Выборы президента

Эта избирательная кампания – особенная. Она прошла на фоне выборов в Госдуму, на фоне повышенной митинговой активности, которая показала, что в стране родилось новое политическое поколение. Главный запрос - политика должна быть честной и справедливой, а власть - ответственной. Надо понимать, что на митингах проявились самые разные силы. Это свидетельствует о том, что Россия за 20 лет прошла очень большой, сложный и противоречивый пусть становления политической системы. Были разные эксперименты, применялись разные формы выборов. Сейчас высокая гражданская активность задала вектор для последующего развития. Этому и соответствует пакет политических реформ, который пришелся фактически на избирательную кампанию.

Получилась сложная, комплексная картина, где законодательные инициативы, митинговая активность и избирательная кампания переплетаются вместе и создают очень яркую, напряженную реальность. Очевидно, что достаточно многих людей волнует будущее страны, волнует напрямую судьба президентства будущего, и это, в общем-то, действительно позитивный фактор. Очевидно, что люди не равнодушны. Довольно часто мы сетовали в прошлом, что многие относятся равнодушно к тому, что происходит в политике. Сейчас чувствуется, что политика вошла, если и не в каждый дом, но, во всяком случае, привлекает большое внимание людей.

Вопрос в том, насколько активность людей найдет отражение в выборном процессе, отразится на активности избирателей. По прогнозам, ожидается, что минимальная планка явки будет находиться в районе 60 процентов. Приблизительно где-то две трети электората ожидается у избирательных урн 4 марта. Это, в принципе, высокая явка.

Думаю, сейчас на выборы пойдут и те группы, которые традиционно не голосуют. Это не очень ярко отразится в процентном соотношении, но тем не менее многие представители среднего класса пойдут на выборы.

В этот раз спектр кандидатов достаточно яркий. Представлен и либеральный спектр. Он больше всего вызывает поддержку у этой группы молодых городских интеллектуалов.

Практически все сегменты нашего населения, все основные социальные группы могут среди кандидатов найти тех, кто представляет их интересы. Так что, ожидания людей оправданы и переживать по поводу того, что нет графы «против всех», не стоит. Хотя, наверное, если бы эта графа была, то, может быть, процентов 5 еще подтянулось.

Сохраняется все-таки в населении и некоторых ее сегментах подход полного отрицания всякой власти, разочарования в ней. Эта группа обычно рассматривает любые выборы как повод высказать свое такое тотальное недоверие.

Однако главный фактор – активизация гражданской активности.

Нынешние выборы президента дают старт новому политическому процессу. Будут приняты новые законы о прямых выборах губернаторов, упрощенная регистрация политических парий. Активность гражданского общества не пропадет.

Когда начнутся выборы губернаторов, политизация гражданского общества уйдет на региональный уровень. Там начнет разворачиваться серьезная политическая конкуренция. Так что эти президентские выборы – начало новой эпохи развития политической системы в России.

Изменения в российском обществе начались не сейчас, и даже не в декабре 2011 года. Они начались летом-осенью 2009 года. Тогда мы вступили в новую полосу, где синхронизировались сразу несколько процессов. Первый процесс - это экономическая стагнация, стало понятно, что посткризисный рост у нас медленный и не очень вдохновляющий. Дальше стартовал резкий всплеск инфляции, затем началась «эпоха плохих новостей». Всего за несколько месяцев случились засуха, летние пожары, дальше массовая резня в Кущевке, дальше выступление националистов на Манежной, дальше ледяной дождь, и так далее и тому подобное.

 В совокупности все эти факторы показали обществу, что быстрого выхода из кризиса нет, и это подрубило  намечавшееся оздоровление общественной атмосферы. К сожалению, выйти из такой негативной полосы нам до сих пор не удается. Я воспринимаю декабрьские, январские выступления не как какой-то новый феномен, а как следствие, как одно из проявлений вот этого довольно напряженного, тяжелого периода в жизни нашей страны. Они, конечно, привнесли в него и новую грань, и новый аспект. Произошел раскол общества по линии «за Путина – против Путина», разделение на лоялистов и протестантов. Но это лишь как бы одна из дополнительных черт, ни в коем случае не базовая. И вот все эти факторы никуда не исчезнут после 4 марта. Я думаю, что даже будет некое обострение.
И пока бы я затруднился прогнозировать, когда же мы вырулим на  такую более здоровую, более оптимистичную, динамичную траекторию. Уверен, что вырулим, однако это дело не ближайших месяцев, скорее всего, это позже будет.

Что касается включения людей в политику, то трудно сказать, насколько оно имеет массовый характер. Даже если брать по верхней границе,  100 тысяч человек в Москве включились в политику. Это, конечно, невиданное явление с 93 года, но у нас в одной Москве 7,5 миллионов  избирателей, не говоря уже про 12 миллионов жителей. Про Россию и говорить нечего. Там митинги собирают 300-400 человек, а если 3 тысячи  выйдет в городе-миллионнике, то это уже большая радость для демократов.

То есть говорить о каком-то массовом росте политизации невозможно. По сути, мы видим очень узкую группу, но при этом очень активную,  которая монополизировала информационное пространство и активно пытается утвердить себя и убедить всех в том, что она и есть эта группа «завтрашнего дня», что за ней будущее и нужно срочно всем на нее равняться, под нее строиться. А кто не с нею, тот, значит, ретроград, реакционер и его нужно сбросить с парохода современности. Что это за группа?  Понятно, это так называемый, креативный класс, который, правда, ничего не креативит, кроме пиара, каких-то информационных сообщений в большом количестве, рекламы и прочего. То есть это как бы создатели смыслов, но весьма специфического характера. Они пишут в газеты, зачастую  преподают студентам, но они не делают ракеты, самолеты, тракторы и так далее, то есть они не заняты реальным производством, они все в сфере интеллектуального производства. И это их и достоинство, и слабое место. Достоинство состоит в том, что они действительно очень шумные, и их эффект информационного воздействии не сравнится с эффектом воздействия рабочего или даже начальника цеха Уралвагонзавода. Это просто как бы разные галактики.

С другой стороны, они конечно отрезаны от страны абсолютно, они не знают, как жизнь строится. Она им, в общем-то, глубоко не интересна, что там происходит в Нижнем Тагиле или даже в Калуге. Для них это никогда интересно не было. Им интересно, что там происходит в Берлине, в Париже или в Нью-Йорке. Они чужеродный элемент и, конечно, элемент опасный. Потому что более 10 лет мы живем в стране, где особо политикой никто не интересуется, не видит в ней смысла жизни, не видит решения в ней своих проблем. А это люди, которые вдруг в одночасье пришли в политику со всей страстью, с морализаторством, они производят впечатление людей, которые  верят в то, что говорят, в том числе, верят в то, что они единственные, кто владеет монополией на истину. И это, конечно, очень опасный активный элемент, уничтожить его нельзя, игнорировать тоже, а пойти на уступки - это будет самоубийством страны. Значит, надо искать пути интеграции его в существующую политическую систему. Для этого многим придется потесниться, придется изменить привычные им формы, методы, привычки своей властной политической работы. Вот это весьма болезненный процесс. Мягко он не пройдет.

Через несколько месяцев после выборов пути активистов разойдутся. Кто-то интегрируется в эту систему, кто-то уйдет. Можно посмотреть, что произошло с вождями 90-х годов. Мало, кто из них пришел в политику профессионально. Кто-то пришел – проворовался – попал под суд, или сбежал. А большинство из них сидит по домам и вспоминает о былых днях. Так что у всех все будет по-разному. Часть из них все же попытается себя реализовать, включившись в «тараканьи бега» в политике, как это обычно и происходит.   
 

Практически все кандидаты сумели считать те общественные запросы, которые транслировала активизировавшаяся часть среднего класса. И все без исключения кандидаты в своих кампаниях отталкивались от этого запроса. Другое дело, что кто-то из кандидатов пытался на нем играть, кто-то манипулировать, кто-то старался этот запрос парировать и нивелировать. Но тем не менее все абсолютно кандидаты этот запрос учли.

Во время нынешней президентской кампании, впервые, наверное, за последние лет 15, сформировалась новая ситуация. Потому что в предыдущем избирательном цикле, по большому счету, и власть, и ее оппоненты самостоятельно формировали повестку дня. Они, в принципе, раньше предлагали готовые блюда обществу, и вся избирательная кампания строилась вокруг этой повестки дня. То есть власть что-то формировала, оппозиция на нее как-то реагировала (критиковала или поддерживала), но фактически кандидаты варились в собственном соку. Сейчас мы видим, что впервые, с 90-х годов все кандидаты формируют собственную повестку, которая преломляется через общественное настроение, через настроения вот этого активизировавшегося среднего класса. И хотя, этот средний класс составляет по отношению ко всем избирателям почти абсолютное меньшинство, он своими действиями оказал очень серьезное влияние на избирательную кампанию. И самое главное, здесь в том, что в отличие от прошлых трех электоральных циклов, нынешнее оживление политики не закончится выборами.

Как раньше у нас было: думские и президентские выборы, и политика публичная заканчивается, дальше начинается аппаратная борьба. В этот раз завершением цикла политического транзита (парламентских и президентских выборов) публичная политика не закончится. Она просто перейдет в новую стадию. И в принципе, можно уже утверждать, что в Россию вернулась публичная политика. И вернулась она надолго.

После выборов начнутся другие процессы. Сейчас государство и общество столкнулось лишь с началом процесса. Сейчас мы видим не какие-то спонтанные акции протеста, как происходило на Манежке, где прокричали, выплеснули пар и вспомнили об этом через год.

Идет постоянный процесс давления на власть: на наших глазах формулируется политический запрос. В чем состоит этот политический запрос? Дело в том, что в России в нулевые годы сформировался средний класс, именно благодаря политике власти. Этот средний класс, по всем законам экономики, сформулировал потребительское отношение ко всему окружающему. Изначально это потребительское отношение транслировалось в основном на экономическую сферу, потом она стала трансформироваться на сферу социальную. Сейчас это начало трансформироваться и на политическую сферу. То есть люди привыкли выбирать из 10 сортов колбасы в супермаркете, и они хотят выбирать из нескольких политиков, чтобы выбор был настоящим.

Но пока до такого выбора, переноса своего потребительского отношения к жизни на политическую сферу дозрело меньшинство этого среднего класса. Это те, кто раньше всего вкусил плоды вот этой самой стабилизации и роста уровня жизни нулевых годов, это москвичи и петербуржцы, и чуть-чуть представители других городов-миллионников. Мы видим, что именно в Москве и Петербурге наиболее серьезные протестные настроения. В других городах пока это не так. Но, дело в том, что в других городах вот этот вот средний класс сформировался несколько позже. И пройдет год, два, три, и те же самые процессы, которые происходят в Москве и Петербурге, будут происходить в городах-миллионниках и более мелких областных центрах.

Там средний класс заявит о своих политических амбициях, о своей политической программе. Поэтому, я думаю, что у нас по крайне мере первая половина десятых годов пройдет под знаком политической активизации среднего класса. Этот средний класс с политической точки зрения осознает себя чем-то единым и у этого политического среднего класса неизбежно появится лидер, который вербализует его запрос. Пока я такого лидера не вижу. Все те, кто называет себя лидерами несистемной оппозиции - люди, которые либо не дотягивают до этого, либо они потеряли мандат доверия в 90-е годы и сейчас являются протухшим товаром. У среднего класса неизбежно в первой половине десятых годов появится лидер, который вербализует коллективное бессознательное этого класса.

Гражданская активность такого рода повлечет за собой создание социальных лифтов. Тот, кто сможет вербализовать мысли среднего класса, особенно на фоне раскручивания гаек в политической системе, облегчения регистрации партий, сможет сделать блестящую политическую карьеру. Он сможет рассчитывать на поддержку, по крайней мере, десятков процентов населения, если все правильно сделает.

Активность среднего класса отразится и на самих выборах. Если до последнего времени средний класс был абсолютно аполитичным, сейчас, судя по выборам в Госдуму, он пошел на выборы и голосовал за оппозицию. Сейчас произойдет то же самое. Хотя я не думаю, что это каким-то радикальным образом отразится на явке или результатах выборов. Пока политизированный средний класс составляет очень небольшую часть населения. Поэтому влияние этого среднего класса будет не велико.

Есть мнение, что российское общество только сейчас проснулось и только перед выборами заявило о себе. У меня другие соображения. Во-первых, никто из россиян вовсе не спал. Если люди не находятся в состоянии ажитации, волнениях и судорожных перепостах фотожаб, это еще не значит, что они спят. Они просто ведут нормальную жизнь: размышляют о жизни, деньги зарабатывают, думают о будущем.

Этот образ сонной страны, вроде пережитка времен крепостного права - «прощай немытая России, страна рабов, страна господ» - навязан нам. Да, действовал некий общественный договор с властью, почти негласный, когда та или иная социальная активность вполне укладывалась в некоторые рамки - и никакой опасности выйти за конституционное поле не несла.

Однако в последнее время возникли новые обстоятельства. Прежде всего, это выборы, оцененные разными слоями общества весьма противоречиво. Во-вторых, с экономической точки зрения, это кризис. Безусловно, общественный договор, который базировался на известном благополучии, был нарушен. На предвыборную сцену также возвращался политик, с которым связаны вполне определенные методы и цели руководства страной, и это не всем нравитися. И в стране, и в мире. Все это вместе сделало политическую жизнь более бурной.

Сказать, что мы являемся свидетелями какого-то острозаточенного социального протеста, нельзя. Разные группы протестующих разного хотят. Многие недовольны – это правда. Но недовольны по-разному.

Участники политического процесса, по-разному недовольные, даже отчаянно недовольные, или готовые на многое ради перемен, начинают оглядываться по сторонам и с интересом спрашивать: «Слушай, а в какой мы компании? Вот мы все чего-то хотим. Мы этого хотим, того хотим, сего хотим, а кто с нами?».

«Прокатим Путина» - такая вот наклеечка на машине. Допустим. «Вот кто с нами рядом едет? – могут вопросить активисты. - Какие же разные люди!» Тут и «думские старцы». Оппозиционные «старцы». Тут и молодые оппозиционеры, которые с удовольствием сожрали бы этих старых оппозиционеров кое с чем и даже не посолив. Тут вам и левые, совершенно очаровательные, с перекошенными лицами. У них лица или очень суровые, или сильно перекошенные в гримасе ярости. Они отлично понимают, что они смогут чего-то добиться, только когда вступают на неконституционное поле. В конституционном поле им придется пиджаки надевать, рубахи гладить, галстуки повязывать. А это же, в общем, смерть всему движению. И стилевая и сущностная. Поэтому они - только на площади, только в косухе, только с перекошенным лицом. Иная форма существования подобного рода политического деятеля уже не существует для них.

Оглядываясь по сторонам, приходишь к интересному выводу: если Собчак Ксения тоже «против», то, может, я уже за? Уж больно у меня разномастная, разношерстная компания.

Если взять системную оппозицию, то некоторым, думаю, второй раз так не повезет, как на парламентских выборах, потому что тогда протестный электорат просто так взял и накачал партию, которая, в сущности, не особо подлинная величина. Ядерный электорат партий распилен давным-давно и ясен. И вот здесь кое-кто может, конечно, получить голоса. Но я знаю проклятие российского креативного класса, который не умеет объединяться: ни на ровном месте, ни на кочке, ни на бочке, ни на чем.

Поэтому сейчас идет яркая дискуссия в Facebook - что нужно делать: рвать бюллетень или калякать на нем нехорошее слово? В каком случае будут выборы честнее? С порванным бюллетенем или с накаляканным? Я считаю, что надо выбрать кого-нибудь, да и поставить там галочку. А некого тебе выбирать – не ходи на выборы, в конце концов. Тоже, в общем, имеешь право, ты гражданин.

Есть и достаточно экстремистские порывы у оппозиции. Уже в блогах кто-то рассказывает: «Ребята, для того, чтобы добиться успеха, надо действовать так-то, захватывать снегоуборочную машину, идти на ОМОН свиньей и так далее». Так что найдутся и такие - страна у нас сложная, большая, много, кто найдется.

Ведь когда ты будишь утром своих родных людей, то примерно представляешь, что будет. Да и то можешь по голове получить: «Ты что забыл? Сегодня воскресенье!» А когда ты «будишь» целую страну, то кого ты там поднимешь и какую в ответ реакцию получишь - неизвестно. Проснуться могут вовсе и не «герцены», а сумасшедшие офицеры, которые сядут за руль снегоуборочного автомобиля, а потом мы долго, утирая кровавые сопли, будем разбираться, как допустили в стране такое.

Часть этих групп только и ждут того, чтобы власть сказала «Нет, будем жестоко подавлять». Они вздохнут с глубоким облечением и усядутся писать в Facebook про кровавую власть: «Вот вам исторический выбор этого быдла», «Нам пригрозили», «Вот и все», «Вот – пошли репрессии». Они опять впадут в это комфортное состояние.

Есть игроки пожестче. «Ребята, вы пойдете на какие-то действительно жесткие шаги?» А они так смело смотрят в глаза и говорят: «Если власть будет фигово реагировать – пойдем». Пугают они меня, человека в очках, или правда пойдут? Не знаю.

Тут уже и Ксения Собчак стальной взгляд приобрела неожиданно из-под модных очков. Уже не знаешь, на что они пойдут.

На мой взгляд, власть должна твердо сказать: все, кто вытащится на несанкционированные мероприятия, будут ударены по башке дубинами, загнаны в автозак, а потом посажены в тюрьму. Это очень важный момент. Все, кто выйдут на разрешенные, на санкционированные, легальные митинги – тем власть обеспечивает охрану, защиту и так далее.

Такое условие этой игры. Легальному, нормальному волеизъявлениям, демонстрациям – да. Борьбе, стрельбе, провокациям, безответственности, когда кто-то чирикнет, а потом погибнут люди – вот этому нет.

Если же говорить в широком смысле о протестной активности, то власть должна решать подлинные проблемы, которые еще яснее за это время стали видны. Их очень много – от социального неравенства, до родившегося нового класса, который требует новых рабочих мест, уважения к себе и т.д.

Но идет и спекуляция на этих проблемах, и надо отличать: кто-то пытается под эту «сурдинку» устроить нечто вроде февральской или оранжевой революции - а там хоть трава не расти? Или это люди действительно серьезно задумываются о будущем страны, о том, кем станут их дети, где они будут жить, как они будут работать? В этом всё дело.

Отличить легко: кто попрется на ОМОН – те провокаторы, негодяи и сволочи. А те, кто пойдет с любым плакатом мирно отстаивать свое право жить в конституционном поле – те граждане, несмотря на то, что я, может быть, и не согласен, с тем, что написано у них на плакате.

Данные по явке на 13:00 мск, согласно которым участие в выборах приняли уже 30,1% избирателей - это хороший результат. Уже проголосовало больше людей, чем голосовали на думских выборах в декабре прошлого года. Это очень высокая активность.

Что касается условий, созданных для контроля над выборами, я считаю, что в этом отношении выборы могут быть образцовыми. Ни в одной стране мира не предпринимается столь беспрецедентных усилий для того, чтобы обеспечить честное голосование и честный подсчет голосов. 

Эта выборная кампания сопровождалась высокой уличной активностью. Она отличается этим от всех избирательных кампаний последних десяти, а то и пятнадцати лет. Главной темой уличных выступлений была не столько поддержка тех или иных кандидатов, сколько отношение к действующей системе власти в целом (протест против нее или ее поддержка), и, соответственно, к нынешней системе выборов как части этой системы власти.

Не уверен, что возросшая гражданская активность приведет к серьезному увеличению явки, по сравнению с предыдущими президентскими выборами. Традиционно в президентских выборах участвует несколько большее количество людей, чем в парламентских. Нельзя исключать того, что явка будет несколько выше, чем на минувших парламентских выборах. Но пока говорить уверенно об этом не стоит.

На самом деле, ни фаворит гонки, ни его оппоненты по-настоящему мобилизационной кампании для привлечения явки все-таки не привели. Поэтому она будет на таком средневысоком уровне. Кроме того, как у сторонников действующей власти, так и у ее оппонентов преобладает убеждение, вероятно, в том, что выборы закончатся в один тур, их исход предрешен, и это тоже не способствует повышению явки.

Тем не менее, гражданская активность пробудилась и следующий этап – структурирование пространства гражданского общества. Структурирование, прежде всего, по политическим, идейно-политическим течениям. Самым естественным, логическим выходом этой активности было бы формирование новых политических сил или серьезное обновление существующих политических сил и участие в выборах разного уровня.

К тому же вполне эффективной себя показывает практика некоего публичного лоббизма, публичного давления на власть по конкретным решаемым вопросам, по темам, которые допускают рациональное формулирование претензий к власти и возможных решений. Это другое направление активности, которое необходимо осваивать.

Публичный лоббизм может касаться и дальнейшей либерализации политической системы, и социальной справедливости, и многих других сфер жизни и межэтнических отношений. Во всех этих темах есть возможность формировать эффективные публичные лобби. Это направление деятельности может быть в действительности более востребованным, чем формирование политических партий. Важно, чтобы всплеск гражданской активности протестного толка, который мы наблюдали в декабре и который мы, возможно, будем наблюдать в марте, был переведен в новое состояние, а именно в форму постоянного качественного прессинга и контроля системы власти. То есть, нужно перейти из режима взрыва в режим постоянного квалифицированного контроля. Как раз в этом и состоит, как мне кажется, задача развития политической среды в России.

Гражданская активность также может стать стимулом для создания новых социальных лифтов. Но пока максимум, на что мы можем рассчитывать, это появление каких-то нескольких новых лидеров или новых имен, или актуализация нескольких старых имен. Пока такие социальные лифты не заработали, несмотря на то, что энергии в гражданском обществе заметно прибавилось. Инфраструктура гражданского общества пока качественно не изменилась, и социальные лифты все-таки привязаны к конкретной инфраструктуре, к конкретным проектам, к конкретным механизмам финансирования и так далее.

Инфраструктура гражданского общества качественно не изменилась после начала этих массовых выступлений, поэтому и социальные лифты новые не создались.
 

В ночь с 4 на 5 марта Россия вряд ли одномоментно изменится, причем, по нескольким причинам. Во-первых, потому, что процесс изменений происходит постоянно. Другое дело, что одни изменения носят явный характер, другие – латентный.

Во-вторых, революционных изменений я не ожидаю еще и потому, что общество имеет представление о политических пристрастиях и стилистике политического лидерства наиболее вероятного победителя выборов. Хотя и человек, и общество претерпевают постоянную эволюцию, вместе с тем и общество в ночь с 4 на 5 марта, и страна, и сам лидер, не изменятся радикально, хотя поступательные и эволюционные изменения продолжатся.

Что касается изменений в обществе за последние годы, то их нужно рассматривать в контексте. И я бы сказала, что здесь методологически эффективной является концепция цикличности.

Позднесоветский период был периодом чрезмерной стабильности. К концу этого периода общество исчерпало парадигму стабильности, сформировался запрос на перемены. Ответом на эти запросы бурные девяностые годы. Они были бурными во всех отношениях: экономическом, политическом, и даже психологическом. Это была очень глубинная трансформация, очень глубокая встряска, от которой и отдельный человек, и общество устали. Сформировался запрос на стабильность. Ответом на уже этот запрос стали, в свою очередь, двухтысячные годы, которые во многом способствовали закреплению ситуации девяностых годов, отдыху и отдельных людей, и общества в целом.

К концу десятых годов эта парадигма, в свою очередь, была исчерпана, общество, если угодно, восстановилось от потрясений девяностых годов, осознав потребность в переменах и развитии. Большинство людей вышли на митинги после парламентских выборов, ведомые именно этой потребностью. Это логично, потому что на улицы, как правило, выходят не голодные люди, а люди вполне благополучные, но ощущающие, что некоторые из их потребностей не удовлетворены. Во многом это привело к активизации гражданской активности в период после парламентских выборов.

Участие в массовых мероприятиях разных социальных групп при этом не говорит о том, что их потребности совпадают. Не случайно на первых массовых митингах, - на Болотной и на Сахарова, организаторы выдвигали лозунги ухода Путина, а большая часть рядовых участников пришла под лозунгом «За честные выборы». И уже это показывает, что лозунги, потребности и мотивы, которые привели на площадь разных людей, не совпадают. Это не был единый организм, были разные мотивы, разные требования и разные потребности, соответственно.

Я думаю, что сегодня можно говорить о размежевании и внутри элиты, и в большом обществе. И, естественно, об усилении размежевания между элитами и обществом. Речь идет об очень разнообразных линиях размежевания.

Что касается размежевания в элитах, то, очевидно, что кристаллизация этих размежеваний произошла после известного съезда «Единой России» в сентябре прошлого года, и это отразилось частично и на результатах парламентских выборов, и усилило напряжение между действующей властью и оппозицией. Что касается линии между большим обществом и элитой, то значительная часть общества, прежде всего, городской средний класс, не удовлетворены существующей ситуацией вследствие закупорки каналов вертикальной мобильности. Потому что качественное образование и высокая квалификация, к сожалению, сегодня не являются основанием для вертикальной мобильности. Кроме того, есть ощущение в обществе, что мы топчемся на месте, что текущий период может стать периодом упущенных возможностей. Высокие цены на нефть принесли достаточно ощутимые доходы в казну государства. В обществе возник вопрос о том, насколько эффективно используются эти дополнительные доходы. Есть неудовлетворенность современным состоянием здравоохранения, образования, социальной сферы в целом. Есть ощущение, что вся эта сфера в целом требует большего внимания и большего инвестирования. Есть впечатление, что технологический прорыв, о котором так много говорят, все-таки не состоялся. Одним словом, социальные сегменты, которые связаны с передовыми укладами и передовыми социальными технологиями, требуют реализации социального развития.

И, конечно, есть потребность политически активного сегмента общества в расширении политического участия. Реформа политической системы в 2004 году (отмена выборов губернаторов, переход к пропорциональной системе формирования Думы) купировала каналы выплеска социального напряжения и политической активности. За прошедшие семь-восемь лет эта активность накопилась, и она требует выхода.

В ближайшее время мы станем свидетелем заметного оживления политической активности, прежде всего, в связи с принятием новых правил регистрации партий с понижением порога численности. Пятьсот человек – это очень небольшая группа людей. Поэтому оживление активности будет, плюс участие этих структур в выборах губернаторов. То есть, и на региональном, и на федеральном уровне оживление будет, вне всякого сомнения. Но я бы не сводила проблему обновления элит только к оживлению деятельности политических партий и выборам губернаторов. Точнее, на региональном уровне процесс выборов губернаторов приведет к частичному обновлению региональной элиты.

Что же касается федеральной элиты, то я бы не стала однозначно сводить этот процесс к оживлению деятельности политических партий. Это процессы параллельные. Анализ прошедшего двадцатилетия показывает, что взрыв многопартийности не обязательно чреват изменением состава политической элиты на федеральном уровне. Какие-то подвижки возможны, однако не стоит сводить обновление состава федеральной элиты к продвижению лидеров новых политических партий в состав политической элиты.

Проблемой для вертикальной мобильности является именно коррупция. Я никак не разделяю мнение тех, кто считает, что коррупция непобедима. Мировой опыт свидетельствует о том, что это явление можно побороть и достаточно быстро. Есть определенные технологии, отработанные решения этой проблемы, поэтому я думаю, что здесь необходим только главный фактор для победы над коррупцией – политическая воля. Тогда проблема будет решена, и проблема закупорки каналов вертикальной мобильности соответственно станет на порядок или несколько порядков более простой.