чаще говорят о дискурсивной силе, отличие которой от мягкой силы можно суммировать так: «не надо нас любить или пытаться стать к нам ближе, просто думайте и действуйте в рамках наших норм». 

Но проблема шире. Спектр мер влияния и противодействия влиянию в гуманитарной сфере давно вышел за рамки организации «притяжения» и формирования «симпатии». Комбинируются разные инструменты, к союзникам и противникам применяются разные подходы. Попытки объяснять свою позицию и формировать симпатии сталкиваются с жесткими мерами блокировки внутри все большего числа государств, в том числе среди стран, продвигающих «либеральную демократию». И вместе с тем, мир по-прежнему связан транснациональными потоками информации и цепочками поставок, что препятствует полной изоляции и оставляет окна для влияния.

В гуманитарной сфере государства стоят перед следующими задачами: защищать себя, атаковать противников, укреплять отношения с союзниками и убеждать нейтральных или потенциально сочувствующих. Эти задачи требуют комбинирования разных инструментов. Организация притяжения здесь решает лишь одну из, и далеко не главную, задачу среди множества задач.

Кроме того, как показывает опыт зарубежных ограничений иностранного влияния, одних запретительных мер недостаточно, чтобы надежно обезопасить себя от вмешательства в чувствительных сферах, в том числе в сфере мировоззрения. В тех же США все больше говорят об избыточной бюрократической нагрузке на вузы и формировании атмосферы страха для азиатских исследователей, снижению привлекательности страны для молодых талантов как побочном эффекте новых ограничительных мер. 

Принимая необходимость постоянного совершенствования системы предотвращения иностранного вмешательства (это банальное требование времени в обозримом будущем), важно уделять больше внимания развитию относительно самодостаточной системы культурного производства и социогуманитарных наук, которые бы формировали положительную и системную альтернативу зарубежным нарративам и попыткам установления мировоззренческих монополий.

Вячеслав Сутырин, директор Центра научной дипломатии и перспективных академических инициатив ИМИ МГИМО МИД России

#ВячеславСутырин