Басня без морали
публицистМихаил Бударагин
Мораль - это без преувеличения политический нерв наступающих новых времен, которые, я думаю, расквитаются со всеми нами за всю нашу несерьезность.
Очевидный факт, во-первых, состоит в том, что значительная часть российского общества требует морали, не желая больше никакой тонкой неопределенности. А, во-вторых, в том, что необходимо в этом требовании разобраться, деконструировать его, понять и, наконец, простить.
Простить, потому что просящему будет дано, и правила звериной серьезности по отношению ко всему, что можно или нельзя, обязательно восторжествуют, да так, что хватит всем с лихвой. Сейчас мы еще в самом начале конструирования новой отечественной правды жизни, но основной ее рисунок уже понятен вполне.
Главное свойство того, что разнообразные консерваторы (речь идет в данном случае не о профессии, а о самоощущении) хаотично пытаются продать нам под видом непреложных ценностей, состоит в автоматизме любого чувствования, в невозможности оставаться нормальным, чувствуя что-то не так, как надо. В этом автоматизме сходятся все наши давние сюжеты: школьное образование с его культом непререкаемых авторитетов (больше всех пострадал Пушкин, ненависть к которому ученикам прививают настойчиво и планомерно), тюремная помесь сентиментальности с жестокостью, любовь к вещам и к людям, которые должны, как вещь, занять свое место.
Если ты вообще умеешь что-то чувствовать, то будь добр расписаться вот здесь и вот тут и по вторникам утирать слезы с натруженных щек.
Этот стон об установлении морали, что у нас снова песней зовется, обращен к начальству (причем, чаще всего - вообще любому) потому, что никаких особых ценностей само общество выработать не в состоянии. Оно мечется, как чеховская Душечка, от слезливого преклонения перед силой к не менее слезливому жалению слабого, которого побил все тот же сильный. Оно спинным мозгом чувствует свою ежедневную бытовую бессмыслицу, свою развращенность нежеланием думать о сложном, свою гадостную, животную ненависть ко всему, что не похоже на него самого, и здесь нельзя обойтись без мандата, да без такого, чтобы всем мандатам мандат. Неврастенику ведь почти всегда нужен кто-то, кто успокоил бы его какой-нибудь заведомой белибердой.
Чувствование - когда ты умеешь не стыдиться того, что в какие-то моменты (самые неожиданные, просто так, без особой причины) тебя охватывает легкое и острое ощущение стесненности дыхания - опасно для общества, в первую очередь, своей маркетологической непредсказуемостью. Если ты даешь в прокат фильм о свадьбе, то можешь быть уверен в том, что барышни всех возрастов придут смотреть на платье, плакать и восхищаться - это можно продать. Если ты оформляешь кафе в семейном стиле, с занавесочками и плюшевым тигром на подоконнике - это продать еще легче.
А если, скажем, кто-то стоит в метро, читает на память, про себя, Тарковского и проезжает свою остановку - как и кому ты это продашь? Что вообще с этим делать? И ведь не то, чтобы человек, который с Тарковским чем-то принципиально лучше барышень на фильме о свадьбе, но ведь и барышням-то обидно: они же - тоже искренне, чем они хуже-то?
Вот именно поэтому человека с Тарковским хорошо бы поставить в какие-то рамки. Не хочет умиляться свадьбе - пусть умиляется крепкой мужской дружбе двух смелых копов, пусть сострадает герою-одиночке, который спасает земшар, пусть сочувствует угловатому подростку, который шьет себе костюм человека-паука.
Рюкзаки, стилизованные под человека-паука, отлично идут, кстати.
Чтобы победить эту мораль, которая смотрит на нас из витрин мега-, гипер-, гига- и еще каких-нибудь моллов, нужен проповедник масштаба Ницше, но взяться ему, похоже, пока неоткуда, поэтому единственное, что остается всем тем, кто не умеет чувствовать автоматически, - затеряться в какой-нибудь своей глубочайшей частности, чтобы воспитать там вместо морали - нравственность, то есть умение не думать о своей искренности слишком многое, не тосковать о чужой, придуманной «настоящести» и не любить из чувства скуки, необходимости или потому, что кто-то в детстве рассказал тебе что-то о любви.
Подозреваю, что бить за все это начнут еще очень не скоро: общество наше медленное, можно еще успеть пожить так, как считаешь нужным, а не так, как скажет тебе коллективная пенсионерка Мария Ивановна, у которой будет айпад, борода, ведро духовности и мандат на то, чтобы бить тех, кто не верит в ее накануне изобретенные вековые устои.
