Год военной агрессии Грузии

Год – это не слишком большой срок для того, чтобы судить об окончательных итогах происшедшего, ибо во внешней политике даже самые быстрые решения дают очень долгосрочные всходы. Я уверен, что такое неординарное событие, как августовская война на Кавказе еще долго будет не только анализироваться, но и приводить к разного рода последствиям, которые были ею вызваны.

Если обратиться к фактам, то их следовало бы рассмотреть на нескольких  уровнях. Первое: каково влияние войны на непосредственных участников событий – то есть на Грузию, Южную Осетию, Россию, Абхазию; второе: что это означает в контексте целого региона, который я не ограничивал бы Кавказом, имея в виду постсоветское пространство, страны СНГ. И наконец третье: что эта война означает в глобальном смысле для мировой геополитики.

Когда мы говорим о непосредственных участниках событий, то за год появились  факты, которые уже стали необратимыми – Южная Осетия и Абхазия признаны Россией. Отказ от этого признания вероятен только в двух случаях – или Южная Осетия и Абхазия изменят свое решение и сами откажутся от независимого статуса,  войдут в Грузию, войдут в Россию, или Российская Федерация как держава прекратит свое существование или понесет непоправимый ущерб и потерпит унижение похуже Брестского мира в 18-м году и распада СССР в 1991. Если Россия сейчас откажется от признания независимости Южной Осетии и Абхазии, ценой этому будет утрата национального достоинства, лица мировой и региональной политики. Поэтому признание Южной Осетии и Абхазии можно назвать фундаментальным для будущего.

Что этот факт обозначает для других сторон – для России и для Грузии? Прежде всего он означает, что на долгий период времени Грузия, кто бы её ни возглавлял, будет считать на долгий период времени Россию своим противником, будет стремиться к тому, чтобы вступить в такие союзы, найти такую поддержку, которая позволила бы ей минимизировать влияние России в регионе, в том числе на себя саму. А еще лучше – в перспективе добиться реванша и возврата Южной Осетии и Абхазии. Но нельзя себе представить, что даже при каких-то относительно неблагополучных обстоятельствах у России, связанных может быть с углублением экономического кризиса, Россия откажется защищать Южную Осетию и Абхазию от Грузии и её союзников. Грузия в этом плане обречена на фантомные боли, и дело в данном случае не сводится к  заявлениям Саакашвили, который начал эту войну. Это очень серьезные последствия. Грузия сегодня ни материально, ни духовно не в состоянии, как мне кажется, отказаться от этого фантома территориальной целостности – она так и будет пребывать в роли вечного интригана, жалобщика и нытика, который уводит нацию за недостижимой мечтой.

Что касается России, то Россия – единственная из всех, кого мы не можем анализировать просто как участника этого столкновения. К ее судьбе мы должны подходить, исходя из геополитического фактора. Россия – единственный участник большой геополитики из всех, кто напрямую связан с этим столкновением.
В отношении России есть несколько существенных наблюдений и замечаний. Прежде всего, то, что Россия ответила на грузинскую агрессию, вступив в фактическую войну с Грузией, то, что она таким образом пошла наперекор ясно выраженному желанию Запада и Соединенных Штатов, которые не посчитавшись с интересами и достоинством России, продолжали поддерживать Саакашвили, означает, что Россия распрощалась с иллюзиями и впервые на самом деле удостоверила, что она из объекта превращается в субъект мировой политики. Россия приняла самостоятельное решение, суверенное решение. И это очень важно не только для последствий международных, это очень важно для внутреннего процесса самоидентификации. Это очень важно. Теперь тем людям, которые как и раньше выполняют свои обязанности, играют роль в принятии решений, приходится исходить из того, что подняв так высоко планку, Россия не может эту планку тут же бросить.

Безусловно, в постсоветском пространстве решение России ускорило созревание разного рода проблем и обстоятельств внутри содружества. Это факт, что страны СНГ до сих пор не поддержали Россию, и мы таким образом можем сегодня измерить глубину противоречий со странами СНГ даже самыми близкими, которые нас пока разделяют. Многие насторожились, вынуждены были в каких-то других вопросах для себя сделать выводы. А кто-то, например Белоруссия, Узбекистан, как минимум решили, что настал момент сезонного ухудшения отношений России со странами Запада и поспешили исправить свои собственные отношения с Западом.

На Западе решение России вызвало во-первых антироссийскую компанию, во-вторых – мобилизацию на какой-то период тех сил, которые в принципе считают, что Россия виновата уже самим фактом своего существования, и такая большая страна, пережившая такую драму, как распад Советского Союза – опасный игрок, которого нужно держать под присмотром. Это политика, возможно, внешне сейчас замена на более мягкую, но очевидно, что Россия определенным образом встревожила целый ряд политических деятелей на западе, и внутри СНГ это тоже нашло отклик. Своего рода диссиденты внутри СНГ – например Белоруссия и Узбекистан, решили, что кратчайший путь к сердцу Запада – ухудшение отношений с Россией и выдвижении каких-то претензий к ней, постоянное оппонирование. То есть, Россия сейчас стоит перед необходимостью найти пути для того, чтобы успокоить СНГ и найти способы уменьшить действие тех факторов, которые приводят к разбалансировке отношений России со странами СНГ и постсоветским пространством. Необходимо обрести такие механизмы влияния, предложить такие форматы сотрудничества и продемонстрировать такой способ борьбы за свои интересы, которые бы минимизировали временные и сезонные эффекты, связанные с последствиями войны на Кавказе. В данных условиях мы проводим достаточно осторожную политику, понимая, что за все приходится платить – и за победы и за поражения и за возможность развивать свои планы в отношении ближнего зарубежья.

Я думаю, что в самое ближайшее время произойдет очень крупное событие на постсоветском пространстве – речь идет о выборах президента Украины, которые эту тенденцию могут повернут вспять, ибо уход Ющенко, который кажется неизбежным, безусловно, улучшит российско-украинские отношения, которые находятся на самой низкой планке.

Что касается последствий для Кавказа, очень важно подчеркнуть еще пару обстоятельств. У России есть огромное желание не допустить роста армяно-азербайджанских противоречий, здесь сама конфронтация ставит Россию в сложную ситуацию выбора. Россия не хотела бы сейчас вовлекаться в какие-либо конфликты новые на Кавказе и выступать на чьей-то стороне.
Кавказ всегда был зоной недостаточно безопасной и стабильной. В то же время  война в Южной Осетии была таким конфликтом, который сплотил народы Кавказа, в том числе российского Северного Кавказа в поддержку центральной власти. Очевидно, что поддержка Абхазии и Южной Осетии, которые сами по себе являются зонами конфликта, была тем самым стабилизирующим конфликтом. Она минимизировала напряженность между самой центральной властью России и оппозицией на Кавказе. И сейчас нам надо потратить время, чтобы и в Чечне, и в Ингушетии, и в Дагестане навести более прочный порядок.

Вот такова ситуация, я считаю, что она дает очень много поводов для будущих событий. Как и следовало ожидать довольно сложная ситуация остается в Грузии. Там наступил политический кризис, который лишает её на какой-то период возможности действовать сплоченно и в одном направлении. Может быть ,это лучше для России, так как взгляды грузинской политической элиты далеки от взглядов де Голля или Черчиля.

Спустя год после войны на Кавказе многое изменилось в восприятии тех событий. Люди, которые понимали, что необходимо изменить отношение мира к России, прикладывали к этому усилия. Общественность ряда европейских стран, пред которой мне приходилось выступать с докладами на эту тему,  оказывала серьезное сопротивление той точке зрения, что вообще войну начал Саакашвили. По их мнению, это мы начали войну.  Приходилось их убеждать, приводить факты, о которых они не знали, рассказывать истории, о которых они не ведали, пересказывать содержание статей в собственной газете, которых они не читали. Они читали другую прессу, слушали сообщения других информагентств. Им было очень сложно переделать себя, переосмыслить эту ситуацию, и внезапно понять, что вообще-то их обманули.

На встрече в Берлине в Фонде К. Аденауэра журналист задал мне такой вопрос: «Как же так вышло, что Россия проиграла информационную войну и  ваша правда не донесена до многих до сих пор?» Я сказал примерно следующее: «Ответьте мне, почему вы на эту геббельсовскую пропаганду так легко клюнули, заглотили её и с таким удовольствием по сей день перевариваете?» В данном случае мне попался человек, желающий знать правду о грузино-осетинском конфликте. Потом мы долго разговаривали с ним на эту тему, и мне кажется, что что-то произошло у него в сознании, что-то повернулось. И в мире, кстати говоря, тоже это произошло.

Конечно, хорошо было бы ещё и информационную войну выиграть, но вообще-то мы там людей защищали. Мы защищали свои интересы, мы защищали маленькую республику, защищали своих миротворцев, мы принимали одно из самых ответственных решений, которое выпадало на долю России в последние десятилетия. И некогда было думать, как мы там будем выглядеть: двубортный у нас мундирчик или не двубортный. У нас всегда было плохо с информационным обеспечением, но тогда было тем более не до этого.

За прошедший год определённые усилия дали плоды. Свой вклад внесли и президент, и премьер-министр, и все, кому это дорого и у кого это по-настоящему болит. Все-таки хочется, чтобы люди знали про тебя правду, и, по-моему, мир всё-таки развернулся.

В мире ещё кое-что произошло. Мне кажется, что если бы сейчас каким-то волшебным образом у власти в Америке продолжал бы находиться Буш, то всё равно бы так все и долдонили про то, что Россия – агрессор и т.д.

Однако правда постепенно пробила себе дорогу. Я бы не сказал, что он со всех сторон только пророссийская. Безусловно, это большой конфликт, он имеет свою историю. Какая-то часть правды, очевидно, есть и у грузинской стороны, и у абхазской, и уосетинской. При желании это можно глубинно исследовать. Но полюса, приоритеты теперь расставлены куда как более правильно.

Пока что в карьере Медведева действия в августе 2008 года - это важнейшее решение, и, Бог даст, ему за свою карьеру больше не придется принимать подобных решений, связанных с военными действиями. Но вообще для России это было чрезвычайно важно. В течение длительного времени в трудную минуту Россия  сдавала позиции в подобных ситуациях.

В репортаже о тех событиях корреспондент «Известий» вспоминает, что миротворцы, с которыми он сидел в Цхинвале под обстрелом, считали, что к ним на помощь никто не придет.  Это ощущение сегодня переломлено, и это очень важно.

У каждого, кто будет ещё анализировать те события, будут разные итоги. Военный итог – надо учиться военному делу –  не только грузинам, но и нам, потому что терять самолёт на такой войне не стоит, а танки должны все заводиться, а не через один и т.д. Также надо работать не по американской системе спутниковой связи, а по собственной и т.д. Таких итогов там тоже много.

Но для меня важнее этот морально-политический итог. Он и для россиян, по-моему, важен, и для всего мира. В мире стали лучше понимать, что, собственно, произошло 08.08.08.